громаднейшая, на всю оставшуюся жизнь хватит… Однако не всегда же книгам об истории общества быть хронологическими сборниками полезных сведений, списками любопытных событий, тенденциозных обвинительных актов против тех или иных лиц или партий и т. п. «…До тех пор, пока личный произвол историков будет играть главную роль в истории, она останется искусством, а историк — художником. Первый шаг науки, это —
закон; первое условие закона, это
— формула. Если бы можно было подчинить не только схему истории, но самый ее материал — формулам, она сделалась бы наукой».
Но это дело будущего, а пока неплохо бы резюмировать, обобщить как-то уже написанное и напечатанное.
15 августа начальник караула ордонансгауза рапортует санкт-петербургскому коменданту: «Содержащийся во вверенном мне карауле под арестом артиллерии полковник Лавров обратился ко мне с просьбой о исходатайствовании у Вашего Высокопревосходительства о допуске к нему к свиданию дочь (так в документе. — Авт.) отставного артиллерии капитана Елизавету Александровну Лобову, каковую просьбу представляю на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства».
Елизавета Лобова была родной сестрой одного из учеников Лаврова по Артиллерийской академии, Александра Лобова. А рвалась она на свидание к Лаврову для того, чтоб обговорить с ним условия договора на издание сборника его статей, которое брался осуществить издатель Н. Поляков. 9 сентября Николай Поляков, и, по доверенности Лаврова, Елизавета Лобова скрепили такое соглашение своими подписями. Речь шла в нем о предоставлении Полякову права на первое издание сборника произведений Лаврова «За десять лет» объемом около 70 печатных листов. Причем по еще одной, второй уже, доверенности договор от имени Лобовой подписывает Владимир Викторович Лесевич; он также был учеником Лаврова и частым посетителем его дома. Впрочем, хлопоты оказались напрасными: сборник этот света так и не увидел…
29 августа умирает Муравьев. 3 сентября повешен Каракозов. 6 сентября Лавров предстал перед судьями. Председательствовал презус комиссии военного суда генерал-лейтенант Ивашиицов. Кратким было это заседание.
Через неделю, 13 сентября, на очередном заседании суда Лаврову задали три вопроса.
1. Что это за статья «Тайная полиция и гласность», найденная в его бумагах? — Лавров объяснил, что это всего лишь часть статьи «Мысли вслух…», о которой он уже говорил (наверное, именно при этом произошел инцидент, описанный впоследствии со слов Лаврова В. Жандр-Никитиной: «Подвергнутый допросу по поводу бумаги, найденной у него, написанной как чужой рукой, так и его, обвиняемый ответил, что за ним переписывала его жена… А этот, другой почерк? — Это почерк моей сестры. — Где же она? — Она умерла. — А это письмо? — Оно от «х», убитого при осаде Севастополя. — Вы нам называете только мертвых! — вскричал один из членов трибунала. — Вы ожидаете, что я назову живых? — гордо ответил обвиняемый. Судьи были сконфужены, опустили головы и более не настаивали»).
2. Подтверждает ли Лавров объяснения, данные следственной комиссии? — Да, подтверждает.
3. Не имеет ли он еще что-либо прибавить — «как для большего разъяснения обстоятельств дела, так и для Вашего оправдания»? — Прибавил Лавров немного: стихи свои он, возможно, читал своим близким. Да вот еще что: при преобразовании «Артиллерийского журнала» он был года 2–3 помощником редактора, составлял статьи по военным наукам и артиллерии из заграничных журналов. «Относительно же обстоятельств, которые могут служить к моему оправданию, мне самому говорить нечего, но полагаю, что начальство Артиллерийской академии, знающее мою службу как преподавателя в продолжение 22 лет, могло бы, может быть, сказать что-либо в мою пользу».
Выслушав подсудимого, судьи решили просить академию о доставлении послужного списка Лаврова. Список этот был получен (22 сентября) и приобщен к делу, но получен не из академии, а из инспекторского отдела Главного артиллерийского управления, поскольку после приказа царя об «отчислении» Лаврова от академии все письменные сведения о нем были переданы туда.
22 сентября комиссия суда решает привести дело к окончанию, 30-го у Лаврова берут подписку о том, что пристрастных допросов ему делаемо не было. Составленная по материалам суда выписка была прочитана Лаврову.
19 октября последовал приговор. Лавров признавался виновным: а) в сочинении четырех «преступных» стихотворений; б) в хранении у себя как этих стихотворений, так и многих других, а также разных статей «преступного и предосудительного содержания»; в) в намерении проводить вредные идеи в печать (доказательством чему служила будто бы записка к Тиблену); г) наконец, в принятии на себя обязанностей старшего члена редакционной комиссии и временного председателя собрания не разрешенного правительством общества — «Издательской артели».
За сочинение стихотворений Лаврову полагалось бы заключение в крепость от 2 до 4 лет с лишением некоторых особых прав и преимуществ, но, поскольку они сочинены были давно и о них «не было никому известно» (это о стихах-то, ходивших в многочисленных списках и частью напечатанных Герценом!), то это наказание отменялось. За все же остальное полагалось Лаврову сверх содержания под арестом во время следствия еще три месяца гауптвахты…
В общем, очень мягким был объявленный Петру Лав-ровичу приговор. А может, то сыграло роль, что Муравьев скончался? Ведь были же и среди крупных тогдашних сановников люди, отрицательно относившиеся ко «всей системе» Муравьева.
Но тут последовала неожиданность: ознакомившись с приговором, согласившись с ним, генерал-адъютант Баранцов счел, однако, «неудобным, чтоб полковник Лавров оставался на службе в артиллерии». Это мнение, вероятно, и сыграло определяющую роль в дальнейшей судьбе Лаврова.
Поступившее на ревизию в Аудиаторский департамент, дело Лаврова рассматривалось там 3 января 1867 года. Определение генерал-аудиториата было следующим: от ответственности за сочинение преступных стихотворений, в виду давности лет, освободить; за все остальное — заслуживает заключения до 3 месяцев и денежному штрафу до 100 рублей серебром, но, учитывая восьмимесячный арест, освободить и от этого; бумаги, относящиеся до хозяйственных и домашних дел Лаврова, ему возвратить… Значит, свобода?
Не тут-то было! А образ мыслей?! Освободив Лаврова от уголовного наказания, аудиториат не счел возможным вообще оправдать его. Лавров признавался виновным в том, что «как сочинением и хранением статей преступного содержания, так и близкими отношениями с лицами, изобличенными в государственных преступлениях, и высказываемым им явным сочувствием, а в особенности — письмом к книготорговцу Тиблену, выражающим намерение распространять в обществе противоправительственные идеи, явно обнаружил вредный образ мыслей, который не только в занимаемой им должности преподавателя в Михайловской Артиллерийской академии, но и вообще на государственной службе терпим быть не может». Поэтому генерал-аудиториат счел необходимым: «полковника Лаврова, уволив от службы, без преимуществ оною приобретенных, отослать на житье в одну из внутренних губерний, подчинив на месте жительства строгому надзору полиции и воспретив въезд в столицы». Восемь генералов подписали это заключение.
5 января на всеподданнейшем докладе генерал-аудиториата по этому делу Александр II
