Техас нахмурился.
— Это всё ты. ― Он бросил ложку и, сложив на груди руки, откинулся на спинку стула. ― Я стараюсь, объясняю, что нецензурная брань ― это плохо, а ты поощряешь, да?
— Боже, Сейдж, хватит, ― выдохнула Тейлор. ― Мне уже давно не пять.
— Вымою, ― повторил он, убеждая её в этом взглядом, ― с мылом.
Тейлор хотела возразить ― я ясно это видел; или просто понимал, что мне бы возразила ― но вместо этого она молча потянулась к своей чашке. Не знаю, как у Техаса это выходило, но, несмотря на то, что они вечно воевали, словно по углям раскаленным ходили, только он один имел на неё такое влияние.
Блин, да даже я такого влияния не имел. На собственную сестру.
Чем этот добряк её брал?
Подумать об этом не дал громкий и настойчивый лай. Баффи села в центре кухни, выжидающе оглядев каждого из нас, а затем снова гавкнула.
— Кажется, твоя Чубакка27 хочет на улицу, ― усмехнулся я.
— Баффи, ― заметила Никки, ― её зовут Баффи.
— По мне, так Чубакка ей больше к лицу. Такая же странная, мохнатая и любит искать на задницу приключения.
Словно поняв, что я говорю о ней, Баффи повернулась ко мне и громко гавкнула.
— Не обижайся, девочка. ― успокаивающе произнес Сейдж. ― Чуи был добрым, отважным и отлично пилотировал.
— Эй, на чьей ты стороне? ― возмутился я.
— Я погуляю, ― усмехнулась Тейлор, а затем задорно хлопнула в ладоши, ― Баффи, пойдем!
Чубакка довольно заскулила и рванула к двери, при повороте впечатавшись в стену.
Я усмехнулся.
— Пойду проконтролирую, ― улыбнулся Техас, ― не дай Бог собаку потеряет.
— Я всё слышу!
Никки собрала тарелки и подошла к мойке, а я понял, что вновь на неё засмотрелся. Не знал, сколько времени прошло, очнулся, когда её мобильник заревел от вибрации.
Бездумно опустил на экран глаза и прочитал:
«Пять дней, Николь».
«Часики тикают. Времени всё меньше».
«Не ошибись».
Боб.
Пальцы самопроизвольно сжались в кулаки. Мне даже показалось, что хрустнули.
Для того, чтобы сложить два и два, много времени мне не потребовалось.
— Хочешь фильм какой―нибудь посмотрим?
— Ты виделась с Бобом?
Никки замерла, даже моргать не осмеливаясь, и я без слов понял ― виделась.
— Он тебе эсемеску написал, ― пояснил, и она тут же опустила глаза на телефон.
Хотела взять его, посмотреть ― видел, но её будто бы что―то останавливало.
— Я собиралась сказать.
— И почему же не сказала?
— Не знала, как.
Мы одновременно замолчали, переваривая происходящее.
Молча. Спокойно.
Хотя едва ли меня в данный момент можно было назвать спокойным.
Ни хрена я спокойным не был.
— На что он дал тебе пять дней?
Никки сглотнула и, облокотившись о мойку, выдохнула.
— На то, чтобы я вернулась. К… нему.
— Он угрожал тебе? ― она молчала. ― Никки, он тебе угрожал?!
— Я… не знаю… всё так сложно и…
Сука. Да нужно было быть клиническим дебилом, чтобы этого не понять.
— Почему ты мне не сказала? ― вскипел, взорвался, признаюсь. ― Черт, Никки, мы ведь договаривались, что пройдем через это вместе!
— Я злилась на тебя, ясно?!.. ― закричала она, а затем осеклась, продолжая уже тише. ― Думала, что смогу разобраться со всем сама. Потому что надеялась, что Боб любит меня по―настоящему, так как они всегда любили… ― увидел, как её вновь накрывает. Мою девочку. Как её трясет от обиды и злости. Маленькую, беззащитную. ― А после того, как мы… после того, как наши отношения изменились, я поняла, что боюсь… боюсь сказать тебе, что мой дядя, мой единственный родной человек, клялся разрушить мою жизнь, если я не вернусь в Хьюстон через неделю. Боюсь сказать тебе, что не представляю своей жизни без того что делаю. Что холст и краски ― моё всё! Потому и ты успел стать моим всем! И выбирая между вами, я на части разрываюсь!..
Понимал, что ещё немного и Никки рухнет на холодный кафель.
Подорвался, подхватил её и так сильно, как только мог, прижал к себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она уткнулась носом в мою грудь, смяла пальцами ткань футболки, и я почувствовал, как та намокла.
Они виделись два дня назад. Два дня… пазл в голове, наконец, полностью сложился.
— Ты поэтому плакала тогда? Ты с ним на встречу ходила?
— Да, ― дрожащим голосом прошептала она, а у меня внутри будто бульдозер проехался. Каким я был идиотом. Каким…
Твою ж мать.
— Мы справимся с этим, Никки. Я тебя не оставлю.
Почувствовал, как она неуверенно вертит головой.
— Мы ничего не сможем сделать. Закон на его стороне. У нас контракт, Мак. А по контракту я обязана быть с ним.
— В каждом контракте должны быть лазейки. И мы их найдем.
Некоторое время Никки молчала, а затем подняла на меня своё заплаканное лицо.
— Ты собираешься подключить юристов?
— Точнее, одного. Но лучшего. Она, что говорят, настоящая акула правосудия.
Никки
Камилла Бэлфи оказалась совсем не такой, какой я её представляла.
Мак описал своего юриста, как свирепую, кровожадную хищницу, и я ожидала увидеть суровую женщину в красном костюме с бездушным ледяным взглядом, но прямо к нам направлялась красивая молодая девушка с невероятно мягкими чертами лица и волосами оттенка пепельно―белый блонд. Я знала этот оттенок, мне всегда хотелось такой же. Она улыбнулась нам и, махнув рукой, ненадолго задержалась у стойки.
— Э―эм, ты уверен, что именно так выглядит акула правосудия?
Мак усмехнулся, а я ни на шутку занервничала.
Боб, конечно, не был всемогущим, но у него были связи. И неплохие.
Его адвокаты в самом деле походили на хищников, и я начинала сомневаться, что Камилла сумеет им противостоять.
— Ками только с виду такой ангел. В душе же она сущий дьявол. ― Мак приобнял меня немного крепче, а затем нежно поцеловал в висок. Я расслабилась, но скрыть своей потерянности всё равно не смогла.
— Простите за опоздание. Клиент никак не мог определиться с датой слушания.
— Ты… и адвокат тоже? ― я хлопнула глазами и, подняв на меня глаза, Камилла снова улыбнулась.
— И адвокат, и нотариус…
— …и юрисконсульт, ― добавил Мак. ― Ками хороша во всех областях.
— То есть… совсем во всех?
— О, я любознательная, ― отмахнулась она, и, уловив мою потерянность, Мак широко улыбнулся.
— Просто Никки считает, что ты не похожа на акулу.
— Возможно. Но мы обе совершенно точно потрясающе смотримся в сером.
Я улыбнулась и, кажется, окончательно расслабилась.
Мы разговаривали больше часа. И за это время я успела проникнуться к Камилле.
Она показалась мне умной, смелой, искренней. Тем редким человеком, который пойдет до самого конца, рискнёт всем, что имеет, но сделает всё, чтобы добиться справедливости. И это очень подкупало.
Она задавала мне вопросы ― я отвечала.
Камилла внимательно слушала, затем останавливала меня и указывала на конкретные детали. Что―то откровенно ей не нравилось, а в чём―то она видела отличную возможность выиграть суд ― если, конечно, таковой будет.
Мы с Маком заранее нашли мой контракт на рабочей почте и отправили его Камилле. Так что на встречу она пришла уже подготовленной.
В какой―то момент я замолчала, слушая, как Мак и Камилла обдумывают стратегию моего поведения, придумывают план. И поняла, что боюсь. Снова.
Мне было страшно, потому что я знала своего дядю.
Любила, оправдывала, порой жалела. Но очень хорошо знала.
Он был из тех самых людей, которые готовы идти по головам, втаптывать в грязь и любыми способами ― даже самыми низкими ― добиваться своей цели.
Боб Томпсон не знал, что такое совесть.
А понятия нравственность и мораль давно исключил из своего словаря.
Я ужасно не хотела втягивать в свои проблемы Камиллу. Втягивать Мака. Особенно Мака. И всю его семью ― Тейлор, Сейджа. Потому что боялась за них.
