«Пусть твое прошлое будет приятным воспоминанием, будущее наполнят восторг и тайна, а настоящее станет прекрасным мгновением, которое подарит истинную радость».
Приложенная открытка сообщала, что это кельтское благословение для Берти «с любовью» от Луизы. Сэди поморщилась и шлепнула кусок сыра между двух ломтей хлеба. Луизой, конечно, двигали добрые побуждения, но что бы сказала Рут? Бабушка терпеть не могла подобную сентиментальщину, и, насколько Сэди знала, Берти тоже.
Взяв бутерброд, Сэди поднялась к себе в комнату и устроилась у окна, положив блокнот на колени. Клайв не разрешил взять папку с материалами домой, но предложил Сэди выписать все, что нужно, прямо у него за столом. Конечно, Сэди ухватилась за эту возможность и торопливо строчила у себя в блокноте, а потом в дверь постучали и вошла тучная женщина с парочкой лишних подбородков.
– Сэди, это моя дочь, Бесс! – крикнул Клайв из коридора вдогонку гостье. В его голосе звучали панические нотки. – Бесс, это Сэди, моя…
– Партнер по бриджу.
Торопливо сложив документы, Сэди спрятала папку, поднялась навстречу женщине и протянула ей руку. Они наскоро обменялись вежливыми приветствиями, Бесси сказала, что очень рада, наконец-то отец нашел приличное хобби, а потом Сэди попрощалась, пообещав заглянуть на следующих выходных и «сыграть еще партию».
Сэди планировала сдержать обещание. Она успела лишь вкратце ознакомиться с содержимым папки. Там лежали сотни различных документов; времени хватило только на хронику расследования.
Через два дня после того, как Тео Эдевейна объявили без вести пропавшим, полиция организовала самые масштабные поиски в истории Корнуолла. Каждый день сотни местных жителей приходили с рассветом, горя желанием помочь, а вместе с ними в поисках участвовали сослуживцы Энтони Эдевейна по батальону. Прочесали все побережье, поля и лес. Полиция обошла все дома в округе, мимо которых мог бы пройти похититель с ребенком.
По всему графству разослали фотографии Тео, а через несколько дней родители обратились к общественности через газеты. Пропажа ребенка стала главной новостью, бередя воображение людей, и полицию завалили информацией, в том числе анонимной. Проверили все версии, даже самые бредовые и маловероятные. Двадцать шестого июня полиция обнаружила тело Дафида Ллевелина, но, как сказал Клайв, несмотря на возникшее было подозрение, установить связь между пропавшим ребенком и самоубийством писателя так и не удалось.
Расследование продолжалось; восьмого июля на помощь местной полиции приехали полицейские из Лондона. Почти сразу за лондонскими полицейскими объявился легендарный частный детектив, бывший инспектор полиции Кит Тирелл, которого наняла лондонская газета. Тирелл уехал через неделю, впустую потратив время; вскоре вернулись домой и лондонские полицейские. Осень сменилась зимой, поиски постепенно свернули, так как полиция больше не могла работать впустую. После трех месяцев скрупулезного расследования не нашли ни новых свидетелей, ни новых следов.
В течение нескольких лет полиция периодически получала кое-какие наводки, все тщательно проверяли… Безрезультатно. В тысяча девятьсот тридцать шестом году местная газета получила письмо якобы от похитителя Тео, но оно оказалось фальшивкой. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году медиум из Ноттингема заявил, что останки мальчика зарыты под цементным фундаментом сарая на местной ферме, однако там ничего не нашли. В тысяча девятьсот тридцать девятом году полицию вызвали в дом престарелых в Брайтоне, где доживала свои дни Констанс Дешиль. Новую сиделку встревожили горестные стенания пожилой женщины, что милого ее сердцу малыша убил близкий друг семьи. Сиделка, которая выросла в Корнуолле и знала об исчезновении ребенка, сопоставила факты и позвонила в полицию.
«Она сильно горюет, – сообщила сиделка полицейским. – Все твердит о потере ребенка, говорит о снотворном, которое дали, чтобы он замолчал». Многообещающая зацепка, особенно если вспомнить о пропавшем флакончике со снотворным, но и этот след никуда не привел. Констанс Дешиль не смогла снабдить полицию достоверной информацией, то и дело пускалась в сбивчивые рассказы о своей дочери Элеонор и мертворожденном младенце. Когда вернулся из отпуска врач, много лет наблюдавший пожилую женщину, полицейские опросили его, и он подтвердил, что у пациентки поздняя станция старческой деменции, а обвинение в убийстве всего лишь одна из тем, к которой постоянно возвращается ее пошатнувшийся разум. Врач сказал, что старуха вполне могла бы рассказать еще одну любимую историю – о приглашении в королевский дворец, где на самом деле никогда не была. В общем, все осталось на том же месте, что и в конце июня тысяча девятьсот тридцать третьего.
Сэди швырнула блокнот на дальний конец скамьи. Тупик.
* * *Вечером она отправилась на пробежку. Было тепло, в воздухе попахивало дождем. Сэди бежала по тропинке через лес, и ритмичный стук шагов помог немного упорядочить рой мыслей. Она изучала заметки по делу как одержимая («чокнутая», сказал бы Дональд), и теперь голова трещала.
Солнце почти село, когда Сэди достигла Лоэннета, высокая трава на лугу из зеленой стала лиловой. Собаки уже привыкли добегать до самого дома, и Эш неуверенно заскулил, когда Сэди остановилась. Рэмзи, как всегда, держался особняком и сновал неподалеку.
– Нет, ребята, не сегодня, – сказала Сэди. – Уже поздно, а я не хочу бродить по лесу в темноте.
Она подняла большую гладкую палку и швырнула на луг, утешительный приз для псов. Они бросились следом, отталкивая друг друга. Сэди улыбнулась, глядя, как они сражаются за вожделенную добычу, потом ее взгляд упал на тисовую рощицу. Свет постепенно мерк, сверчки на опушке леса завели вечернюю песнь, и сотни маленьких скворцов вились над темнеющим подлеском. Там вдали, за зелеными зарослями, дом готовился к очередной ночи. Сэди представила, как последний луч солнца соскальзывает с витражных окон, над озером раскидывается густо-синяя прохлада, одиноко горбится крыша.
Трава щекотала ноги, и Сэди рассеянно дергала былинку за былинкой. Бездумное действие успокаивало, и внезапно вспомнилась заметка из самодельной газеты сестер Эдевейн: как сплести лодочку из травы. Сэди решила попробовать и взяла две плоские травинки, чтобы сплести их наподобие косички. Пальцы не слушались, детская забава оказалась чересчур сложной: Сэди давно не занималась кропотливой ручной работой.
Вдруг ее осенило, что один из персонажей книги, которую она сейчас читала, упоминал о том, как в детстве летом плел лодочки из длинных стебельков травы. Не такое уж и большое совпадение. Вполне естественно, что автор, наделяя своих героев мыслями и воспоминаниями, обращается к собственному жизненному опыту. Именно это имел в виду Клайв, когда говорил о том, как читал романы Элис Эдевейн между строк в поисках зацепок, которые помогли бы пролить свет на исчезновение Тео. Клайв, кстати, не сказал, что поиск увенчался успехом, наоборот, упомянул об этом с кривой, самоуничижительной усмешкой, словно предлагая посмеяться над его отчаянными попытками найти достоверную информацию. Сэди задумалась, впрочем, не столько о книгах Э. С. Эдевейн, сколько о том, могла ли Элис знать что-то важное и все годы хранить это в тайне.
Может, потому Элис и не отвечает на письма, что чувствует себя виноватой? Клайв прав, виновные делятся на две категории: тех, кто постоянно путается под ногами, стараясь «помочь» сыщикам, и тех, кто сторонится полиции как чумы. Относится ли Элис ко второму типу? Видела ли она что-нибудь той ночью и верна ли догадка Клайва, что Элис хотела рассказать об этом полиции, потому и подходила к дверям библиотеки? Может, именно Элис поведала Роуз Уотерс о туннеле, или она даже видела няню в канун Иванова дня?
Нет, всего этого мало. Предположим, Элис рассказала Роуз о туннеле – и что? Не такое уж страшное прегрешение, чтобы лгать, тем более когда пропал малыш. Разве только у Элис была еще какая-то причина не выдавать Роуз Уотерс… Сэди недовольно помотала головой. Нет, нужно отвлечься, прийти в себя и перестать генерировать версии.
Эш победил, подбежал к хозяйке и с гордым видом уронил к ее ногам палку. Умоляюще посопел и подтолкнул палку носом.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала Сэди, потрепав его по ушам. – Еще разок.
Она швырнула палку, и собаки, залаяв от удовольствия, припустили за ней по траве.
По правде говоря, выйдя из дома Клайва, Сэди несколько охладела к версии о том, что виновата няня Роуз. Как ни крути, похищение ребенка слишком экстремальный поступок для здравомыслящей в целом женщины. Судя по протоколам и отчетам, – а их в деле скопилось немало! – Роуз Уотерс была в здравом уме. Говорили, что она «исполнительная», «привлекательная» и «энергичная», с безупречной характеристикой. За все десять лет службы у Эдевейнов она только раз брала месячный отпуск, и то потому, что ее вызвали по «семейным делам».
