Кроме собственной больницы на фабрике работают приют, столовая и училище для работников и их детей.
На фабрике молодая женщина знакомится с приказчиком Степаном Чистовым, происходившим из семьи обеспеченных крестьян. Тот на паях с братом Алексеем, будущим депутатом IV Государственной думы, владеет небольшим, но доходным мыловаренным заводом в Мещанской слободе. Эти отношения перерастают в глубокие взаимные чувства, и Степан Иванович делает Екатерине предложение выйти за него замуж. А вот дальше события развивались, как классический детектив…
Екатерина Павловна (а как мы понимаем, женщина она была чрезвычайно энергичная, да и на кону у неё была счастливая жизнь с любимым и обеспеченным человеком) решила пойти самым простым путём – через признание её мужа в совершённой им измене. За сравнительно небольшое вознаграждение Николай Гимер был готов взять на себя вину за «оскорбление святости брака» прелюбодеянием, к тому времени он уже стал коренным обитателем ночлежек на Хитровке – торговых рядов, построенных в районе московского Китай-города на средства сенатора Александра Павловича Протасова и гражданского губернатора Архангельской губернии Платона Викторовича Степанова[63].
Мы не знаем, конечно, где конкретно проживал интеллигентный алкоголик Николай Гимер в криминальном центре старой Москвы. Вряд ли это был дом Румянцева, где располагалась «квартира странников», или Дом-Утюг Кулакова, где была самая страшная ночлежка с подземными коридорами. Учитывая, что он был хорошо образован, грамотен и обладал красивым почерком, скорее всего, бывший чиновник нашёл себе пристанище в доходном доме Бунина, где в ту пору обитала нищенская «аристократия». Талантливые мошенники, постоянно нуждаясь в деньгах, разработали эффектную схему для получения небольшого, но стабильного дохода. В дома, расположенные на богатых московских улицах, направлялись слезливые письма с просьбой о помощи, после чего на следующий день к адресату приходил опрятно одетый господин (костюм брался напрокат у «раков» – хитровских портных, перешивавших ворованные вещи, они жили здесь же) за деньгами. Заработок был вполне сносный – примерно 1 рубль в день. Здесь, кстати, обитал и постоянный переписчик Л.Н. Толстого Александр Петрович Иванов, тоже ставший прототипом персонажа пьесы «Живой труп» Ивана Петровича Александрова. Он, кстати, продавал за бутылку водки или просто дарил толстовские черновики, благодаря чему многие рукописи сохранились.
Первоначально Екатерина Павловна планирует действовать по закону, для чего в конце 1894 года подаёт прошение в Московскую духовную консисторию, то есть епархиальное управление при правящем епископе, о расторжении брака, но 7 декабря 1895 года ей было отказано в разводе из-за недостаточности представленных доказательств. Тем не менее митрополит Московский, рассматривая ходатайство, наложил резолюцию на материалы по этому делу с указанием чиновникам консистории допросить свидетелей совершённого прелюбодеяния, то есть в этом случае надежда на благоприятный исход ещё оставалась. Но вместо того, чтобы отработать выбранную версию в деталях, подготовить свидетелей, которые, как оказалось, ещё не были допрошены, как и документы, подтверждающие её, а ещё лучше – обратиться за содействием к городовому второго полицейского участка Мясницкой полицейской части Ф.И. Рудникову (он был неформальным хозяином Хитровской площади и совершенно точно мог решить такой несложный для него вопрос), Екатерина решила осуществить новый и самый авантюрный план, который казался ей на тот момент рациональным и вполне исполнимым: теперь её супруг должен был исчезнуть. Если бы заявление о расторжении брака подал сам Николай Гимер, то формальных проблем могло бы не возникнуть – его законная жена уже длительное время открыто проживала с С.И. Чистовым в его квартире. Но увы… Как мы видим, статус гулящей женщины, да и возможная ответственность за измену супружескому долгу в виде нахождения в монастырской тюрьме Екатерину не устраивали.
Кстати, во время судебных слушаний прелюбодей должен был заявлять о том, что исправляться не собирается и планирует прелюбодействовать и дальше.
Не особо получалось и с безвестным отсутствием Николая Гимера по известным бюрократическим причинам.
Оставался, конечно, вариант признать супруга физически неспособным (ст. 242 Устава), но такой иск подавался не ранее как «токмо чрез три года после совершения брака», и в этом случае духовные власти практически исключили возможность для мужа и жены законно расстаться.
Во-первых, под неспособностью понимались только импотенция и анатомические дефекты, приводящие к расстройству половой функции, которые должны были иметься на момент вступления в брак; как говорилось в ст. 243 Устава, «по сей причине не может основаться иск, если неспособность одного из супругов не есть природная или началась до вступления уже в брак».
Во-вторых, в браке Екатерины и Николая Гимер имелся ребёнок.
При этом при подготовке медицинского заключения врач не мог учитывать показаний самого обратившегося. Узнать же о том, когда появился недуг – до брака или во время него, – и сейчас-то не представляется возможным, тем более что осмотр должен был проводить не лечащий доктор, знавший пациента в течение длительного времени, а назначенный специально для этого государственный специалист.
В этом смысле для нас показательным является бракоразводный процесс княгини Нарышкиной, которая, подавая иск о расторжении брака, довольно обстоятельно и откровенно (а как иначе?) описывает недееспособность своего супруга: «Сношения его со мной во время нашего супружества делались чрезвычайно редко и вовсе не по естественному со стороны его влечению (…) В 1859 году до меня дошли слухи, что муж имеет какую-то дурную болезнь… Я требовала его объяснений. Упав передо мной на колени, он сознался, что получил болезнь от одной женщины в бытность мою за границей» (Максимова Т. Развод по-русски // Родина. 1998. 9. С. 58). Однако даже влияния княгини оказалось недостаточно для положительного решения, доказать «неспособность» супруга ей так и не удалось – в браке тоже были дети, впрочем, как и сам факт прелюбодеяния с его стороны. Почти 20-летнее разбирательство в интимных подробностях жизни аристократических супругов закончилось отказом Священного Синода в расторжении их брака.
Не был проще и порядок установления факта безвестного отсутствия одного из супругов, который доказывался в том числе наличием справок установленной формы, которые надо было получить из всех губернских и областных управлений империи (а таковых в России насчитывалось 101!). Документ имел срок действия один год. При этом его получение вполне ожидаемо осложнялось обычным обстоятельством, когда какое-то региональное управление либо вообще не отвечало на запрос, либо просто затягивало с ответом. В своём запросе проситель также обязан был указать: где проживали супруги, совместно или раздельно, где и когда последний раз виделись, когда и при каких обстоятельствах началось безвестное отсутствие одного из супругов, когда и от кого были получены последние сведения о нём, какое имеется у супругов недвижимое имущество, из какого сословия оба происходили, каковы были занятия или служба отсутствующего супруга и
