октября 1858 года повенчался в селе Озерки. Вскоре в полковую канцелярию поступил запрос от начальника 24-й дивизии, направленный по просьбе первой жены унтер-офицера – Татьяны Ивановой, – которая, как выяснилось, давно разыскивает своего супруга. Во время проведения следствия унтер-офицер показал, что был уверен, что его жена, которую он оставил больной в Ишиме, в результате болезни умерла, о чём ему сообщили его знакомые. Следственное дело Жилина рассматривается дважды. Первое решение по нему 29 июля 1860 года выносит Святейший Синод, который постановил: брак унтер-офицера Жилина с Татьяной Ивановой, так как она не желает с ним жить, расторгнуть, а брак его с Анной Евстафиевой считать недействительным. Самого подсудимого за вступление в противозаконный брак подвергнуть церковному покаянию, Ивановой и Евстафиевой разрешалось вступить в новый брак по их желанию, а сам Жилин оставлен в безбрачии.
Вины священника, венчавшего унтер-офицера в селе Озерок на основании разрешения военного начальства и свидетельства поручителей, Синод не усмотрел. Затем это дело рассматривал генерал-аудиториат военного министерства – высший ревизионный военный суд в империи. Решение принимается им уже на основании положений Военного уголовного устава: унтер-офицер ожидаемо признан виновным и, согласно с мнением командира 6-го армейского корпуса, лишён унтер-офицерского звания, серебряной медали с надписью «За усердие», двух нашивок за 15-летнюю беспорочную службу, двух золотых нашивок за отказ от офицерского чина и за добровольное поступление на вторичную службу и «соединённых с этими отличиями прав и преимуществ», определён на службу рядовым по распоряжению инспекторского департамента. «Сверх того, согласно решению святейшего правительствующего синода, оставить подсудимого Жилина навсегда безбрачным, подвергнуть его за противозаконное вступление во второй брак при жизни первой жены церковному покаянию на семь лет под надзором духовного его отца». К ответственности привлечены командир 9-й роты Бутырского пехотного полка майор Глоба-Михайловский и адъютант полка поручик Прорвич-Второй, которым объявлены строгие выговоры. Здесь примечательно то, что привлечены к дисциплинарной ответственности отставные офицеры, так как оба уже были уволены с военной службы.
Широкую дискуссию среди цивилистов вызвал судебный процесс раскольника Василия Алексеева-Парфёнова, также обвинённого по ст. 1554 Уложения («Раскольничий брак и многобрачие»). В качестве прокурора Сената на заседании Уголовного кассационного департамента 11 октября 1894 года выступал А.Ф. Кони.
27 сентября 1893 года Московская Судебная Палата при участии сословных представителей рассматривала дело мещанина Парфёнова по обвинению его в том, что, будучи в браке с Суконщиковой, заключённом по раскольничьему, «безпоповщинскому» обряду и зарегистрированному в метрической книге, в 1892 году, после принятия им православия, вступил в новый брак с крестьянкой Кутилиной, обвенчавшись с ней в Москве, в церкви исправительной тюрьмы, при этом скрыл свой первый брак. Палата на основании ст. 1554 Уложения признала его виновным в многобрачии и приговорила к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение «в не столь отдалённые места Сибири, с приданием церковному покаянию по распоряжению духовного начальства» (Кони А.Ф. Судебные речи. СПб. Тип. А.С. Суворина, 1905).
Такая неоднозначность правовых определений приводила к положению, когда полицейские органы и духовное ведомство перекладывали друг на друга дела о супружеских конфликтах, в том числе сопровождавшихся домашним насилием.
Профессор П.Л. Полянский в своих работах приводит примеры, когда в Святейшем Синоде рассматриваются жалобы жены квартирмейстера Репьева на «буйственные» поступки мужа, чиновницы Буртаевой на развратную жизнь мужа и баронессы Штакельберг о том же, прошение подпоручицы Кирсановой о понуждении супруга продолжать супружескую жизнь и т. д. Как видим, такие обращения вполне могли быть разрешены полицейскими чинами. Кстати, все герои Льва Николаевича даже не пытаются обращаться в официальные инстанции для решения своих семейных проблем.
III Отделение Собственной Е.И.В. канцелярии как может пытается облегчить судьбу несчастных женщин. Имелись случаи, когда спасавшимся от насилия жёнам выдавался отдельный вид на жительство. В 1860 году жандармское ведомство по собственной инициативе разослало циркуляр о предоставлении возможности таким женщинам жить отдельно от законных супругов до рассмотрения их вопроса в судебной инстанции, но Святейший Синод выступил категорически против полицейской инициативы. Единственным законным выходом из сложившейся ситуации, по мнению духовного ведомства, было «преподание законным супругам духовного назидания продолжать мирное супружеское сожитие».
Огромный резонанс в обществе вызывает статья мирового судьи Я.И. Лудмера «Бабьи стоны» в популярном «Юридическом вестнике» за 1885 год, в которой Яков Иванович утверждал, что крестьянские женщины жалуются властям крайне редко и прежде всего потому, что такое разбирательство по жалобе не давало оснований для развода. По приговору мирового судьи дебошир мог получить короткое содержание под стражей, по приговору волостного – «холодную» или в ряде случаев телесное наказание. «Непригодность этих мер испытывает прежде всего сама жалобщица, которой муж не простит, разумеется, вынесенные им из-за неё наказания».
Его поддержал судебный следователь Д. Бобров, который подтверждал, что у судей и следователей нет возможности защитить женщин от домашнего насилия, потому что в законодательстве отсутствует ответственность за такого рода правонарушения. Он писал, что «в первое время своей деятельности употреблял много усилий к тому, чтобы поддержать женщину в борьбе с мужем-извергом», но безуспешно, а в качестве примера привёл расследование по факту смерти от простуды некой крестьянки. Покойница была похоронена по православному обычаю, но тут вмешалась её сноха, потребовавшая расследования обстоятельств смерти родственницы, и это требование было удовлетворено местным судом. Судебный врач Верещагин при вскрытии могилы установил, что у умершей скальпирована голова, вырваны волосы, крестец в нескольких местах перебит тяжёлым острым предметом, сломаны рёбра, то есть женщина была зверски убита своим мужем.
Скажем сразу, что домашнее насилие вообще не рассматривается в качестве уважительной причины для прекращения брачных отношений в принципе. В кассационном определении Правительствующего Сената № 665 1871 года указывалось по аналогичному поводу: «Однократное избиение по закону ненаказуемо: в такой потасовке жена должна видеть только увещевание (…)», которое она должна принимать «с покорностью и почтением». Для привлечения мужа-тирана к ответственности, по мнению высшей судебной инстанции, необходимо «постоянное, разновременное и часто повторяемое причинение мужем жене своей побоев, оставляющих на её теле следы и знаки, и употребление им в дело палки, ремня, кнута и т. п.». Дикое по своей правовой природе явление было отчасти исправлено только Всероссийским поместным собором РПЦ в 1917–1918 годах, когда им было принято постановление «О поводах к расторжению брачного союза, освящённого церковью».
На практике не признавалось за уважительную причину для расторжения церковного брака даже сумасшествие одного из супругов. К.П. Победоносцев утверждал, что «признавая недействительным брак, совершённый в сумасшествии вступившего в брак, закон не указывает, кто вправе оспорить брак на этом основании. Право оспорить брак, совершённый вопреки сему запрещению, несомненно, должно принадлежать супругу душевнобольного, пока последний не
