лед провокаторов, не выходил на большую дорогу, чтобы ограбить казенную карету, не вступал в фиктивные браки, разве что пользовался чужими паспортами, обманывал доверчивых исправников… Но рядом с ним, подпирая его ближайших соратников-публицистов, налегавших на перья, таких как Каменев, Троцкий, Зиновьев, со всех сторон теснилась когорта контрабандистов, экспроприаторов, провокаторов, террористов. После кончины вождя они вытеснили из Кремля его постаревших друзей и начали править бал так, как правят преступники, возведя провокацию, убийства в ранг государственной политики. Именно этот питательный слой позволил так быстро подняться карательным органам, залившим кровью Россию. После Ленина все эти полууголовники и уголовники, законченные мерзавцы, начали править бал, не ограничивая себя никакими нравственными, моральными заповедями, правилами, нормами, законами.
На смену Охранке пришла Лубянка.
«Крепкий мужик»
Мировая война разразилась внезапно для миллионов обывателей, далеких от политики. Застала врасплох и Ленина. Когда случилась катастрофа, Ильич находился на отдыхе в курортной деревушке под Поронином. Значит — на территории Австро-Венгерской империи, которая вступила в смертный бой с Россией…
Еще до объявления войны можно было предвидеть, что у такого деятеля, как Владимир Ульянов, который вел обширную переписку с корреспондентами из враждебной страны, принимал оттуда постоянно десятки агентов, соратников, в подобной ситуации могут возникнуть неприятности с полицией, имевшей основания заподозрить в нем шпиона.
Следовало бы в предвидении войны переехать в нейтральную Швейцарию или страны Антанты, дружественные России… Но он не предпринял заблаговременно никаких действий по передислокации штаб-квартиры партии. И был за это наказан. Сразу после объявления войны его по доносу домработницы арестовали. Как пишет Надежда Константиновна, она «рассказывала соседям всякие небылицы про нас, про наши связи с Россией». Оказался Владимир Ильич в 44 года в кутузке Нового Тарга, окружного центра.
То было третье в его жизни тюремное заключение, длившееся с 8 до 19 августа 1914 года. Надзиратели поместили его не туда, где сидели в ожидании суда уголовники, проходившие по «мокрым делам», кражам, а в камеру, где содержались нарушители паспортного режима, проштрафившиеся крестьяне, конфликтовавшие с местной властью, какие-то подозрительные иностранцы, а также цыган, попавший неизвестно по какому делу.
Вот в такой компании провел Владимир Ильич полторы недели, от нечего делать занявшись юридической консультацией, составлением заявлений, жалоб от имени подследственных… Сам же сидел по подозрению в шпионаже. Местный жандарм при обыске нашел тетради, содержавшие, по его словам, «различные сопоставления Австрии, Венгрии и Германии», о чем и доложил наверх.
До ареста Ленин успел отбить телеграмму в Краков полицейскому начальству с жалобой: «Здешняя полиция подозревает меня в шпионаже… Я эмигрант, социал-демократ. Прошу телеграфировать Поронин старосте Новый Тарг во избежание недоразумений». Неизвестно, как бы обернулось дело, сколько бы пришлось в те суматошные дни начала войны просидеть в тюрьме, если бы не ходатайства депутатов парламента, социалистов, представителей той самой «оппортунистической» партии, которых столь презирал основатель большевизма. Дважды социалист-депутат Виктор Адлер, лидер австрийских социал-демократов в парламенте, наносил визиты министру внутренних дел в Вене по поводу арестованного Ульянова.
Решающий довод, который возымел действие, состоял в том, что ходатаи представляли арестованного русского противником Российской империи.
— Уверены ли вы, что Ульянов враг царского правительства? — спросил Виктора Адлера министр внутренних дел.
— О да, — ответил депутат, — более заклятый враг, чем ваше превосходительство.
В результате напора с разных сторон на австрийские власти дело до военного суда не дошло, перед заключенным камеры № 5 распахнулась дверь на свободу.
…Я вот думаю, попадись тетради со множеством цифр, статистическими таблицами, «сопоставлениями» Австрии, Венгрии, Германии, которые наш писатель собирал для очередной статьи, попадись они в руки чекистских следователей, обладателей партбилетов с профилем Ильича, вышел бы иностранец так просто из камеры? Стало бы за него дружно заступаться в условиях военного времени, да даже в мирные дни, столько разных деятелей, попадавших таким образом в поле зрения полиции?
Сколько разных иностранцев, проявлявших невинный статистический интерес к социалистической державе, поплатилось жизнью за свое любопытство!
Даже в маленькой провинциальной тюрьме, куда угодил Ленин, уголовные преступники находились в изоляции, отделялись от тех, кто подозревался в правонарушениях, кого можно было причислить к заключенным по политическим мотивам. Их жизни не угрожали испытания, которые обрушивались на голову обвиняемых по ленинской 58-й статье Уголовного кодекса, когда их помещали в одни камеры с убийцами, грабителями, «ворами в законе» и другими «авторитетами».
Между прочим, в советском лагере уголовники прикончили соратника Ильича, избежавшего по приговору суда расстрела, известного интернационалиста, деятеля нескольких коммунистических партий, вождя Коминтерна Карла Радека. (Как раз к нему пришлось обращаться за помощью после выхода из новотарговской тюрьмы.) То ли несчастному вбили, спящему, гвоздь в ухо, как это описано Василием Гроссманом, то ли накинули удавку на шею, то ли убили каким-то другим испытанным способом. Такая возможность появилась у убийц потому, что именно в концлагерях СССР преемники вождя перемешали уголовных преступников с политическими заключенными, потому что не признавали за последними никаких прав, какие они всегда получали в тюрьмах царских. И, как видим, имели в австрийских, где жена могла навещать Владимира Ильича каждый день. За двенадцать дней заключения она встречалась с ним двенадцать раз! Сколько раз в году имеют право на свидание с женами наши зэки?
По воспоминаниям Крупской, сокамерники, собратья по несчастью, убедившись в талантах нечаянного адвоката, дали ему прозвище Бычий Хлоп, что в переводе с польского на русский не имеет ничего общего с быками, а значит всего лишь — «крепкий мужик»… По-видимому, такой титул нравился нашему герою, он не преминул жене сообщить о своем прозвище, которое ненадолго пристало к нему, став в один ряд с Петербуржцем, Стариком, Отцом и подобными кличками.
Выйдя из тюрьмы, не став дожидаться поезда, стремясь поскорее уехать подальше от тюрьмы, наняли супруги Ульяновы подводу и затрусили в ней в свой деревенский дом, чтобы срочно собраться в дальнюю дорогу.
Требовалось быстрее уезжать из Австрии, что и было сделано после получения паспорта. Перед отъездом пришлось потратить много сил на то, чтобы заполучить деньги, поступившие из России по завещанию от покойной тети Крупской, одинокой учительницы.
«…Моя мать стала „капиталисткой“, — пишет не без иронии Надежда Константиновна. — У нее умерла сестра в Новочеркасске, классная дама, и завещала ей свое имущество — серебряные ложки, иконы, оставшиеся платья и 4 тысячи рублей, скопленных за 30 лет педагогической деятельности». За один рубль при обмене давали 1,6 франка. На пять франков в день супруги Ульяновы жили в курортном пансионе.
На тетушкины деньги, по словам Крупской, жили «главным образом во время войны», да еще
