прожектеров. Конечно, Свифт не может рисовать их без издевки.
Один восемь лет разрабатывал проект извлечения солнечных лучей из огурцов; Другой занимался превращением человеческих экскрементов в питательные вещества. Следует издевательское описание лаборатории этого ученого, которое заканчивается информацией, что город ежедневно отпускает ученому посудину, наполненную человеческими нечистотами, величиной с бристольскую бочку.
Третий ученый занимается пережиганием льда в порох.
Четвертый, архитектор-изобретатель, разрабатывал способ постройки домов, начиная с крыши и кончая фундаментом.
Пятый, слепорожденный, занимался смешиванием красок для живописцев.
Количество человеческой глупости кажется неисчерпаемым.
В академии были еще «специалисты», чрезвычайно ценные — вроде такого, Например, который изыскивал способы размягчать мрамор и делать из него подушечки для булавок, или другого, который занимался приостановкой роста шерсти на ягнятах — он надеялся в недалеком будущем развести во всем королевстве породу голых овец…
Затем идет описание станка, при помощи которого самый невежественный человек, произведя небольшие издержки и затратив немного физических усилий, может писать книги по философии, поэзии, политике, праву, математике и богословию при полном отсутствии эрудиции и таланта.
После научных прожектеров Гулливер посещает школу политических прожектеров.
«Это были, — иронизирует Свифт, — совершенно рехнувшиеся люди. Они предлагали способы убедить монархов выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных; научить министров принимать в расчет общественное благо; награждать людей достойных, талантливых, оказавших обществу выдающиеся услуги; учить монархов познанию интересов народов; поручать должности лицам, обладающим необходимыми качествами, чтобы занимать их».
Свифт понимал, что проповедью самосовершенствования людей ничего не изменишь и не исправишь.
Поразительна неутомимость Свифта в его сатирической выдумке, Он переходит от одного приема к другому. В нем совершенно не чувствуется напряжения. Никогда у него содержание не является материалом для формы. Никогда форма не играет у него самодовлеющей роли. Она подчинена — всегда и неизменно — основным установкам автора.
Трудно перечислить все его подходы к одной и той же теме. Это говорит о неутомимом желании, о поразительной страсти Свифта — разработать тему обязательно до конца.
Он, как мы видели на примере «Сказки о бочке», не может не возвращаться по многу раз к одной и той же теме.
Как человек, преисполненный горечи и чувствующий потребность до конца высказаться, он возвращается к ней опять и опять, а в «Гулливере» каждое таксе возвращение сопряжено с новой выдумкой, с новой фантазией, которая, повторяем, часто поразительна.
Единственно, в чем подчас банален Свифт — это в его сатире на женщин. Женское непостоянство — обычная мишень для его острот, и это, в сравнении с неисчерпаемой выдумкой Свифта в других областях, естественно, вызывает у читателя неудовлетворение.
Однако не всегда Свифт нападает на женщин за их непостоянство, причуды и прочее.
Великанша Глюмдальклич, девочка в семье великанов в Бробдингнеге — олицетворение женственности, доброты, сердечности и заботливости. Интересно, что этот образ, если не считать Гулливера, чуть ли не единственный вообще положительный образ, встречающийся у Свифта.
Множество раз упоминается эта девочка, и поразительно — ни одной насмешки, ни одного издевательства. Глубокой нежностью пропитано каждое описание этой доброй девочки, к которой питают одинаковую симпатию и Гулливер, обязанный ей жизнью, ибо, не будь этого Доброго создания, он погиб бы в жуткой стране Бробдингнег — и — повидимому — и сам Свифт. Отчетливо ощущается, что и ему дорог этот нежный и теплый образ.
В одном месте, где он говорит о налогах, мы читаем:
«Женское постоянство, целомудрие, здравый смысл и добрый нрав не должны быть облагаемы, т. к. доходы от этих статей едва ли покроют издержки по взиманию налога».
Это, конечно, нельзя иначе квалифицировать, как банальность. И невольно рождается мысль, что быть может эта банальность нападок свидетельствует об отсутствии у автора подлинных мотивов для его сатиры на женщин.
4
В Свифта надо вчитываться. Внимательно вчитываться, если вы хотите постигнуть всю глубину и сложность его сатиры.
Его выдумка не знает устали. Сколько раз он высмеивал двор! Казалось бы, более всесторонне издеваться уже нельзя.
Но он открывает все новые и новые стороны, на которые можно вновь напасть. Он замечает все новые щели, в которые можно опять проникнуть, чтобы вновь произвести сатирический разгром.
Свифту мало показать, как возникает и укрепляется королевская власть, он стремится также показать какими средствами правительство удерживает эту власть за собою.
Есть целая наука по охране тронов. Есть профессора по борьбе со всеми видами противоправительственных заговоров.
И Свифту нужно высмеять их.
Он издевательски предлагает им подробнейшие инструкции для улучшения их плодотворной. охранительной работы. Он рекомендует устами одного профессора государственным мужам исследовать пищу всех подозрительных лиц; разузнать, в какое время они садятся за стол; на каком боку спят; «тщательно рассмотреть их экскременты и на основании их цвета, валаха, вкуса, густоты, поноса или запора составить суждение об их мыслях и намерениях…»
Издевался ли еще кто-либо так над охранителями тронов?
Он предлагает далее установить расшифровку всех замаскированных выражений в захваченных письмах. Специальные знатоки, которые должны быть большими искусниками по части нахождения таинственного значения слов, будут открывать, что, например, сидение на стульчаке означает тайное совещание; если речь идет о стае гусей — значит имеется в виду сенат; если упоминается хромая собака — значит речь идет о претенденте; чума — это постоянная армия; сыч — первый министр; подагра — архиепископ.
Если речь идет о виселице — значит имеется в виду государственный секретарь.
Ночной горшок — комитет вельмож; решето — фрейлина; метла- революция; мышеловка — государственная служба; бездонная бочка — казначейство; помойная яма — двор; дурацкий колпак — фаворит; сломанный тростник — судебная палата; пустая бочка — генерал.
И если будет речь о гноящейся ране, то надо иметь в виду — систему управления.
Но и всего этого мало Свифту. Он еще ищет, выдумывает. Как бы еще подойти к этой ненавистной системе управления?
Он наделяет лапутян умением вызывать умерших людей, тени и духов великих правителей, вплоть до Александра Великого, Цезаря и других.
Гулливер надеется на то, что, может быть, он хотя бы в этом случае услышит правду — ведь ложь на том свете есть искусство как будто совершенно бесполезное?..
И вот появляется и Цезарь, и Брут, и другие и делятся с Гулливером своими мыслями и соображениями.
У Свифта через Гулливера прорывается признание, которое помогает понять всю глубину и революционность истоков, его сатиры.
«Больше всего я наслаждался лицезрением людей, истреблявших тиранов и узурпаторов и восстановлявших свободу и попранные права угнетенных народов», — говорит Гулливер.
Но, конечно, на выдумке с воскрешением мертвецов Свифт тоже не застывает и
