Инстинктивно Меган почувствовала, что в этом полностью виноват Пол Кирквуд. Его окружала аура, от которой во рту остался неприятный привкус. Эгоистичный, самовлюбленный — точно как ее брат Мик, пришло ей на ум. Но это ощущение появилось не просто из-за их сходства, которое ей не понравилось. Она приехала сюда рассказать ему о появившейся первой реальной улике, а он даже не захотел найти время, чтобы выслушать ее. Он поторопился уехать поскорее туда, где телевизионные камеры будут держать его в поле внимания и показывать всем его скорбь.
Кто-то легонько потянул ее за штанину брюк, заставив вернуться к действительности. Меган взглянула вниз и с удивлением увидела Лили Кирквуд, которая с застенчивой улыбкой смотрела на нее огромными синими глазами.
— Привет! — пролепетала Лили.
— Привет! — Меган улыбнулась в полной растерянности, не зная, что делать. Она ничего не знала о младенцах. Или о детях, если на то пошло. Конечно, она когда-то сама была ребенком, но это ничего не значило. Она всегда была застенчивой, чувствующей себя неловко и, в известном смысле, нежелательной; дочь женщины, которая просто наплевала на материнскую заботу.
Ее собственная неловкость в общении с детьми никогда раньше не заставляла Меган задуматься, насколько качества ее матери передались ей по наследству. Не то чтобы это имело значение. Заглядывая в будущее, она думала прежде о карьере, а не о семье. Именно этого она хотела. Именно в этом она видела свою реализацию.
Но сердце предательски екнуло, когда младшая сестренка Джоша Кирквуда протянула к ней свои ручонки.
— На! Лили!
— Лили, милая, иди к мамочке.
Ханна взяла ребенка на руки и, крепко прижав ее к себе, поцеловала в щечку. Затем она повернулась к Меган.
— Сожалею о… — Она тряхнула головой, не закончив фразу. «Сожалею… сожалею… мне жаль…». Первые слова каждого в эти дни.
— Жаль, мамочка, — пробормотала и Лили, уткнувшись носом ей в шею.
— А почему бы нам не выпить по чашке кофе? — предложила Меган. Кофейник все еще стоял на столе рядом со множеством чистых чашек в ожидании бесконечной череды полицейских, друзей и соседей.
— Звучит заманчиво. — Ханна опустилась на стул, который недавно освободил Маккэскилл, по-прежнему прижимая щеку к затылку Лили. Лили старательно обводила малюсеньким указательным пальцем букву Д в лейбле «Дюк» на трикотажной рубашке своей матери.
— Хотите что-нибудь поесть? У нас тут все виды сладких рулетов, пончиков и сдобы, известные человечеству. — Она указала рукой на рабочий столик, на котором выстроились кастрюли, тарелки и корзиночки, заполненные различной выпечкой. — Это все домашнее, кроме вон того тортика от Мирны Тоулфсруд, у которой разыгрался радикулит, после того как она лихо отплясывала польку с мистером Тоулфсрудом в «Сыновьях Норвегии». Правда, по словам ее невестки, Мирна всегда была никудышной поварихой, в тому же страшно ленивой, чтобы перегружать себя.
Меган улыбнулась. Она выбрала поднос булочек с корицей и толстой сливочной глазурью и принесла ее к столу.
— Глядя на все это, можно многое сказать о жизни провинциального городка, правда?
— Это уж точно, — согласилась Ханна.
— Эта улика вселяет надежду мне и Шефу Холту. Мы занимаемся ею с большим энтузиазмом. — Меган вытащила из кастрюли рулет, положила его на бумажную тарелку и поставила перед Ханной, прикрыв сверху газетную статью о себе. Лили, изогнувшись на коленях у матери, ухватила рулет двумя руками и принялась выковыривать из него изюм, складывая его в кучку.
— Понимаю, — сказала Ханна. — Я уверена, что и Пол понимает это. Просто он… — Что? Десять лет замужества, и теперь она знает его меньше, чем когда-то… Она больше не знала, кем или каким был Пол. — Вы застали нас точно не в лучшее время.
— По роду своей деятельности я редко кого застаю в лучшие времена.
— Я тоже, — призналась Ханна, грустно улыбнувшись. — И я не привыкла быть на другой стороне. В роли жертвы. Это может показаться глупым, но я не знаю, как себя вести. Я не знаю, что меня ждет.
Меган облизывала глазурь с пальцев, не сводя глаз с Ханны.
— Нет, это не глупо. Я точно знаю, что вы имеете в виду.
— Я всегда была человеком, к которому люди обращались за помощью. Сильным человеком. Таким, кто знал, как добиться цели. Сейчас я не знаю, что делать. Я не знаю, как позволить людям заботиться обо мне. И я не думаю, что они знают это также. Они приходят сюда из чувства долга и затем сидят без дела и смотрят на меня краешком глаза, как будто только что выяснили, что я человек, и это им не нравится.
— Пусть это вас не волнует, — сказала Меган. — Не имеет значения, что они думают или что хотят. Сконцентрируйтесь любым способом на том, что вам нужно. Заставьте себя поесть; вам надо оставаться сильной. Заставьте себя поспать. Пропишите себе что-нибудь, если считаете, что это вам необходимо.
Ханна покорно положила кусочек распотрошенного Лили сладкого рулета и принялась жевать, не чувствуя вкуса. Лили с досадой посмотрела на нее. Меган вынула из кастрюли еще один рулет, положила его на другую тарелку и поставила на стол. Без вопросов. Как друг, подумала Ханна. Какое странное время, чтобы обрести друга…
— Все, что мне нужно, — сказала она, — это что-нибудь делать. Я знаю, мне надо быть дома, но должно же быть хоть что-то, что я смогу делать и здесь.
Меган согласно кивнула.
— Хорошо. Волонтеры на командном пункте маркируют ориентировки, которые потом разошлют по всей стране. Тысячи ориентировок. Я пришлю кого-нибудь со стопкой для вас, и вы будете работать здесь. Но между делом — я прошу вас — поразмышляйте над этим возможным вещественным доказательством. Подумайте, не знаете ли вы кого-нибудь, у кого фургон пусть хоть отдаленно соответствует описанию? Вдруг вы где-нибудь видели припаркованный автомобиль, показавшийся вам странным? Около школы, или больницы, или у озера…
— К сожалению, я не обращаю внимание на автомобили. Единственный фургон, что я могу вспомнить, — это старый драндулет, который раньше был у Пола, когда он проходил фазу «мужественного охотника».
— Когда это было? — встрепенулась Меган.
Ханна пожала плечами.
— Четыре или пять лет назад. Когда мы только что переехали из Городов. У него был старый белый фургон, чтобы перевозить приятелей-охотников и их собак, но он продал его. Охота была слишком беспорядочна для Пола.
— А вы не помните, кому он его продал? Вы кого-нибудь знаете?
— Нет, не помню. Это меня не касалось…
Ее глаза расширились, как от какой-то неожиданной догадки. Митч вел свой допрос в среду вечером в том же направлении. И Ханна отбросила тогда версию, что кто-то, кто бывал в их доме, кто ел за их столом, кому они полностью доверяли, мог поступить с ними так подло. Но когда ее сердце отвергло эту идею, разум начал сканировать имена и лица всех, кого она знала, всех, кого недолюбливала, весь круг их общения.
— Мы не можем исключать и такую возможность, — сказала Меган. — Мы не имеем права хоть что-то исключить в этом деле.
Ханна прижала к себе ребенка, не обращая внимания ни на липкие пальчики, ни на перемазанную глазурью и корицей мордашку, и устремила невидящий взгляд куда-то в угол, качая Лили. Ее мысли были о Джоше — где он, что с ним. Очень страшно быть в руках незнакомца, но как невыразимо ужасно пострадать от того, кого он знал и кому доверял… Такое происходило все время. Ханна читала об этом в газетах, видела по телевидению, сама имела возможность бороться с последствиями таких преступлений у детей других людей.
— Мой Бог, — шептала она. — Куда катится этот мир?
— Если бы мы знали, — ответила Меган, — то, возможно, смогли бы остановить его прежде, чем он совсем рухнет.
Они сидели в тишине. Взгляд Лили бродил по кухне, она согнулась немного и вытащила голову из-под подбородка Ханны. Девочка заглянула в красивое лицо матери, которая всегда имела ответы на все ее вопросы, и тихо спросила:
— Мама, где Джош?
8.22
— 11 °C
Меган разыскала Пола Кирквуда на стоянке на краю Национального парка в семи километрах к западу от города. Основная поисковая группа уже собралась — сотрудники из департамента шерифа, офицеры-кинологи с тремя лающими немецкими овчарками из Миннеаполисского полицейского управления, добровольцы из всех слоев общества — такое количество людей, что парковка была переполнена, и автомобили оставляли на боковых съездах в полукилометре вверх и вниз по федеральной трассе. Четыре фургона телеканалов припарковались где хотели, заблокировав другие автомобили. Спутниковые антенны торчали на их крышах, посылая сигналы в Миннеаполис, Сент-Пол и Рочестер.
Меган припарковалась позади фургона кабельного телевидения и направилась к толпе. Расс Стайгер выкрикивал инструкции и позировал телекамерам, опершись кулаками на узкие бедра. Зеркальные темные очки скрывали его косящие глаза. Пол стоял с мрачным видом метрах в пяти от него. Холодный ветер шевелил его каштановые волосы. Меган проскользнула мимо толпы и встала рядом с Полом, надеясь, что репортеры слишком увлечены речью шерифа, чтобы заметить ее.
