– Да? – недоверчиво посмотрел на нее Алексей. – Что-то я не припомню, чтобы ты когда-нибудь верила хоть каким-нибудь комплиментам, это не в твоем характере. А что за парень? Почему он тебя обхаживал? Мне уже начинать ревновать или пока притормозить?
– Да драматург, Артем Лесогоров, я же тебе о нем рассказывала.
– Но про постройку глазок утаила, – упрекнул ее муж.
– А потому, что и говорить об этом нечего. В качестве подозреваемого мы его никак не рассматриваем, так как он больше всех заинтересован в здравии и благополучии Богомолова. Он и еще Никита Колодный, актер. Эти двое на Богомолова должны молиться и дышать на него бояться, потому что без Льва Алексеевича ничего не будет, ни пьесы, ни роли.
– Как это не будет? – не понял Алексей. – Ты же сказала, что вместо Богомолова теперь какой-то… как его?
– Дудник, – подсказала Настя. – Да, он ведет репетиции, но если автору пьесы не понравится, как он работает, Артем может в любой момент забрать пьесу из этого театра и отнести в другой. А вместе с пьесой и денежки утекут. Артем хочет, вернее, хотел, чтобы ставил именно Богомолов, поэтому и принес свое творение именно в «Новую Москву».
Они так увлеклись изучением правил внутреннего распорядка театра, что закипевший чайник успел остыть, и пришлось греть его снова. Настя заварила чай в красивом фарфоровом чайнике, разлила в чашки и, делая маленькие глоточки, продолжала думать об Артеме Лесогорове. Она спросила его: «Почему вы это терпите?» И он сделал паузу. Почему? Потому что у него не было ответа, к вопросу Артем оказался не готов. Что это может означать? И действительно, почему он все это терпит? Его резоны насчет Богомолова и Арбениной выглядят сомнительными. Что же там на самом деле? И это его любопытство к следствию, его бесконечные вопросы… Скорее всего, он откуда-то узнал о каком-то конфликте в театре, о какой-то скандальной ситуации, специально – тяп-ляп – соорудил пьеску и нашел спонсора, чтобы пролезть в театр и понаблюдать за ситуацией изнутри, собрать материал для сенсационной публикации. Да, пожалуй, именно так все и выстроилось, тогда все получается логично и объяснимо, даже тот факт, что пьеса оказалась такой сырой. Разумеется, он готов терпеть любые нападки на собственный текст, лишь бы удержаться в театре, потому что у него нет амбиций автора-драматурга, зато есть амбиции автора-журналиста. И вот пришел Артем в театр, осел в нем, начал вынюхивать и высматривать, а тут покушение на Богомолова… Связано оно с той ситуацией, которая привела Лесогорова в театр, или нет? И что это за ситуация? Артем явно что-то знает, но ведь он ни за что не расскажет, будет делать невинные глазки и все отрицать, а информацию придержит для себя, любимого, чтобы потом выстрелить сенсацией. Дескать, милиция бессильна, а он, молодец-удалец, неподкупный и беспристрастный журналист, все раскопал. Плавали, знаем.
И все-таки, все-таки… Если следовать этой логике, то в театре что-то происходит, что-то такое, о чем знает Лесогоров. И это неведомое «что-то» пока никак не проявилось за первые три дня сбора информации. Или проявилось, но ни Настя, ни Антон Сташис этого не заметили, просто проскочили мимо, не обратив внимания? Или все-таки не проявилось, потому что разговоры были не с теми людьми? А с какими надо разговаривать? С теми, кто знает? Или с теми, кто готов рассказывать?
От охватившего ее отчаяния Настя забыла, что чай еще очень горячий, сделала большой глоток и едва не взвыла. Нет, не справиться ей с таким загадочным явлением, как театр. Никогда не справиться.
Она вымыла посуду и отправилась в душ. Стоя под горячими струями и пытаясь смыть с себя противную неуверенность в собственных силах, она вдруг подумала: «С театром я, конечно, вряд ли совладаю. А вот с мальчиком Артемом Лесогоровым вполне могу справиться. Молод он еще со мной тягаться».
В течение всего следующего дня Настя и Антон Сташис ходили по театру и встречались со всеми подряд – артистами, которых удалось застать на месте, инженерами, энергетиками, электриками, слесарями, рабочими сцены, машинистами, работниками электроосветительской и радиозвукотехнической служб, бутафорами, реквизиторами, бухгалтерами, кадровиками… К вечеру у Насти опухла голова, в которой, казалось, не поместится больше ни одного грана новой информации. Зато она стала намного лучше представлять себе, что такое театр как производство, как живой организм. Но ни одного слова, которое проливало бы свет на покушение на художественного руководителя, она и на этот раз не услышала.
Совершенно обессиленная, Настя рухнула на пухлый кожаный диван в кабинете Богомолова и вытянула ноги. Ей хотелось помолчать и при этом, желательно, не думать. Но не думать не получалось.
– Анастасия Павловна, вы еще что-то планируете на вечер? – осторожно спросил Антон. – Или на сегодня всё?
– Для вас – всё, – выдохнула она сквозь зубы. – Вы можете быть свободны, если хотите.
– А вы?
– А я останусь. Скоро приедет мой муж, мы постоим в кулисах, пообщаемся с Федотовым.
– Так, может быть, я… – начал Антон, но Настя его прервала:
– Не нужно. Идите, Антон, у вас дети. А мы все равно хотим спектакль посмотреть, из-за кулис это гораздо интереснее.
Сташис еще какое-то время помялся возле двери, потом решительно накинул куртку и вышел. Настя закрыла глаза и постаралась избавиться от неприятного ощущения, словно голова у нее набита роем жужжащих мух. Сейчас приедет Лешка, она встретит его у служебного входа, приведет сюда, в этот обставленный дорогой мебелью кабинет, потом позвонит Федотову и…
Она не успела додумать, что именно будет после звонка Федотову, потому что затренькал мобильный. Настя нехотя открыла глаза и потянулась за телефоном.
– Асенька, я паркуюсь. Правда, далековато от театра, все забито. Куда мне идти? – послышался голос мужа.
– Обогни здание театра и стой у служебного входа, я сейчас за тобой спущусь.
Настя бросила взгляд на свое пальто, висящее около двери, – теперь они с Антоном раздевались не в служебном гардеробе, а прямо здесь, в кабинете Богомолова, и решила не одеваться. Вряд ли ей придется долго стоять на крыльце, не замерзнет.
Она быстро прошла по коридорам, мысленно отметив, что сегодня уже не путается в переходах и не ошибается дверьми. Надо же, а всего три дня назад ей казалось, что без провожатого она в этом здании непременно потеряется. Может, не так все и страшно с этим театром? Разберется как-нибудь, не боги горшки обжигают.
Стоя на крыльце, она смотрела на приближающегося Чистякова. Господи, какой же он красивый! Седой, широкоплечий, длинноногий, такой легкий и одновременно уверенный.
– Ты с ума сошла! – накинулся на нее Алексей. – Почему ты стоишь на холоде раздетая?
– Все нормально, Леш, – улыбнулась Настя и повела его в кабинет Богомолова.
Кабинет произвел впечатление на Чистякова. Он долго осматривался, не снимая куртки, и даже проверил кожаный диван на мягкость.
– Ничего себе живут главные режиссеры московских театров, – заметил он.
– Смотря у кого какой директор, – ответила Настя. – Обстановка – это деньги, а деньги – это директор. Хотя в данном случае ты почти прав, ибо здесь худрук и директор слились в одном лице.
– А как же второй, ты же мне еще про какого-то директора говорила, Бережной, что ли?
– Бережной. А они разделили директорские полномочия пополам, одна половина у Богомолова, другая – у Бережного. В общем, Леша, это сложно, ты не морочься. Лучше вот на эту афишу посмотри. – Она показала на висящую на стене яркую афишу спектакля «Двенадцатая ночь», поставленного Львом Алексеевичем Богомоловым два года назад. Плакат был таким красочным, что не заметить его было просто невозможно.
– Ух ты! – воскликнул Алексей.
– Вот именно, – многозначительно кивнула Настя. – Об этом я тебе и говорила. Раздевайся, и пойдем пить кофе в артистический буфет, я же обещала показать тебе это волшебное место, о котором ты небось только в книжках читал.
– И еще в кино смотрел, – с усмешкой добавил он.
До начала спектакля оставалось полтора часа, и народу в буфете было немного. Настя уже успела понять, что основной наплыв здесь бывает с часу до трех и около шести, когда начинают появляться занятые в вечернем спектакле артисты, которые хотят перехватить что-нибудь легкое. Значит, минут через двадцать-тридцать народу здесь заметно прибавится. А пока есть возможность занять столик где-нибудь в углу.
Они взяли по порции блинчиков с творогом и кофе и только принялись за еду, как рядом с ними возник Артем Лесогоров. Ну, значит, так тому и быть.
– Добрый вечер, Анастасия Павловна. Вы сегодня с другим коллегой? А где ваш юный помощник?
Настя изобразила полнейшую безмятежность и даже радость от неожиданной встречи.
– Это не коллега, это мой муж, знакомьтесь.
Она очень старалась не расхохотаться при виде обескураженного лица Лесогорова. Ну, еще бы, он, видно, никак не ожидал, что у нее может быть муж, да еще такой! Мужчины пожали друг другу руки, и Настя пригласила Артема присесть за их столик.
