Абд-аль-Салам решился на жертву — но не как купец, спасающий свой товар, а как князь, который, возвысившись над частным интересом, думает о спасении всего живого. Так как встреча происходит в рамках ограниченного пространства, она не может окончиться без потерь. И тогда люди выкупают себе свободу, принеся животных в жертву».
* * *
После обсуждения работы Винтерфельда лиценциат объявил занятие оконченным, собрал все листочки и поклонился Патрону. Тот поблагодарил его и сказал:
— Я тоже хотел бы высказаться на предложенную тему, господин лиценциат.
Потом он повернулся к Луцию:
— Однако я попрошу сначала командора как лицо, ответственное за курс, подвести итоги обсуждения.
От Луция не ускользнуло, что Патрон слушал лиценциата с возрастающим неудовольствием. Особенно его раздражали похвалы в адрес юного Винтерфельда, который совгем недавно получил предупреждение в связи с проявленным неповиновением. Луций предвидел, что ему придется высказать свою точку зрения, и поэтому начал сразу говорить о деле, как то любил Патрон.
— Господин Проконсул, — начал он, обращаясь к слушателям Военной школы, — ввел этот курс, присовокупив его к программе старшего класса пока как пробный, в опытном порядке. Речь идет о смелом эксперименте, в котором нашло свое выражение проявленное к вашему пониманию доверие. Вы не должны выйти из школы с убеждением, что задачи, которые будут ставиться перед вами, так уж легко разрешимы, как это может казаться. Князь хочет, чтобы вы не только участвовали в деле, но и несли за него ответственность. Он хочет, чтобы вы прежде всего прочувствовали те два момента напряженности, которые несет с собой наша профессия.
Во-первых, это существующая вилка между свободой и повиновением и возникающая с ней напряженность как раз в тех случаях, когда установленный порядок рушится. Вы знаете, что в любой армии беспрекословное повиновение является неукоснительным правилом. Воинская служба строится на том. Однако всегда было ограничение, когда приказы, затрагивавшие честь, рассматривались как необязательные. Такое положение не зафиксировано ни в одном уставе, поскольку считается неписаным правилом. В добрые времена как военачальники, так и находящиеся в их подчинении воины прекрасно знают, что задевает честь, и поэтому столкновения на этой почве происходят крайне редко. И когда повиновение естественно, оно видимо, а свобода невидима, однако является неотъемлемой частью воинской службы.
Развитие и совершенствование техники подменило эту негласную взаимосвязь, как и многие другие, в значительной степени автоматизмом уставных отношений. Приказ и исполнение приказа вступили в фазу формальных взаимоотношений, стали технической категорией и должны следовать одно за другим, как причина и следствие в едином механизме. При таком подходе военное искусство старого стиля рассматривается как романтика, даже внушает опасение. По этой причине уже разделались с Гаагскими конвенциями, а потом и конференцию в Миннесоте объявили утопической. На ней военные боссы великих держав назвали преступными все средства, разрушительная сила которых направлена против мирного населения. Это решение всегда будет причисляться к самым славным солдатским деяниям, хотя история и пренебрегла им.
Второй фактор напряженности — вилка между правотой и законностью. Здесь по-прежнему все еще действует старое изречение герцога Эрнста Готского: «Хороший монарх не то считает правым, что законно, а то законным, что справедливо». На это опирается в своей политике и Проконсул. Он стремится создать как в армии, так и в системе управления такие модели, по образцу которых можно было бы образовать совершенное государство, построенное на доверии.
По этой причине получаемому вами техническому образованию должно сопутствовать духовное и нравственное формирование. Политика Князя опирается на постулат, что только представление о целостности и сохранности мира должно навечно закрепиться в сознании воина. Это должно найти свое выражение и в том воспитании, которое мы вам даем здесь. Мы, правда, не смеем лишать вас права самостоятельно приимать решение. Мы можем только стремиться к тому, чтобы развить в вас те начала, из которых проистекают принимаемые решения. Так вы должны понимать и задание в этом семинаре, выполнение которого обсуждалось здесь сегодня. Оно — тот же учебный маневр, его цель не столько само решение — по поводу него можно спорить до бесконечности, — сколько скорее закрепление духовной твердости и свободы, необходимых каждому при принятии самостоятельного решения. Князь приобщает вас к своей политике суверенитета.
* * *
В заключение слово взял Патрон:
— Я коснусь сначала коротко самой диспозиции материала, предложенного вам в качестве упражнения. Она выстроена так, что уже изначально предполагает равенство сил, чего в действительности, как правило, не бывает. Пример взят из торгового мира, законы которого не годятся для солдата. В этом мире царит паритет, и если дело доходит до ссоры, то она разрешается в гражданском суде.
В данном случае речь действительно идет, — при этих словах Патрон повернулся к лиценциату, — «об аварийной ситуации при встречном путевом движении», причем такой, которая выходит за рамки нормы. Тогда как солдатское воспитание сориентировано исключительно на такие обстоятельства, где правят и действуют законы нормы. В нашем мире не возникает неясностей, кто кого должен приветствовать первым и кто кому должен уступить. В старые времена звание определяло правила этикета, а с ним и преимущественное право. Нормы этикета диктовались иерархией, по вертикали, сверху вниз. При нашей уравниловке людские массы соотносятся друг с другом по горизонтали, по типу встречных потоков, почти без ценностных градаций, однако и в этом случае в нашем мире не возникает сомнения, у кого преимущество.
Что же касается вас, — обратился он опять к слушателям, — то вы будете действовать по высшему поручению, неся службу во имя общего блага.
Ваш символ — орел, который никому не уступает и которого надо пронести, сломив любое сопротивление. Любое ваше задание будет наполнено таким смыслом. Оно будет четко сформулировано для выполнения. На ваше усмотрение останется само исполнение, но не взвешивание и обсуждение, справедливо ли оно. Я не стану отрицать, что бывают ситуации, когда солдат при выполнении служебного долга доходит до предела, когда все предписания исчерпаны и ему предстоит действовать по собственной воле, на свой страх и риск, как Йорку фон Вартенбургу.[46] Но при воспитании нельзя ориентировать солдата на такую исключительную ситуацию. Гениальная личность скорее вредна для армии. Ее поле деятельности — политика, искусство, науки, именно они отвечают ее свободе духа, ее талантам.
В государстве солдату отводится роль слуги, а не господина. Он выполняет грубую работу, как Геракл, даже если ему приказывает выполнить се такой слабый и трусливый царь, как Эврисфей. Солдат держит на себе, подобно Атланту, всю тяжесть мира со всем его несовершенством. Там, где дело серьезно осложняется, где пахнет паленым, где разум и право пасуют, призывают его на роль третейского судьи. В этом его величие и слава.
Своей присягой от отказывается от личной свободы, которая украшает любое частное лицо. Государству же, законной власти, надлежит вести дело так, чтобы солдат мог сражаться с чистой совестью. Он призван к тому, чтобы блюсти чистоту силы, которую представляет. Вы можете быть уверены, что Проконсул постарается избавить вас от конфликта между честью и повиновением. Не всегда удается избежать этого. Вы должны внутренне справиться с этим. Авгиевы конюшни не чистят в белых перчатках. Я скорее прикрою того, кто зашел, сражаясь, слишком далеко, чем того, кто пасует перед решительными действиями. Не потворствовать же подлому нападению.
В такие времена, когда закон и беззаконие переплелись, сомнение неодолимо закрадывается в душу. Оно разъедает активность, подменяя ее раздумьями, самокопанием. Внутри нас находит отражение вся смута времени.
Полководцу небезызвестны такие сомнения. Они одолевают его далее накануне решающего сражения. Это подает голос противник, проникший в его душу и апеллирующий к ней. Полководец проиграет битву, если не задавит в себе голос врага. Вы, господа, призваны ощущать себя полководцами — каждый на своем месте. И вы достойны этой поставленной перед вами задачи.
Апиарий[47]
Патрон в сопровождении Луция покинул аудиторию. Прощание было сдержанным; очевидно, направление, по которому развивался новый курс, привело Патрона в дурное расположение духа. Однако, несомненно, слова его произвели на молодых людей сильное впечатление.
