— Что? — переспросил он, таращась удивленными глазами на стоявшего в шаге от него человека с головы до ног укутанного в какие-то разноцветные тряпки — обноски, так что не закрытым оставалось только лицо.
Его кожа была бледной и сухой, как у старика, голос звучал глухо и хрипло, срываясь в простуженный сип. И вообще, было непонятно, сколько ему лет — пятнадцать или пятьдесят пять. Однако же, Аль почему-то не сомневался, что перед ним — паренек, вряд ли намного старше его.
— Без разницы, — по-своему поняв его вопрос, махнул рукой незнакомец, — у меня двое суток ничего во рту не было, за исключением снега. А крыса, которую мне удалось добыть до того, оказалась еще более худой и костлявой, чем я.
— Ты… ел крысу? — сглотнув подступивший к горлу комок, недоверчиво переспросил царевич. Он не верил, что такое возможно.
— А что? — как-то немного свысока глянув на собеседника, хмыкнул паренек. — Что крыса, что олень — все мясо. А мясо — сытная пища, хорошая. Жалко, что крыс в городе осталось мало. Тоже с голоду дохнут, как и мы.
— Но… почему?
— Что — почему? — смерив собеседника взглядом, спросил тот. — Голодно? Потому что есть нечего. Все запасы, что были, уже съедены, а новое не родится в замерзшей земле!
— А…
— Ты что, ненормальный? Или издеваешься? — с угрозой стал надвигаться на царевича чужак. — Хотя, конечно! Ты же из дворца! Из придворных, богатеньких! В тепле да сытости…
— Я… — тот растерялся, даже попятился от неожиданности. — Я ничего не знаю… Я болел, долго болел, только сегодня очнулся, и вот… — он развел руками, показывая на окружавший мир с таким видом, словно это он был виноват в охватившей землю перемене.
— Тихо! — резко стукнув его по руке, шепнул горожанин, застыв на месте, будто каменное изваяние, даже, как казалось, перестав дышать — во всяком случае, пар больше не срывался белым облачком с его губ.
— Что? — стремительно оглядевшись, стараясь говорить как можно тише, спросил Аль. Он почему-то решил, что сейчас увидит толпу кочевников — диких, с горевшими безумием глазами, с изрисованными жуткими линиями — шрамами лицами. Но рядом не было никого. — Кто здесь?
— Тихо! — шикнул горожанин, затем качнул головой в сторону подворотни. — Крыса!
— Кто?! — Аль совсем растерялся. Он никак не мог взять в толк, при чем здесь крыса? — Зачем она…
— Замри и не дыши! — а в следующее мгновение он неожиданно сорвался с места. Его движения были быстры и, в то же время, удивительно плавны, что делало их незаметными — вот он стоял рядом, а вот уже — на другой стороне площади.
Царевич и рта не успел открыть, как его странный знакомец уже вернулся, держа за хвост огромную жирную крысу.
— Смотри какая! — хвалясь своей добычей, как охотники рябчиком или зайцем, довольный воскликнул он.
— И… Что? — уже начиная понимать, что тот собирается делать дальше, Аль сглотнул подкативший к горлу комок.
— Отличный обед! Хватит даже на двоих! Видишь, я даже могу себе позволить быть щедрым. Пошли, сегодня я угощаю. А уж завтра — твоя очередь.
— Есть… это? — царевич нервно дернул плечами. Его мутило от одной мысли об этом.
— Царская еда! А что? Едят же богатеи белок. А они — те же крысы.
— Но… — царевич не считал, что это — одно и тоже, однако его мнение было явно безразлично горожанину.
— Откуда только взялся этот толстяк? — с живейшим интересом рассматривая крысу, спросил тот скорее сам себя, чем своего собеседника. И прежде, чем юноша успел открыть рот, сам поспешил с ответом: — Выходит, истории о полных зерном царских складах — нечто большее, чем слухи, — его глаза зло сощурились, искривленные губы сжались: — И это когда вокруг все мрут с голоду… Ну конечно, кому какое дело до простых людей! Во всяком случае, не царю!
— Ты несправедлив!
— А, богатенький мальчик! Спешишь на защиту своим? Еще бы, ведь тебе не приходится голодать!
— Ты несправедлив, — повторил Аль, а затем продолжал: — Всему есть причина.
— Конечно!
— То, что кажется жестокостью, на самом деле может быть…
— Жестокость она и есть жестокость. И нечего тут думать!
— Но запасы зерна необходимы, чтобы, с приходом тепла, было что сеять!
— Уже третий месяц весны, а теплом и не пахнет! Что если оно не придет никогда? И какой смысл думать о том, чего нет, а, может, и не будет вовсе, когда есть то, что есть!
— Но…
— Хватит об этом! — резко прервал его горожанин. — Я голоден! И намерен съесть эту крысу прежде, чем на нее найдутся другие желающие! Хочешь поговорить — пошли со мной.
— Пойдем лучше со мной, — царевич поманил незнакомца за собой, в сторону дворца. Он был уверен, что ему удастся найти что-нибудь съедобнее крысы.
Но горожанин почему-то качнул головой:
— Э, нет! У меня своя еда. Добытая честным образом, ни у кого не отнятая! — это была гордость нищего, просившего кусок хлеба, лишь не имея собственного. И, не говоря больше ничего, он, решительно повернувшись спиной к царевичу, зашагал в сторону занесенного снегом серого бесцветного проулка — тупика.
Алю ничего не оставалось, как, переступив через свою гордость, двинуться следом.
Царевичу нужно было получить ответы на слишком много вопросов, и он не собирался отворачиваться от того, кто мог ему помог во всем разобраться.
Глава 8
— Да, в общем-то, все так и было, — немного насытившись и подобрев, кивнул паренек. Даже говоря, он не переставал жевать, причем ни одно из этих двух дел ничуть не мешало другому, — ну, как говорил царь… Я, конечно, всего не знаю… Просто в один прекрасный день… вернее, теперь-то ясно, что он был совсем не прекрасный… а тогда — ничего, я помню, выглянуло солнце и даже чуть потеплело… В общем, в торговых рядах начали шептаться, что на границе стоит тьма кочевников, готовых в любой миг вторгнуться в пределы Альмиры…
— Десятого царства… — пробормотал слушавший собеседника со всей внимательностью царевич.
— А я что говорю? — скривился горожанин, которого, как Аль успел узнать, звали Лотом. Он был недоволен тем, что его прервали. Лови теперь разбежавшиеся по голове мысли.
Лот оказался одного возраста с царевичем. И, вообще, у них было много общего, так что взгляни кто на них сейчас со стороны, особенно учитывая полумрак залы, то решил бы, что они — по крайней мере, родственники. И скорее близкие, чем дальние. Оба сероволосые и светлоглазые, невысокие и худые, как жердь. Впрочем, чему тут удивляться? Что до цвета волос и глаз, то он был обычным для жителей Десятого царства. А что касается худобы… Аль долго болел, а хвори не способствуют набору веса. Лоту же приходилось голодать. И не только теперь. Его жизнь и до вторжения кочевников была не маслом намазана, нужно было не столько жить в свое удовольствие, сколько бороться за выживание. Один из многочисленного выводка бедных родителей, с трудом сводивших концы с концами, он всегда, сколько себя помнил, жил впроголодь. Впрочем, выработанное с годами умение добывать пищу весьма пригодилось ему теперь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
