обошел стол, наклонился над Сироткиным и тихо прошептал ему на ухо:
– Зачем вам ловить машину, если у вас есть любовница? Она, вступив с вами в преступный сговор, поджидала вас в своей машине, так?
Сироткин втянул голову в плечи, опустил взгляд, пальцы рук сжались в тугой замок.
– Она отвезла вас к теще. Подождала… Хотя могло быть и иначе! – Осипов отошел на метр, встал со скрещенными на груди руками перед допрашиваемым. – Она могла вместе с вами подняться в квартиру к вашей теще. Подождать, пока вы ее задушите. Потом помогла вам опустошить сейф…
– Хватит! – закричал Сироткин, вскакивая. – Не смейте меня обвинять! У вас нет ни единого доказательства. Вы притягиваете за уши сомнительные факты. У меня алиби!
– Весьма сомнительное, – вставил Женя, возвращаясь на место.
– Вы совсем упускаете из виду тот факт, что по соседству с Зинаидой Павловной поселился убийца. Буквально маньяк! Стоило ему вернуться, как ее убивают!
– А вы нарочно ждали его возвращения из мест лишения свободы, чтобы его подставить? Чтобы воспользоваться случаем?
Он снова начал печатать, понимая, что улик против этого пижона у него нет. Как и против Карелина.
Нет свидетелей. Нет отпечатков пальцев. Нет вообще ничего! Зато у всех есть алиби, мать их…
С таким же успехом в убийстве Сироткиной можно было обвинить всех жителей подъезда, или дома, или того же пожилого антиквара, заинтересованного в присвоении коллекции. Чем себе не мотив? Или даже ее дочь, которая спала одна в своей кровати. За это ее подозревать? Так спит половина человечества, между прочим.
– Какие отношения вас связывают с Галкиной? Вы так и не ответили.
– Мы любовники.
– Как давно?
– Два года. – Сироткин поднял на капитана умоляющий взгляд. – Только ее не вмешивайте. Ася – чистый, хороший человечек…
– Хороший человечек, который по вашей просьбе отправился к антиквару с вопросами о чужой коллекции? Да. Это точно ее характеризует как хорошего человека. – Осипов, фыркнув, перегнулся к нему через стол. – А кто перешел вам дорогу с фарфором, Сироткин? Кого, кроме Карелина, вы подозревали с вашей Асей? Она показала антиквару несколько мужских портретов. Среди них был Карелин. Кто еще?
– Остальные были «пустышкой», – отозвался зять Зинаиды Павловны после паузы, в течение которой он напряженно размышлял.
Врет! Тут же сообразил Осипов. Следует еще раз наведаться к антиквару. Или сюда его пригласить? Дед загадочный. Пожалуй, лучше в отделе с ним говорить. И так из-за его личной лояльности дело до сих пор ни с места.
– Откуда вы узнали, что коллекция фарфора исчезла из квартиры вашей тещи?
– Ну… Жена сказала, что вы интересовались. Она искала, ничего не нашла. И про коллекцию я ничего не знал. Только о шкатулке и статуэтке.
– Жена хвалилась?
– Теща тоже. На семейных праздниках не раз пыталась поделить наследство между внуками. Не серьезно, конечно. В шутку. Но часто упоминала о ценности антиквариата.
– И вы с любовницей решили своих детей наследства лишить?
Сироткин промолчал. Осипов еще раз прочитал протокол допроса. Отправил его в печать.
Больше он точно ничего от него не добьется. А в коридоре еще ждал Карелин. А еще надо позвонить антиквару. И съездить еще раз в больницу. Навестить персонал с вопросами: не видел ли кто навещавшую Сироткина молодую девушку в ярко-зеленом пуховике?
Глава 26
Окунев смотрел из окна своей старой квартиры на двор. Серо. Уныло. Веяло такой невообразимой скукой, что хотелось зевать и не вставать с постели. А еще лучше – завыть во все горло. И не потому, что все было плохо в этом дворе. Нет. Благоустройство за эти годы проводилось. И неоднократно. Он же проверял квартиру Димы все эти восемь лет. Заходил в свою. Наблюдал во дворе изменения. Ремонтировались тротуары, разбивались цветники. Детская площадка новая. Даже место для выгула собак появилось. Просто…
Просто погода скверная. Небеса такие низкие и серые, будто кто-то натянул над городом огромный кусок мешковины с дырами, из которых время от времени летит ледяная снежная пыль. Ветер уже неделю не стихал, обещая перемены в погоде, а они все не наступали.
Окунев отошел от окна, окинул взглядом кухню. Он не делал здесь ремонта с тех пор, как съехал отсюда. Да и до того не делал тоже. Засаленная стена над плитой. Грязный, в брызгах, потолок. Это у него лет десять назад рванула скороварка. Забился клапан, крышку сорвало, и все, что готовилось, разлетелось по стенам и в потолок. Стены он тогда кое-как отмыл. А до потолка руки не дошли. Так и остались на нем ошметки картошки с мясом. Давно засохли, превратившись в причудливый темный узор.
– Креативно, – проговорил Леша с кислой улыбкой.
Что он здесь вообще забыл? Зачем мучает себя убогостью своих стен, терзает воспоминаниями о нищенском прошлом? Зачем, для чего?
А он ответит!
Он здесь, чтобы пустить пыль в глаза своей удачливой сучке жене – Лизе. Она его уволила? Уволила. Помощи по трудоустройству не предложила. Хотя ее папаша запросто мог бы шевельнуть толстым задом, набрать кого следует. И Леша еще вчера работал бы в приличном месте с достойной зарплатой. Но ее папаша был слишком толстым и ленивым, чтобы замечать что-то дальше своего забора. Проблемы дочери его, казалось, вообще не трогали. Интересно, он заметил, что мужа Лизы посадили восемь лет назад за зверское убийство? Леша его едва выносил при встречах. И улыбался ему все более натянуто.
По большому счету он и Лизу выносил в последнее время с трудом. Она сильно изменилась с возвращением Карелина из тюрьмы. Стала больше улыбаться той противной загадочной улыбкой, которую ему и раньше хотелось стереть с ее лица. А теперь, так тем более. Она почти не встречалась с Осиповым. Он насчитал всего лишь два свидания с тех пор, как Дима вернулся. Нет, они регулярно созванивались, но вот встреч почти не было.
Что бы это значило? Она опомнилась, усовестилась или снова хочет в койку к Карелину? Зря хочет. Дима не простит ей ее грехов. Да и он сам не простит ей многого. Хотя бы своего увольнения.
Когда он попытался пару дней назад возмутиться ее решением, что она ответила?
Она предлагала ему сидеть дома? Предлагала. Но он же мужик, он же не может существовать так же, как и она. То есть как овощ. Он не может целыми днями просиживать в креслах косметолога, маникюрши, нежиться под руками массажиста. И, что главное, он не может просить у нее денег Христа ради. А так было бы, пойди
