— Я тоже.
С помощью Игнатьича он быстро облачился в высотный костюм, надел на голову гермошлем и, прихватив наколенный планшет, направился к выходу.
Взлет нового самолета — всегда волнующее событие, особенно для тех, кто корпел над чертежами, кто вытачивал каждый винтик и собственными руками собирал сложнейшие приборы. Они провожают машину с чувством гордости за себя, и мало кому в эти минуты приходит мысль о том человеке, кто, находясь в кабине, венчает их труд и чья судьба напрочь спаяна, неразделима с судьбой самолета. Оба они, человек и машина, зависимы друг от друга, и в испытательном полете поддерживают друг друга, как солдаты, идущие в атаку.
Смотрел в окно и Валерий Волчок. Его распирало от гордости, что он тоже участвует в головных испытаниях, что ему поверили и доверили, как Аргунову и Волобуеву, Струеву и Суматохину.
Валерий уже знал эту машину, он в первом же полете привязался к ней, влюбился в нее и все дни ходил под впечатлением той же мощи и легкости, какую почувствовал в новом истребителе.
За первым полетом пошли второй, третий… пятый… седьмой… И все пока без сучка, без задоринки. Поэтому Волчка и удивляла настороженность Аргунова, вызывала в душе глухое раздражение. А на днях Аргунов так прямо и заявил ему:
— Запомни, Валера, ты хоть и лихой, но пока еще сыроватый летчик.
Волчок взорвался:
— Сыроватый?! Я? Да если хотите, я уже весь пилотаж на новой машине делал!
— Знаю, — спокойно ответил Аргунов.
Волчок даже опешил на мгновение, но в следующую секунду догадался: а почему бы и не знать, если вся машина напичкана контрольно-записывающей аппаратурой, которая, как шпион, фиксирует любую скорость и высоту, любую перегрузку, любой маневр самолета, — и расшифровать весь полет не представляет трудности.
Его поразило другое: знал, но молчал.
Что ж, тем лучше! Но почему «сыроватый»?
И, уже не помня себя от незаслуженной обиды, вскипел:
— А вы… вы все на одном месте топчетесь!..
Андрей покачал головой.
— Птицу видно по полету, а добра молодца — по соплям! — насмешливо резанул он и ушел, предоставив Волчку самому разобраться в себе.
Теперь Волчок наблюдал за взлетом машины Аргунова. Ничего особенного, можно бы и поэффектней. Короткий разбег, плавный отход от земли и не очень крутой набор высоты.
— Тоже мне взлет! — проворчал Волчок.
— Осторожничает, — раздалось за спиной.
— А, это ты? — узнав Струева, обрадовался Волчок.
— Аргунов, кажется, отлетал свое, — будто сожалеючи, добавил Струев.
«А может, и правда! — подумал Валерий. — Как тормоз. То нельзя, это нельзя…. Может быть, потерял интерес? Тогда уходил бы, не мешал другим…»
— Трудно с ним работать, — продолжал Струев. — И я тебе советую не терять своего лица. У каждого должен быть свой почерк. Не люблю обезлички.
Его слова задели Волчка, но он промолчал.
— А вы тянетесь перед ним, как солдафоны!
— Слушай, Лев, подбирай выражения! — Волчок резко развернулся и пошел прочь.
«А ведь Струев, пожалуй, прав. Ну уж дудки! Я себя покажу: на мне где сядешь, там и слезешь».
Злой и рассерженный, вбежал Волчок в диспетчерскую.
— Ну, заяц, погоди! — прыснула в кулак Наташа, увидев его задиристо взлохмаченный чуб.
— Самолет готов? — оборвал ее Волчок.
— Минут через десять. Полетный лист я вам уже выписала. Задание прежнее: простой пилотаж! — скороговоркой доложила девушка, поняв, что Волчок не в духе.
Валерий едва не выпалил: «Ну уж черта с два — простой пилотаж!», но вовремя прикусил язык.
Теперь он знал, что будет делать. Петли! Восходящие бочки! Боевые развороты! И не где-нибудь тишком, в зоне, а над аэродромом. На глазах у всех! Надо утверждать себя! Пускай Струев удостоверится, что он не солдафон и ни перед кем на полусогнутых ходить не собирается. Ни перед кем! Даже перед Аргуновым!
Он нервно расписался в полетном листе и выскочил из диспетчерской.
Аргунов разогнал скорость до тысячи километров в час и перевел машину в набор высоты. Самолет понесся вверх, оставляя за собой темноватый след размытого дымка.
Достигнув заданной высоты, Андрей уменьшил скорость и тут заметил, что авиагоризонт все время уходит от центра. Вначале на полдиаметра, затем на диаметр, наконец, на целых два диаметра. Почему-то наступало скольжение и приходилось давать правую ногу, чтобы загнать шарик обратно в центр, выравнивая самолет.
Наверное, какая-то недоработка в управлении. Надо будет предупредить пилотов, особенно бесшабашного Волчка, чтобы был всегда начеку.
Вернувшись из полета, Аргунов сразу поднялся в летный зал, где его с нетерпением ждали, взял дефектную ведомость и стал записывать все, что ему не понравилось в машине и что должно быть выправлено, чтобы военный летчик строевой части — не сильный и не слабый, средний летчик — мог без особого усилия выполнить в боевой обстановке любое задание.
Это было его твердое убеждение, к которому он пришел за восемнадцать лет летной работы. Ведь прежде чем стать испытателем, он изрядно послужил в строевой части, где много летал на перехваты и воздушные бои, на стрельбы по летящим целям и наземным, на разведку. Он часто ввязывался в спор, подмечая, что́ в самолете для повышения боевой эффективности следует изменить.
Когда его отправляли на испытательную работу, командир полка, немолодой, опытный авиатор, дружески напутствовал на прощание:
— Будь всегда осторожен. И помни: нам плохие машины не нужны…
Исписав дефектную ведомость, Андрей встал.
— Волчок давно улетел? — спросил он по селектору.
— Давно, скоро будет садиться.
— Передай, Наташенька, пусть потом в летный зал поднимется.
— Хорошо, Андрей Николаевич, но у него еще одна машина.
Аргунов взглянул на часы. Ровно три.
Лариса, наверное, волнуется. Надо позвонить, может, она захочет вечерком куда-нибудь сходить. Не мешает развеяться…
Горячка на ЛИС, неполадки в новой машине сильно утомляли его.
— Ох и работка у тебя! — вздыхала Лариса, а когда он начинал рассказывать, какое это чудо — самолет, который он сейчас испытывает, она нервно обрывала: — Перестань, посмотри лучше, на кого ты стал похож со своими самолетами!
«Светлана бы так не сказала», — думал он и замолкал.
«Она бы так не поступила… Так бы не сделала…» — все чаще и чаще лезли в голову непрошеные сравнения.
Странное дело, чем дальше в прошлое уходили дни, тем чаще вспоминалась ему Светлана. А в последнее время все снилась ему по ночам. Но сейчас не надо об этом.
Мысли его снова вернулись к машине.
