тут, в пределах Храма, или там, в окрестностях Южнорусского Овчарова; прошли всего лишь сутки, слишком мало времени, чтобы принимать решения. Белый чувствовал, что надо подождать, и откуда-то знал, что ждать надо будет три дня; хотя, впрочем, никакой уверенности не было.
В Овчарове на вторые сутки отсутствия Тома как-то сама собой улеглась паника, и все резиденты «Синего Ары» также заняли выжидательную позицию, занимаясь кто чем: Влад и Захаров – работой, Соник – скотиной и холстами, Анна и Жмых съездили в районный ЗАГС, где от них приняли сразу оба заявления, на заключение брака и на развод.
– А чего время терять, – пожала плечами худая девица-чиновник, – всё правильно. Пока два месяца до свадьбы, заодно до развода тоже два месяца пройдет.
– А можно поскорее? – спросил Жмых.
– В смысле, сперва развод? – уточнила девица, – Нет, это вряд ли, так еще никто не делал.
– Свадьбу, – сказала Анна.
– О! – сказал Жмых шепотом, – не думал, что вы так стремитесь связать себя узами брака.
– Я просто подумала, раньше сядешь – раньше выйдешь, – шепотом ответила Анна.
– Можно через месяц, – сказала девица, – но развод все равно через два.
– Мы согласны, – быстро сказал Жмых.
Анна промолчала.
– Не рекомендую вам менять фамилию, – сказал Жмых, когда они покинули административное здание, – не успеет надоесть.
– За месяц-то?! – воскликнула Анна, – да осточертеет она мне за месяц, но я не собираюсь.
– И правильно, – кивнул Жмых, – анахронизм, не имеющий отношения к действительности.
Сплетня о том, что владелица «Синего Ары» выходит за Жмыха, на какое-то время затмила деревенскую новость об исчезновении Тома, хотя последняя выглядела гораздо более замысловато: мы лично слышали в магазине «Березка», что Том пропал, когда помогал затаскивать чей-то шкаф в дом, и его этим шкафом придавило, а когда шкаф убрали, никакого Тома под ним не оказалось, и даже мокрого места тоже не было – нормальное сухое крыльцо, ни крови, ни мозгов, ничего; был Том – и исчез, что вообще-то с ним не впервые, никуда не денется, найдется.
И Том действительно нашелся.
Но сперва он проснулся на чьей-то заброшенной даче и огляделся. Ночь он провел на каких-то старых тряпках, накиданных на древнюю железную кровать. Напротив кровати, правее окна, помещался стол, у стола – табурет. Том встал и подошел к столу. На столе стояли тарелки с остатками ночной трапезы, лишь водочный графин был абсолютно пуст. Том взял его и поднял к носу: из графина пахло водкой.
– Материализовал нормально, – сказал Том вслух, поставив графин на место, – ничего сложного. Эй?
Ответа не последовало. Голос, полночи учивший его правильно обращаться с идеями, теперь молчал.
– Спишь? – спросил Том, – Ну спи. Я пошел. Пока.
И вышел прочь.
На дворе сиял белый день. Ветер стих. Том потянулся, крякнул, сделал шаг, запутался в траве-резуне, не удержал равновесия и со всего маху грохнулся оземь; последнее, что он увидел на гостеприимной даче – это обломки гнилых досок, падающие прямо на него. Первое, что он увидел в Иерусалиме – это свет в конце недлинного кривоватого и очень узкого туннеля; он пополз к свету, удивляясь, что к свету приходится ползти, а не лететь на большой скорости, как это делают все умершие. Потом он услышал над собой голос, но не тот, что кормил его на даче материализованным борщом, а совсем другой, хотя и знакомый:
– Ну наконец-то, – сказал голос, – вставай, разворачивайся и пиздуй обратно.
И чьи-то руки – кажется, их было аж восемь – подняли его с корячек, развернули на 180 градусов, вынудили снова встать на корячки и впихнули в туннель головой вперед. Все произошло так быстро, что Том, выпав из шкафа в доме Макса, успел сказать лишь слово «бля».
– Главное, оно работает! – говорил потом Белый, – Отлично все работает, и совершенно непонятно, почему с ним – Белый кивнул на Тома – такая заминка во времени вышла. Ты где был-то?
В «Синем Аре» пахло блинами, кофе и сигаретным дымом.
– Господа, – сказал Том, – я хочу сказать вам, что вы немножко звери. Почему вы лишили меня возможности осмотреть святыни древнего города? Я, можно сказать, столько ради этого претерпел. Душу почти продал. И я хочу знать, кому принадлежал голос, сказавший мне «пиздуй обратно».
– Том! – сказала Анна, – никуда святыни не денутся. Рассказывайте давайте, куда вы провалились.
– Это точно были не вы, Анна, – сказал Том, – я вам очень признателен.
В доказательство своих слов Том приподнялся со стула, взял Аннину руку, подтащил ее к губам и звонко чмокнул.
– Вы такая хорошая женщина, – сказал он, – я бы на вас непременно женился, если б не обет безбрачия.
– Да я тоже наобещала тут, – сказала Анна, – но спасибо. Так где вы были-то?
– На даче. Видимо, в Кипарисово, – подумав, сказал Том, – хотя, может, в Сиреневке. Но это все неточно.
– Что вы там делали?!
– Борщ ел. Картошку жареную. Котлеты. Сперва материализовал их идею, потом ел. Идею водки еще материализовал, это, кстати, нетрудно. Поначалу сложно, аж даже бесит, а потом, когда настроишься, легко. Я вас научу, хотите?
– А место вы сможете найти? – спросил Белый, – Хотя чего я спрашиваю, вы же сказали, что даже не знаете, Кипарисово это было или Сиреневка.
– Не найду. Вышел, с крыльца шагнул, доски гнилые, хуяк и сразу «пиздуй обратно».
– Том, я обещаю, будет вам еще Иерусалим, – сказал Белый, – вот клянусь.
– Том, – позвал Тома молчавший до этого Соник, – а так что там за история с материализацией? Я читал о подобной практике, но никогда не думал, что это реально. Вы там, на той даче, были один?
– Можно сказать, что один, – ответил Том, – я ведь этого, который меня научил, так и не видел. Во-первых, ночь. Во-вторых, он ведь прозрачный, как его увидишь? Прозрачный, как вода.
Соник кивнул.
С секундным запозданием кивнул Белый.
– Папа! – встрепенулся вдруг дремавший Ара, – Папа! Как вода. Как вода. Как вода.
Сюрприз
– Искусство должно быть бессмысленное и мимолетное, как бабочка, – сказал Соник, – а не как кирпич. Если как кирпич, то это ремесло, а не искусство. Ничего плохого, просто не искусство.
Любой посетитель кафе обомлеет, когда вновь вошедший посетитель внезапно, прямо от входной двери, выступит с программной речью. Посетители «Синего Ары» озадаченно смотрели ввысь, под потолок – там, в клубах теней и сигаретного дыма, терялось лицо Соника, пока он стаскивал с себя куртку. С куртки падали на пол сугробы снега. Шлёп. Шлёп.
– Соник, – осторожно позвала Анна, – вы сегодня выпивши, что ли?
– С чего вы взяли, – раздраженно ответил Соник.
– Ну, так. Просто вы не на машине.
– А, это, – Соник снизился и повесил куртку на кресло, в котором сидел Захаров, – погулять ногами захотелось.
Захаров поёжился.
– Хорошо, что вы сюда пригуляли, – одобрила Анна, – а то мало ли ям под снегом, вон как метёт, ни черта ж не видно. Один неверный шаг, и вы уже сами знаете где.
– Ну, там хоть не курят как лошади, – сказал Соник, – хотя не это главное, конечно.
– Так что там
