безошибочно узнала эти твердые, нежные ладони.
— Вика?
Обернулась к ней. Ее глаза искрились, в зубах травинка. Ноздри как бы пронизаны розовым светом.
Рядом Руслан, положил руку на Викино плечо.
Ничего другого не оставалось, как сказать:
— Познакомьтесь, это мой муж и дочь.
Руслан слегка наклонил голову, и Вика тоже наклонила голову, этому она научилась у Руслана.
— Кого вы ищете? — спросила Вика Юру, глядя на шест с картоном.
— Как видите, боевых однополчан моего отца, — ответил Юра.
Мне показалось, голос его звучит вяло, может быть, устал от этой никчемной игры? Или внезапная встреча с дочерью выбила его из колеи.
— Мама, — сказала Вика, — можешь себе представить, та самая кавалерист-девица, ну, помнишь ее?
— Помню, — сказала я.
— Так вот, она встретила каких-то своих фронтовиков, и они все стали плакать…
— Вика сама чуть не заплакала, — сказал Руслан.
— Вот уж нет, — возразила Вика. — И ни капельки не не хотелось плакать, вот ни на столечко!
Я смотрела попеременно то на нее, то на Юру, стоявших рядом.
Как же они походили друг на друга! Серыми, в крупных ресницах глазами, медленной улыбкой, круто вырезанным, одинаковым у обоих, немного тяжелым подбородком.
За эти годы мне не доводилось видеть их вдвоем, только теперь, когда оба они стояли рядом, я заметила это сходство, может быть, ясное и неоспоримое только лишь для меня одной.
Вдруг Руслан тоже заметил сходство и сразу же все понял? Я не хотела, чтобы он понял. К чему? Разве ему от этого стало бы легче жить?
Но Руслан смотрел в другую сторону.
Вика спросила Юру:
— Ваш отец был Герой Советского Союза?
— Как видишь, детка, — сказал Юра.
— И вы тоже герой? — не отставала Вика.
— Что ты, — рассмеялся Юра. — Какой я герой…
— Он герой в жизни, — вмешалась Лялечка.
Юра резко, почти грубо оборвал ее:
— Хватит! Довольно!
— Почему хватит? — обиженно отозвалась Лялечка.
— Ну ладно, — уже мягче проговорил Юра. — Я тебе все объясню дома, договорились?
Лялечка, не отвечая ему, сердито поджала пухленькие розовые губки.
Руслан вынул из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
Я протянула руку сперва Лялечке, потом Юре.
— До свиданья, нам пора…
Лялечка с готовностью пожала мою ладонь, а Юра, казалось, не замечал ничего, жадно и пристально уставившись на Вику.
— До свиданья, — повторила я.
Он нехотя отвел от Вики глаза.
— До свиданья…
Я знала, он догонит меня. Я была уверена, мы не простимся вот так вот, словно и в самом деле далекие знакомые, которые не виделись много лет и еще много лет не сумеют видеться.
Прежде чем он поравнялся со мною, я обернулась.
— Давай постоим минутку, — сказал Юра. Он заметно задыхался, должно быть, за эти годы сдало сердце, уже тогда, в молодости, сердце у него, случалось, барахлило иногда.
Руслан и Вика остановились вместе со мной. Я сказала:
— Идите, я догоню вас.
Они прошли дальше.
— Как, отдышался? — спросила я Юру, стараясь, чтобы мой голос звучал весело, непринужденно.
— Сейчас, — ответил он. — Сейчас, одну минуточку…
Легонько похлопал себя по груди.
— Мотор, видишь ли, не всегда ритмично работает.
Наконец он отдышался. Мы медленно пошли вперед, по дорожке.
Он посмотрел на меня, я поняла, сейчас он начнет расспрашивать меня обо всем, ведь мы так давно не виделись, и ему охота знать обо мне побольше.
Я не ошиблась.
— Значит, это твой избранник?
— Давай договоримся с самого начала, — сказала я. — Если хочешь спросить о чем-либо, спрашивай, только без этого ернического, залихватского тона, поверь, он тебе не идет и не красит тебя.
Юра кивнул, как бы соглашаясь со мной.
— Наверно, ты права, не красит.
— Раз сам понимаешь — тем лучше.
— Больше не буду, — покорно сказал он.
Так же он говорил когда-то, когда мы ссорились и он хотел помириться, потому что мир его больше устраивал, он повторял тогда бездумно одно и то же:
— Больше не буду… Честное слово, больше не буду, веришь?
Но даже теперь, хорошо зная, как легко он относится к словам, не стараясь вдуматься в их смысл, хотя бы как-то осознать, что скрыто за ними, мне захотелось ему поверить. И я почти силой удержала себя, чтобы не сказать:
— Верю, конечно же, верю…
Он между тем продолжал свое:
— Больше никогда не буду так говорить, даю самое-пресамое честное слово…
Я не хотела спрашивать и все-таки не выдержала, спросила:
— Зачем тебе все это?
— Что именно? — не понял он.
Я кивнула на шест, который он все еще продолжал нести.
— Ах, вот ты о чем.
— Да, об этом самом.
— Понятно, — сказал он.
Я заставила себя улыбнуться.
— Хорошо, что понятно, уже известный прогресс.
Я старалась говорить мягко, отнюдь не зло, хотя мною владело раздражение, в самом деле, что за нелепая фантазия у взрослого, даже очень взрослого человека?
Он спросил:
— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, только скажи, кому это мешает?
— Как кому? Тебе прежде всего.
— Мне не мешает, а, напротив, помогает жить.
Я усмехнулась.
— Что ж, иначе, выходит, нельзя?
Он сказал серьезно:
— А ты не смейся. У тебя, видно, все хорошо…
— И у тебя все как будто бы неплохо, — перебила я его. — Вон у тебя какая Лялечка!
Он пожал плечами:
— Будет тебе, Зоя, разве я о том?
— О чем же?
Он ответил не сразу:
— Мне нечем жить.
— Что значит нечем? — спросила я, тут же, впрочем, устыдившись своего вопроса.
— Вот так вот, очень просто, не-че-м.
Он произнес это короткое слово по слогам, глядя на меня в упор.
— Надеюсь, усвоила? Я могу жить только воспоминаниями или же окунувшись в условную форму.
— Что значит в условную форму?
— Это значит «бы», и ничего больше. Как было бы, если бы да кабы. Понимаешь?
— Понимаю.
— Можно, я приду к тебе как-нибудь? — помедлив, спросил он.
— Зачем?
— Я хочу видеть ее еще раз. Хотя бы один только разок.
Я промолчала.
— Она ничего не знает?
— Ты о чем?
— Она считает твоего мужа родным отцом?
— Естественно.
Он подпрыгнул, сорвал листок с дерева.
— Так как же?
— Никак. По-моему, ни к чему тебе приходить.
— Ты так думаешь?
— Да, — отрезала я. — Думаю. Более того, уверена в этом. Если бы мы сегодня не увиделись, тебе бы в голову никогда не пришло навестить нас, чтобы увидеть Вику.
Он медленно покачал головой.
— Я о ней часто думал, очень часто.
— Не верю, — сказала я.
Яркое солнце беспощадно высветило морщины под глазами, глубокие складки на лбу.
Невольно я бросила взгляд на его руку, державшую шест. Она была в крупных жилах, сухая, хрупкая на вид.
— Юра, — окликнула издали
