Тётя Лена тоже с упрёком смотрела на Валерку.
— Как же это, малыш? С каких пор ты стал обманывать нас? Я же всегда тебе верила.
Никто сейчас не верил Валерке. Вот что было обиднее всего. Как им доказать? Что сделать, чтобы они поверили?
И вдруг он вспомнил:
— Дядя Саша, я не выбивал! Клянусь хлебом, что я не выбивал.
В его голосе было столько отчаяния, что трудно было усомниться в искренности этой клятвы.
Дядя Саша улыбнулся и развёл руками.
— Не обессудьте, пожалуйста, но я ему верю, — сказал он женщине.
Тётя Лена обняла Валерку и тоже вступилась за него:
— Да-да, вы, очевидно, ошиблись.
Женщина растерянно извинилась и ушла.
Вот какую силу имеет хлеб!
ВСЕМ РАДОСТЯМ РАДОСТЬ!
— Валерка! — позвал из ванной комнаты дядя Саша.
«Опять мыть спину», — подумал Валерка и неохотно поплёлся в ванную.
— Ты что такой хмурый? — спросил дядя Саша.
— Так, — неопределённо ответил Валерка, протягивая руку к мочалке.
Дядя Саша подставил голову под холодный душ и так начал фыркать и брызгаться, что Валерка вынужден был забиться в угол, вздрагивая от долетавших до него брызг.
— Ух! Здорово! — восхищался дядя Саша, растирая тело махровым полотенцем.
Валерка вопросительно смотрел на него и не мог понять, зачем он ему понадобился.
Дядя Саша повесил полотенце, повернулся к Валерке и засмеялся.
Валерка стоял, забившись в угол. Вид у него был такой, как будто он только что побывал под дождём. Капли воды блестели на его чёлке, и даже одна из них повисла на носу.
Он сердито крутил в руках мочалку.
— Что ты мочалку мнёшь? — спросил дядя Саша.
— Я думал, спину… — как обычно полуфразой, ответил Валерка.
— Чудак человек, новость у меня есть хорошая! Просили передать тебе.
— Кто, кто велел? — заторопил он дядю Сашу.
— Анянов и тётя Наташа.
— Анянов? — переспросил Валерка.
— Ну да. А что ты так удивился?
— А почему он не приходит к нам?
— Обещал зайти.
— А он подготовился в школу? Он поступил?
— Считай, что поступил.
— Как — считай?
— Вот странный ты человек? — посмеивался дядя Саша, — Учебный год же ещё не начался, а документы он сдал в школу и всё лето занимался, Я уверен, что его обязательно примут.
— А что он велел сказать мне? — спохватился Валерка.
— Да вот подошёл ко мне сегодня и говорит: «Передайте Валерке, что нашей смене присвоили звание коммунистической».
— Ура! — закричал Валерка во все горло, да так, что даже ванная комната загудела.
Дядя Саша заткнул уши.
— Брось орать-то, оглушишь, — попытался урезонить он Валерку.
А в Валерку словно бес вселился. Ещё бы: он так рад за Анянова!
Он сегодня же расскажет об этом всем ребятам.
Жалко, что нет Тольки, он бы ему первому рассказал.
Дядя Саша смеётся вместе с Валеркой.
— А знаешь, что велела тебе передать тётя Наташа?
— Что?
— Она хочет, чтобы ты вызвал Анянова на соревнование по учёбе.
— А как я его вызову? — насторожился Валерка. В слове «вызвать» он усмотрел что-то обидное по отношению к Анянову.
— Что ты так взъерошился? Вызвать — это значит позвонить по телефону и сказать: «Давай соревноваться».
Валерка сорвался с места:
— Сейчас позвоню.
— Подожди, — остановил его дядя Саша, — сейчас ты ему не дозвонишься. Они всей сменой ушли на лекцию. И очень уж ты скорый какой-то.
— Как — скорый?
— Да так. Ты думаешь, соревноваться — простая штука?
— Вы же сами велели позвонить, — обиделся Валерка.
— Ты подожди дуться. Давай вначале подумаем, как соревноваться.
— Очень просто, — быстро ответил Валерка, — пусть он не получает двоек, и я не буду получать.
— Здорово, — неодобрительно говорит дядя Саша, — а тройки, значит, давай сюда?
— С тройками же отстающими не бывают.
— Нет, я бы с тобой соревноваться не стал, — разочарованно сказал дядя Саша. — Я признаю только две оценки — четвёрку и пятёрку. А на тройку и дурак может вытянуть. Несерьёзный ты человек, Валерка.
— Я серьёзный, — возражает Валерка.
— Ну какой же ты серьёзный, если считаешь возможным, чтобы твой товарищ учился на тройку?
Валерка молчит. Кажется, он действительно неправ.
Дядя Саша прошёл в комнату, остановился у окна, побарабанил пальцами по стеклу и, не поворачиваясь к Валерке, сказал:
— Анянову ещё нужно завоевать звание ударника коммунистического труда.
— А разве он не коммунистический? — растерянно спросил Валерка.
— Нет ещё, — сказал дядя Саша, — пока он только дал возможность смене получить это звание, а сам-то он ещё не совсем созрел. Ему ещё много надо, чтобы заслужить такое звание. Неужели ты не хочешь, чтобы он был лучшим работником?
— Очень хочу, очень. Он и так лучший!
Дядя Саша улыбнулся.
— Ну это ещё вопрос! Но уверяю тебя: если он будет учиться на тройки — ударником ему не быть. Я первый буду против. Вот и решай сам как знаешь.
Телефонный звонок прервал их разговор.
— Слушаю, — сказал в трубку дядя Саша. — Да, да… Спасибо, большое спасибо… Мы тоже рады… У нас в цехе сегодня все чувствуют себя именинниками… Конечно, приятно… Хорошо, хорошо, учтём. Всего доброго…
Дядя Саша положил трубку и не успел отойти от телефона, как снова зазвонили.
— Слушаю, — снова ответил он. — Милан, ты?.. Спасибо, дружище.
Валерка заметил, как смутился дядя Саша, — у него даже шея покраснела.
— Это ты зря. С сознательностью мы немного подкачали. Чего греха таить, я ведь не хотел отдавать тебе эти насосы.
В трубке что-то пророкотало, и дядя Саша засмеялся.
— Значит, ты знал об этом? А почему же твои люди на завкоме не выступили? Ну что ж, спасибо, что поверили нам. Нет, нет, не зазнаемся… Спасибо. Кстати, у меня завтра машина свободна. Если нужно, возьми… Добро, добро, пришлю.
— Дядя Саша, — подбежал к нему Валерка, — это тот Милан?
— Да, тот. Вот за насосы благодарил, сознательными назвал нас. Говорит, что если бы не мы, то они бы план не выполнили. А мы с тобой, дружок, не хотели уступить им насосы. Выходит, не очень-то мы сознательные.
— Но мы же отдали.
— Отдали, когда нас усовестили. Но ничего, не вешай нос! — подмигнул ему дядя Саша. — На ошибках учатся. Мы больше так ошибаться не будем.
— Дядя Саша, мы будем только на четыре и на пять…
Дядя Саша смотрел на Валерку удивлённо. Всегда так у него получается. Сам же затеет какой-нибудь разговор, а потом забывает о нём. Такой он рассеянный, дядя Саша…
— Что — на четыре и на пять? — спрашивает он сердито. — Говори ты толком. У тебя, Валерка, дурная манера говорить обрывками фраз.
Валерка обиделся.
— Ничего не дурная, мы с Аняновым…
— А, с Аняновым! — не дал закончить дядя Саша. — Так бы и говорил. Это другое дело. Что же, в таком соревновании есть смысл.
— Если на четыре и пять, тогда он будет ударником? — интересуется Валерка.
— Обязательно будет, — заверяет его дядя Саша и выходит из комнаты.
Валерка включает железную дорогу, и поезд бежит по рельсам, ныряя в самодельные тоннели и проскакивая под мостом.
Валерка снова вспоминает Анянова. Ведь это он помог Валерке построить тоннели и мост, он удлинил состав на два вагона. Только вагоны Анянов сделал не сам, а купил их в «Детском мире». Много раз до отъезда Валерки в лагерь приходил к нему Анянов. А вот автокран он сам сделал из консервных банок и из деталей от «Конструктора».
Стрела крана, как настоящая, поднималась, опускалась и разворачивалась вместе с кабиной во все стороны.
Автокраном Валерка грузил на железнодорожные платформы детали от «Конструктора», маленькие легковые машины, сборные домики. Ему хотелось быть машинистом электровоза, водить настоящие составы через большие тоннели. Хорошо бы стать и шофёром автокрана, потому что на нём можно куда угодно ездить и работать на такой стройке, как в Ангарске!
Может быть, он сначала будет работать машинистом, а уж потом шофёром? На стекле его машины будет нарисован точно такой же флажок, как у Толькиного папы. А под флажком так же написано: «Ударник коммунистического труда Валерий Кистенёв».
На электровозах, наверное, таких надписей не делают. Поэтому лучше быть шофёром.
— Дядя Саша! — кричит Валерка. — А машинисты бывают коммунистические?
— Конечно, — отзывается дядя Саша, — сплошь и рядом.
— А у них на электровозе пишут, что они коммунистические?
— Я уже давно никуда не ездил, — говорит дядя Саша, — да и не приглядывался как-то, но думаю, что пишут.
«Значит, можно быть машинистом», — решает Валерка.
Уж тогда-то он будет ездить по всему Советскому Союзу, побывает во всех городах и часто-часто будет приезжать в Крым, к бабушке и к маме.
