— Вы свободны, — сказал фотограф, — завтра будут фотокарточки.
На следующий день Валерка увидел фотокарточки. Они были маленькие, с белым полукруглым уголком. Натка смотрела смеющимися глазами, и на губах у неё играла едва заметная улыбка.
— Хочешь, я тебе одну подарю? — предложила Натка.
— Хочу.
Она аккуратно отрезала ножницами одну фотокарточку и надписала на обороте: «Братишке моему. Мне 16 лет».
Потом они вместе ходили в паспортный стол, долго стояли в очереди в полутёмном коридоре, только лишь для того, чтобы сдать документы для получения паспорта.
В этот же день они сдали и Джеррины документы. Там очереди не было, и всё было просто. Мужчина в гимнастёрке предложил им сесть и, пока просматривал Джеррнны бумаги, всё время шутил.
— Значит, для пограничников собаку готовишь?
— Я Джерри никому не отдам, — возразила ему Натка.
— А что ты будешь с ней делать?
— Обучать буду.
— А ты умеешь?
— Нет, — созналась Натка, — но я научусь, я уже и пособие купила.
— Ну, тогда всё в порядке. Только ты на всякий случай приводи её к нам на площадку — там у нас хороший инструктор есть, он тебе поможет дрессировать твою собаку.
С инструктором Натка встретилась в этот же день и пришла от него совсем разочарованная.
— Ты представляешь, — пожаловалась она Валерке, — он сказал, что Джерри ему пока не нужна, и велел завтра прийти мне самой. «Я, говорит, вначале тебя буду дрессировать».
— А как же Джерри? — удивлённо спросил Валерка.
— Он сказал, что собак начинают обучать после восьми месяцев, а пока велел приучать её ходить на поводке рядом с хозяином, ну и к некоторым командам: «Фу! Сидеть!»
Но больше всего была огорчена Натка, когда получила свой паспорт. Она пришла домой, положила его на стол и заплакала.
— Ты почему плачешь? — спросила её мама.
— Я думала, что это будет так, как в кино или по телевизору; там все были такие счастливые, когда получали паспорта. Ведь это бывает раз в жизни! А он сунул мне паспорт и даже не взглянул на меня,
— Успокойся, — сказала мама, — мы обязательно отметим получение твоего паспорта. Не стоит так огорчаться из-за одного бездушного человека.
— Я не одна там была, Ира тоже плакала.
— А вы бы не плакали, а взяли да написали письмо в газету и расчихвостили этого бюрократа.
У Натки гневно сверкнули глаза.
— И напишем, вот увидишь — напишем! Мы скажем, что мы шли туда как на праздник, а нам испортили всё настроение. Мы скажем, что так нельзя поступать в городе, который борется за звание коммунистического.
ИЗВИНЯЮТСЯ ЛИ ВЗРОСЛЫЕ?
Ну и день сегодня выдался! Даже поиграть не с кем. Женька, не сказав ни слова, куда-то запропастился. Маринку наказали, и она сидит дома.
Валерка так и не знает, за что её наказали. Она была такая сердитая, что он сразу же ушёл от неё.
На площадке тоже, кроме Гальки да Витьки, никого не было. Они сидели на качелях и болтали всякую ерунду.
— Мне мама купила шорок штук «мишек», — хвастала Галька.
— Дай мне одну, — клянчил Витька.
— Хитрый будешь! Шамой мало.
Валерка постоял около площадки и ушёл домой.
Он достал из-под кровати Толькину шпагу, встал перед зеркалом и начал фехтовать сам с собой. Но это занятие ему вскоре наскучило.
Толька так и не приезжал из совхоза. И что он там сидит?
Вечером пришла с работы тётя Лена, а следом за ней и дядя Саша. Он обещал Валерке, что пойдёт с ним на спортплощадку смотреть игру в городки.
Валерка с нетерпением ждал, когда дядя Саша умоется и переоденется.
Но дядя Саша был какой-то неразговорчивый, плохо ел.
— Ты что сегодня ковыряешься в тарелке, как Валерка? — спросила его тётя Лена. — Не нравится, что ли?
Дядя Саша отложил в сторону вилку и встал из-за стола.
Тётя Лена удивлённо на него посмотрела. Валерка тоже перестал есть. Таким он дядю Сашу ещё не видел.
— Может быть, ты скажешь, что с тобой произошло? — снова спросила тётя Лена.
— Да так, ничего, — неохотно буркнул дядя Саша.
— Если тебе не нравится, как я приготовила, — обиженно сказала тётя Лена, — можно сходить в столовую.
— Ты тут совсем ни при чём.
— Так в чём же дело, могу я узнать?
— Я ухожу из цеха, — раздражённо сказал дядя Саша.
— Что, переводят?
— Нет, сам. Завтра подаю заявление.
— И куда же ты?
— Не знаю ещё. Подумать не было времени.
Тётя Лена пожала плечами.
— Несерьёзно это как-то, Саша. Ну что там у тебя случилось?
— А ты бы как поступила на моем месте, если бы тебе в душу наплевали? — горячо заговорил дядя Саша. — Я больше года добивался для цеха новых насосов, выколачивал их где только мог. Еле-еле убедил Петровича, чтобы он оказал мне помощь. И вот, когда получил насосы, вызывает меня директор и велит их передать Милану. Видите ли, у Милана цех под угрозой остановки, а на меня им наплевать.
— А у тебя тоже цех под угрозой остановки? — спросила тётя Лена.
— Нет ещё, но будет.
— Знаешь, Саша, а я сегодня была у Милана. Там действительно очень тревожная обстановка.
— А мне какое дело до вашего Милана? — повысил голос дядя Саша. — Я знаю свой цех и отвечаю за свой цех. Я знаю, что мне нужны насосы, и меня абсолютно не интересует, что нужно вашему Милану. Надо ему было заботиться раньше, а не ждать, когда получит эти насосы его сосед. Если хочешь знать, это нечестно с их стороны.
Дядя Саша горячился, размахивал руками, а тётя Лена была спокойна.
— Саша, и ты бы сходил к Милану да посмотрел сам, — предложила она.
— Нечего мне там делать! Я достаточно в своём цехе торчу.
— Знаешь, Саша, мне кажется, ты неправ.
— Что, и ты с ними заодно?! — взрывается дядя Саша.
Но тётя Лена невозмутима.
— Ты поставь себя на место директора, — спокойно говорит она, — и подумай, что бы ты стал делать, если бы у тебя один из цехов был в прорыве.
— А я не хочу ставить себя ни на чьё место. Я знаю своё место и свой цех. И ещё раз тебе повторяю: мне до них нет дела.
— Но, Саша, директору же виднее, кому сначала оказать помощь. На то он и директор. У тебя один цех, и то вон сколько забот. А на его плечах целый завод.
— А мне плевать! Раньше надо было думать и заботиться!
— Так ты решил не отдавать насосы?
— Нет, почему же? Там моего согласия больше не спрашивают. Приказ есть приказ. Я обязан подчиниться. Но работать на заводе я больше не буду.
— Несерьезно всё это, Саша. Зря ты горячишься.
— А это уж как тебе угодно. И вообще мне непонятно, почему вдруг ты так беспокоишься за цех Милана?! Если бы ты больше вникала в работу нашего цеха, то не рассуждала бы так. Даже Валерка понимает, как нам необходимы насосы. А вы там упёрлись рогами в землю и, кроме Милана, никого не видите. Не ожидал я этого от тебя, — в сердцах сказал дядя Саша.
Валерка слушал этот разговор и не понимал, как может тётя Лена так рассуждать? Да будь он на месте дяди Саши, он ни за что бы не отдал эти насосы.
Вот завтра приедет дядя Петя, и Валерка ему пожалуется на директора. Пусть он отберёт у него насосы и снова отдаст их дяде Саше.
Все молчат. Молчит дядя Саша и лишь только изредка шуршит газетой, а смотрит куда-то мимо неё. Молчит тётя Лена. Она по-прежнему невозмутима и даже улыбается, искоса поглядывая на дядю Сашу.
Валерка чувствует, что он тоже начиняет на неё сердиться: у дядя Саши неприятность, а она улыбается.
— Ты знаешь, что я вспомнила, — неожиданно прерывает молчание тётя Лена, — как-то вашему цеху нужен был металл, не помню уже для чего. Помню только, что ты нигде не мог его достать, даже в отделе снабжения. И тогда на планёрке у директора Милан встал и сам предложил отдать тебе свой металл, который, кстати, ему был нужен не меньше.
— Сравнила! — хмыкнул дядя Саша. — Он мог тогда без него обойтись, а мне металл был нужен позарез.
— А ты разве не можешь обойтись? Я, например, знаю, что насосы Милану сейчас тоже нужны позарез.
— Ах, оставь, пожалуйста! — досадливо поморщился дядя Саша. — Не понимаю, чего ты от меня добиваешься?
— Да так, ничего, просто я подумала, что ты сегодня рассуждаешь по принципу «своя рубашка ближе к телу».
— Ну это ты слишком!
— Подумай, может быть, согласишься?
Дядя Саша ничего не ответил. Он просто обиделся на тётю Лену. Это Валерка понял, когда уже ложился спать.
— Не ожидал я от тебя такого, — сказал дядя Саша.
— Что ж поделаешь, — ответила тётя Лена, — я ведь высказала только то, что думала. Тебе пора, Саша, привыкнуть к моему характеру.
Потом они перешли на шёпот, и Валерка не мог ничего расслышать.
Проснулся он от знакомого сигнала машины. Так мог сигналить только дядя Петя.
Би-и-и-и-п… бип… бип! — один протяжный и два коротких.
