Ино
гда уво
зил па
ру че
ловек из бри
гады «пе
ретащить ме
бель», по
сле че
го ос
новательно под
поив, рас
спрашивал о де
лах, на
жимая на боль
ную мо
золь, оби
жает Озон или нет.
Ему хотелось поднять собственное дело с нуля без криминала. Он приискивал разные варианты. Организовал небольшую мастерскую по изготовлению торговой мебели, но большие производственные затраты съедали почти всю прибыль. Слушая рассказы о Крайнем Севере, он думал: вот где непаханое поле и нет такой конкуренции, как в Москве. Север казался ему подходящей площадкой.
После окончания политехнического института дальний родственник устроил Озоева в министерство тяжелой промышленности рядовым сотрудником, где Амир через месяц затосковал: длинные коридоры и множество кабинетов, здесь сидели сотни выпускников институтов и седовласые дядьки, и пожилые тетки, и это представлялось ему неким Эльбрусом, на который взобраться можно только под старость, а ему хотелось жить хорошо и сегодня. Он быстро освоил делопроизводство, непреложный стиль казенных бумаг и понял главное, что присуще любому министерству: инициатива наказуема. Сначала, перебарывая коренившуюся у всех навахов неприязнь к коммунистам, подумывал о вступлении в партию, но началась перестройка, по стране разлилось такое зловоние, что он отступился от этой затеи и организовал кооператив по изготовлению оснастки для металлургического производства, используя наработанные знакомства. Производству требовался металл и новое оборудование, а денег не хватало. И тогда неожиданно появился улыбчивый парень по кличке Чубатый, по имени Леха, предложил кредит под небольшой процент. А через месяц под Липецком пропала машина с дефицитной тонколистовой сталью.
Вскоре появились «щупальца» в лице Лехи Чубатого, пришло время расплачиваться по кредиту… Цех перешел к Жорику, а его, словно бы в наказание, сослали мастером-надзирателем на подмосковную стройку, где работали в основном белорусы, спокойные трудолюбивые парни, похожие на телят из-за чего их нещадно обжимали в зарплате. Тогда он еще не понимал, что машина с металлом пропала по наводке Чубатого.
Идею с рынком подбросил знакомый чеченец и даже пообещал денег на раскрутку, но его подстрелили в междоусобной разборке. Пришлось снова идти на поклон к грузину Кацо, который снова его поимел за три копейки. Поднять большие миллионы, как намечал, не удалось. Поэтому рассказы Кахира о золоте его взбудоражили и приободрили, возникла идея быстрого обогащения, потому что имелись на счету в банке деньги на раскрутку, а главное появился опыт и бойцы, готовые выполнять приказания без раздумий.
Трасса Магадан — Сусуман
Вторую бутылку приятели распечатали у свертка на рудник Колово, где попросили остановиться водителя. Василий налаживал костерок, чтобы заварить чай, а они стояли спиной к трассе, смотрели вдоль ручья Игуменский в сторону поселка, где прошло их беззаботное детство, где они втроем спорили, кто будет Атосом, а кто д’Артаньяном, и каждый думал о своем.
Почему лидером всегда оказывался слабосильный Малявин, с нелепой кличкой Кандыба — это Шуляков не мог понять и теперь, а тогда старался кулаками доказать свое превосходство. Но не получалось. Пацаны в спорах принимали сторону Ваньки, а девчонки липли к нему как мухи на мёд. Однажды со злости написал похабную надпись в школьном туалете, а один из школяров это заметил и донес не учителям, а Кандыбе, и он тут же объявил ему жесткий бойкот. Такое терпеть стало невыносимо, Шуляков решил проучить его жестко, потому что был сильнее и почти на год старше.
От драки Малявин не отказался, лишь слегка побледнел и распрямился, словно хотел выглядеть выше соперника. Вышли драться на привычное место между школой и стадионом, где стоял щелястый сарай с инструментом и мебельным старьем. Начали со словесной перепалки, тычков, а потом Ванька сказал, как-то серьезно, по-взрослому: «Не будь подлецом, Шуля, сотри надпись…»
Сказал в приказном тоне, что подхлестнуло его злость, ударил кулаком без замаха и попал прямо в нос. У Ваньки потекла кровь, и тут бы остановиться, а он ударил в живот, потом по спине. Неожиданно сбоку налетела Светка Орлова с криком: «Подлец!» Разодрала ногтями всю щеку. А Ванька стоял в стороне, смахивал ладонью кровавые сопли и улыбался. «Не сотрешь, хуже будет», — сказал он и пошел к школе, сопровождаемый гурьбой школяров. Как победитель. А он остался у сарая один.
В классе никто не здоровался, кроме придурковатого Вовки Зачинцева. И тогда он так же, потаясь, поздно вечером смыл со стены глупую надпись.
Малявин первым окликнул его на школьном дворе: «Слышь, Шуля, мы с пацанами на аммоналку идем. Ты с нами?» И он обрадованно закивал головой, да, я с вами.
И если Малявин, начитавшись книг Фенимора Купера, предлагал играть в индейцев, то все соглашались. Начинали раскрашивать акварельными красками лица, сооружать луки. Сашка притащил из дома несколько красивых глухариных перьев и кусок медвежьей шкуры, что вызвало общий восторг. Этого медведя отец застрелил в верховьях Игуменского, но шкуру выделать по-настоящему, как ему хотелось, не смог. Шкура гремела и грохотала под ногами, и мать вскоре выкинула ее в тамбур. А теперь вот пригодилась.
Или зимой возле ледяного раската старшеклассник Петров оттолкнул в снег Кахира: «Куда лезешь, Вонючка!» Приятели подхватили, закричали: «Ворона, вонючка, вонючка!» Малявин первым кинулся на защиту, столкнул Петрова вниз по ледяной горке. Завязалась потасовка. Их с Кахиром тогда крепко наваляли в снегу. Но Ванька гордился своим синяком под глазом, словно наградой. Сашка тоже участвовал в драке, ему разбили губу в потасовке, но первым опять оказался Кандыба.
Глава 8. Знамя. Мелкое золото
Цукан с раннего утра просматривал наряды за месяц по всем бригадам. Вышло полтора плана, что порадовало, и он, недолго думая, решил часть августовского золота придержать на сентябрь. Выпячиваться вредно. В сентябре начнутся дожди, а то и снегу подбросит. Сидел в конторе растелешенный, в тапках на босу ногу. Через окно увидел две черные «Волги» в пыльном облаке и сразу напрягся из-за того, что с прииска не позвонили, не предупредили о приезде гостей.
Кинул ноги в разношенные сапоги с отворотами, напялил рубашку, а они вот уже у дверей — большие начальники в сопровождении челяди. Секретарь райкома недовольно зыркнул на голую волосатую грудь:
— Здравствуй, Аркадий Федорович! К тебе серьезные гости, а ты, как на пляже…
— Предупреждать надо. Мы бы пирогов напекли, — тут же он нашелся с ответом, застегивая пуговицы на рубашке. — Проходите, располагайтесь. Пирогов нет, но чаем напоим.
Шулякова узнал сразу, он когда-то работал на руднике Колово главным инженером, поэтому поздоровались, как старые знакомые, что несколько озадачило секретаря райкома, поэтому он выдержал паузу и с привычной велеречивостью начал представлять областного профсоюзного лидера Илью Петровича Батажова. Цукан
