(особенно в сельском хозяйстве), упала культура власти и торжествовала политическая целесообразность (впрочем, не вполне понятно, какой смысл вкладывает в это понятие Стариков; будем считать, что речь идет о достижении определенных политических и экономических целей любыми средствами.
Но после «великого перелома» началось становление великой державы при окончательном торжестве сталинской генеральной линии. Теперь репрессии обрушились главным образом на тех, кто выступал против этого курса. Правда, пострадали и такие люди, как Мандельштам и Заболоцкий. Но следует учесть, что в скором времени многие из тех, кто их осудил и писал на них доносы, в свою очередь тоже были репрессированы.
Очень непростым был этот перелом в жизни страны. И многие его особенности объясняются существованием реальных, а не мнимых заговоров против Сталина и его сторонников.
Секретные агенты
Политические процессы второй половины 30-х годов, на которых подсудимые вовсю признавались в своих «преступлениях» (реальных или мнимых), похожи на жестко отработанные инсценировки. Это обстоятельство до сих пор смущает многих исследователей. Создается впечатление, что антисоветские и антисталинские заговоры искусственно создавались органами НКВД и другими «сталинскими спецслужбами» (как пишет, например, Н.В. Стариков).
Картина вырисовывается фантасмагорическая: органы советской власти тщательно выстраивают сеть антисоветских группировок, вовлекая в нее излишне словоохотливых граждан; не выискивают, а прямо-таки создают и пестуют врагов большевизма только для того, чтобы в нужный момент «раскрыть» заговоры и выставить себя спасителями Отечества (получая за это вознаграждения, награды, чины).
Все это было бы уместно в фантастическом сочинении о стране, у которой нет внешних и внутренних врагов, а потому их приходится выдумывать, имитируя работу репрессивных ведомств. Однако у Советского Союза врагов было предостаточно, а у сталинской руководящей группы – и того больше. Если бы ОГПУ – НКВД направляли основные свои усилия на мнимых врагов, реальные достаточно быстро осуществили бы антисоветские и антисталинские перевороты. Раз этого не произошло, значит, соответствующие советские органы работали не за страх и не для показухи, а на совесть.
Вот, к примеру, сообщение парижского резидента разведки НКВД Глинского в Москву: «Источник «Мак» стал работать в «Международном секретариате» троцкистов… В настоящее время источник встречается с сыном (Троцкого. – Авт.) чуть ли не каждый день. Этим самым считаем выполненной вашу установку на продвижение источника в окружение Троцкого».
«Мак» действовал успешно. Вскоре в Москву поступило следующее секретное сообщение о блокноте Седова с адресами троцкистов: «Как известно, об этом блокноте и его обладании мы мечтали в течение всего года, но нам никак не удавалось его заполучить ввиду того, что «сынок» никому его в руки не давал и всегда хранил при себе. Мы Вам посылаем этой почтой фото этих адресов. В ближайшее время мы их подробно разработаем и пришлем. Имеется целый ряд интересных адресов».
Этот заветный блокнот Седов передал Зборовскому, предложив поехать на связь с подпольными троцкистами в СССР. Начальник разведывательного отдела НКВД Слуцкий в донесении Ежову (в 1936 г.) сообщил об этом так, словно сам присутствовал при разговоре Седова со Зборовским:
«Седов сказал: «Мы Вам дадим поручения, деньги и паспорт. Вы поедете на два-три месяца, объедете несколько местностей по адресам, которые я Вам дам. Работа не легкая. Там, к сожалению, нет центра, куда Вы могли бы заехать. Люди изолированы, и их нужно искать».
Даже опытнейший конспиратор Седов не смог распознать в своем окружении агента советской разведки. Хотя определенные сомнения на этот счет у Седова были. Вот что сообщил Глинский в Москву: «Седов извинялся перед «Маком» и почти со слезами на глазах просил у него прощения за то, что в начале их знакомства подозревал его в том, что он – агент ПС».
Как видим, агент внедрялся надолго, становился «своим» среди чужих, выполнял все задания и в то же время собирал тайно сведения о подпольной организации, ее членах, мероприятиях и замыслах.
В августе 1937 года Седов писал Троцкому, что его «будет замещать Этьен (кличка Зборовского в троцкистских кругах. – Авт.), который находится со мной в самой тесной связи… Этьен заслуживает абсолютного доверия во всех отношениях».
Из письма Седова к писателю-троцкисту В. Сержу: «О русских товарищах, которых я видал за границей, никто, кроме меня и Л.Д. (Троцкого. – Авт.), никогда ничего не знает».
Как показало время, он серьезно ошибался.
Органы госбезопасности СССР умели не только внедрять своих агентов, но и вербовать таких людей, которых невозможно было заподозрить в подобных связях. Среди них были агент по кличке «Фермер» и его жена. Вот скупое сообщение об их деятельности:
«Начальнику Иностранного отдела
ОГПУ СССР
Докладная записка
Завербованные полтора года назад «Фермер» и его жена стали основными источниками информации.
Основные результаты работы «Фермера» сводятся к тому, что он, во-первых, ликвидировал белые дружины, создаваемые Шатиловым и генералом Фоком; во-вторых, свел на нет зарождавшуюся у Туркула и Шатилова мысль об организации особого террористического ядра; в-третьих, прибрал к рукам Завадского, основного агента французской разведки; в-четвертых, сообщил об организации, готовящей убийство Литвинова».
Понятно, речь идет о человеке, авторитетнейшем в кругах белой эмиграции, способном не только сообщать о ее работе, но и активно влиять на планы, замыслы противников советской власти. Кто же он такой?
О том, что это человек незаурядного мужества, самообладания и верности воинскому долгу, свидетельствует такой эпизод, рассказанный генералом Богаевским:
«Большевики открыли бешеный пулеметный огонь, пришлось спешиться и выжидать темноты. Ощупью, ориентируясь по стонам раненых, добрался я до холмика с громким названием «штаб Корниловского полка», почти на линии окопов.
Крошечный форт с отважным гарнизоном, среди которого только трое было… живых, остальные бойцы лежали мертвые. Один из живых – временно командующий полком, измученный до потери сознания, спокойно отрапортовал мне о смерти командира, подполковника Неженцева».
Было это в 1918 году. Рапортовал генералу 24-летний офицер Корниловского ударного полка Николай Владимирович Скоблии. В конце 1914-го он был досрочно выпущен прапорщиком на фронт. Заслужил георгиевское оружие и офицерский Георгий 4-й степени. К весне 1917-го стал уже штабс-капитаном. Когда формировался Корниловский ударный полк Белой армии, на командные должности были назначены шесть из наиболее отличившихся опытных офицеров-фронтовиков, среди которых был и Николай Скоблин.
Стремительно рос он по службе в Гражданскую войну. Стал первым и практически бессменным командиром Корниловской ударной пехотной дивизии. Вошел в легенды добровольческой армии, связав свое имя с самыми блестящими ее военными успехами. Правда, в 1920-м у легендарной Каховки его части так и не сумели выбить красные войска И.П. Уборевича со знаменитого плацдарма.
Судьба хранила Скоблина. Оказавшись в эмиграции, он встретил знаменитую певицу Надежду Плевицкую. В 1921 году
