На привал встали в очередном лесу, значительно углубившись в него, сойдя с дороги, для чего опять-таки воспользовались руслом речки. Место выбрали на дне большого оврага. Оно и подальше от глаз, и звуки не больно-то распространяются, и костер запалить можно.
Осмотрев лошадей, упряжь и седла, Виктор пришел к выводу, что все же он мыслит своими стереотипами. Основной тезис известной ему армии гласит: «В армии хоть и безобразно, зато единообразно». Здесь до единообразия было еще очень далеко, так как это подразумевало большие затраты со стороны казны, а одно лишь введение единой формы уже влетало в копеечку. Одним словом, владелец еще мог узнать свое седло, но вот определить, что оно является собственностью армии Гульдии, было решительно невозможно. Та же песня и с лошадьми, причем и с теми, что были впряжены в повозки: клейма были самыми разномастными. Очевидно, отсюда ждать беды не приходилось.
Оставались вопросы с украшениями, выбрасывать которые никак не позволяла жаба. Но тут Виктор решил действовать радикально. Пока наемники хоронили товарищей, он вооружился простеньким тигелем, в котором плавил свинец для изготовления пуль, раскурочил несколько перстней и поставил плавиться первую партию, начав курочить следующую. К тому моменту, когда вернулись его подельники, он уже заканчивал с последней партией.
– Ты что это тут делаешь? Мать!.. Ты только посмотри, что этот умник натворил! – Жак, бешено вращая глазами, схватился за кинжал, но вожак его остановил:
– Парень, тебе придется объяснить.
– А чего тут объяснять? Украшения всегда можно опознать, а так – просто золото и камни.
– Ты понимаешь, что ценность этого упала как минимум вдвое?
– А ты понимаешь, что мы вообще-то совершили разбой? Может, тебе за свою жизнь пришлось пройти через многое и еще предстоит пройти, вот только мне этого счастья не нужно. Возможно, эта страховка лишняя, но я предпочитаю не связываться с тем, что можно опознать.
– Ну так и не связывался бы, – снова начал заводиться Жак, – забрал бы свою долю монетами, а цацки – нам.
– С чего ты взял, что мне все равно, поймают вас или нет? Возьмут тебя, узнают, что навел славенин, свяжут одно с другим, а тогда и мне не жить. Повторяю: я не наемник и собираюсь жить тихо и мирно в своем доме. А для этого мне нужна самая малость: чтобы произошедшее сегодня осталось тайной, покрытой мраком.
– Уймись, Жак. – Это уже стало входить в привычку: один постоянно кипит, как самовар, второй его остужает. – Мы рассчитывали на куда меньшее, так что немного потерять можно. Не обеднеем.
– Вообще-то я там присмотрел одну печатку для себя лично. Ну да чего теперь-то.
– Кстати, Жак, от тех пистолей, что ты прихватил, тоже нужно избавиться, – глядя в глаза вспыльчивому наемнику, потребовал Виктор.
– Да ты…
Понятное дело, такое просто так снести он не мог. Оружие было просто великолепным, и каждый из пары стоил никак не меньше двух сотен талеров, прямо как револьверы Градимира, хотя эти и были однозарядными. Богатая инкрустация, а главное – сделаны под заказ, с гербами и вензелями. Хорошая балансировка, настолько удачная, что вес оружия практически не ощущался, правда, он и был поменьше драгунских пистолей. Линия прицеливания выдерживалась легко и уверенно. Отличное оружие.
– Хватит на меня орать! Ты что думаешь, только ты псих?! – не выдержав, вспылил Виктор. – Пистоли приметные, штучная работа мастера, их опознать еще проще, чем украшения, – уже более спокойно проговорил он, пытаясь достучаться до мозгов человека, которому разум застила жадность. – Мы взяли достаточно неприметного оружия, оно если и хуже этих, то не намного.
– Жак, он прав.
– Да ведь мы собрались в Новый Свет.
– Тебе нужно напоминать о чести наемника? Наниматель ставит условия, мы их выполняем.
– Он нам не наниматель. Мы пошли за добычей.
– И получили гораздо больше, чем могли ожидать. Еще пожелания есть, славенин?
– Только вопрос. Вы хотите отправляться в Новый Свет из Пульпо?
– Была такая мысль.
– Тогда вам лучше отправиться прямиком в Киренаику. Из ее портов достаточно часто отходят корабли, и это уже другая страна. Как пересечь границу, чтобы не возникло сложностей, я думаю, сообразите. Мы убили посла. Как считаете, нас будут сильно искать?
– Втравил ты нас, парень.
– Я не скрывал, кто он.
– Согласен.
– Тогда давайте ужинать и отдыхать, завтра разделим добычу и разбежимся.
Глава 7
Домашний очаг
– И с чего ты взял, хозяин, что оно будет работать?
– Говорю тебе, будет.
– И что, у него достанет сил вращать даже жернова? Эдак ты и мельником заделаться сможешь? – Мужик, не удержавшись, даже хмыкнул.
– Богдан, не больно ли много себе позволяешь? – Виктор зло зыркнул на холопа.
– Хозяин, ты не серчай. Да только это не ножички в щит бросать и не распоясавшихся возниц буцкать руками и ногами, – тут же поспешил оправдаться кузнец, припомнив происшествие двухдневной давности.
Было дело. Только буянить начали не возницы, а охранники. Добролюб, видя, что тех уже слишком заносит на поворотах и они начали распускать руки, тиская девок, указал им, чтобы вели себя степенно. Вот ведь. Ладно за Веселину вступился, девица на выданье, к тому же отец и брат имеются, в холопах совсем недавно, а ну как бросятся вступаться за честь дочери и сестры, потом проблем не оберешься, но ведь и за Голубу в этот момент мысль держал. С чего бы это? Девка прошла уже такое, что ничем-то ее не удивишь, а вот поди ж ты. Одним словом, отходил он двоих, да и выбросил ночевать на сеновал. Оно, может, и не вышло бы у него ничегошеньки, да только непривычны здесь биться ногами, все больше на кулачках, да и так техники, считай, никакой. Другое дело – потомственные воины, но и это вскорости уйдет, когда начнут в армию набирать всех подряд, а огнестрел займет на поле боя доминирующее положение.
Ничего, поутру, протрезвев, еще и прощения просили. Вообще-то говоря, мужиков понять можно. Караван возвращался с Запада, где люди провели несколько месяцев, а там все местные отчего-то считают, что они вправе задирать славен, можно подумать, и без того мало татей на голову торгового люда. Если за какой-нибудь проступок на своего, к примеру, штраф налагают, то славенской свинье вполне способны и каторгу организовать.
Не только гульды ненавидели своих соседей. Просто у них это было настолько ярко выражено, что они сдерживаться ну никак не могли. Остальные относились ничуть не лучше, разве что напоказ не выставляли. Однако если для гульдов хороший славен – мертвый славен, то остальные смотрели на это как на глупость, потому как считали неправильным разбрасываться таким ресурсом, как рабочие руки. Так что, находясь за границей, люди все время настороже, опасаясь, кабы чего не вышло. А домой вернулись – и расслабились. Утром распили мировую. Виктор выставил чарки, все же люди сами пришли повиниться. Нет, не за баб: за то, что не уважили хозяина, когда он замечание сделал. На том и разошлись. Вернее, охранники с караваном убыли, сверкая свеженькими синяками, а он остался…
– При чем тут ножи и мордобой? – спросил Виктор кузнеца.
– Дак несмышленыш ты в нашем деле.
– Богдан, сколь раз тебе сказывать: я в кузнечном деле слаб, да и то научусь побыстрее иных, а в механике тебе за мной не угнаться. Сказываю, будет вертеться, причем с нужной скоростью, какой бы ветер ни подул, значит, так и будет.
– Ну поглядим.
– А поглядим. – Это уже с улыбкой.
Водился за Виктором грешок: начинал злиться, когда кто-нибудь сомневался в его способностях. Но оттаивал быстро. Вот и сейчас. Вроде и набежала туча хмурая, но быстро миновала, и снова солнышко играет улыбкой на устах. Богдан уж успел присмотреться к тому, кто судьбой ему был уготован в хозяева, а потому знал об этой особенности, чем беззастенчиво и пользовался. Не сказать что Волков этого не замечал, но относился к этому в принципе легко: подумаешь, важность какая, главное, чтобы не во вред, потому как если так, то ответка будет жесткой. В свете недавних событий, когда счет упокоенных им лично уже перевалил за десяток (причем в последний раз он делал это, не защищая свою жизнь, а именно нападая или карая, что, наверное, вернее), Богдану лучше было не перегибать палку. И вообще, любому следовало подумать, прежде чем становиться на его пути, это он чувствовал всем своим существом. Вот не спустит никому, и все тут.
Он сейчас сам себе казался зверем, почувствовавшим вкус чужой крови. Такое уже было в той прошлой жизни, когда он вернулся из армии, а считай, что и с войны. Там он приобрел какую-то легкость в обращении с людьми, подспудно деля их на две категории: своих и врагов. Тяжко было перестраиваться на мирный лад, ох тяжко, но он справился. Сегодня он переживал сходные ощущения, понимал, что нужно перенастраиваться, потому как все еще стоящий в носу медный запах крови, запах смерти, по-прежнему будоражил воображение. Опасно это.
