— Проклятье!
Алиса не осмелилась посмотреть.
…
Исаия чувствовал это — падение. Он старался притормозить, удержаться, но проваливался лишь глубже, увязая в безумии, как в трясине.
Безумие.
Как еще назвать навязчивое чувство, будто ты безнадежно влюблен? Чувство, что сделаешь что угодно, станешь кем угодно, лишь бы она была счастлива?
… Счастлива? Ложь.
Сделаешь что угодно, станешь кем угодно, лишь бы она улыбалась тебе. Улыбалась. Тебе.
Нуждалась в тебе. Полагалась на тебя. Зависела от тебя.
Влюбиться так самозабвенно даже в простую девушку Исаия не хотел. Раствориться в ком-то, открыться и потерять контроль в бредовой надежде, что и она ответит тем же — нет, это было не для него. Такие парни со стороны выглядели слишком жалко, чтобы Исаия добровольно вошел в их ряды.
И вдруг пасть перед желанием — влечением к собственной малолетней сестре.
Омерзительно.
Извращенно.
Противоестественно.
Он никогда — никогда! — не смотрел на нее не так, как надо. Просто младшая сестра, о которой и вспоминаешь-то лишь, когда на глаза попадется. И вдруг… такое.
Исаия жадно вдохнул запах Евы, по-прежнему витавший в ее комнате. Скоро Ева перестанет давать им свою кровь. Еще три недели и не останется ничего — никакой причины прикоснуться к ней, держать в руках, пить ее и ласкать, пока дурман укуса заставляет забыть, кто и что с ней все это делает.
Исаия с ужасом и надеждой ожидал этого. Возможно, все только ухудшится, но могло быть и наоборот. Без постоянного контакта эмоции постепенно остынут, и станет легче. В противном случае парень не представлял, как будет смотреть в глаза матери.
…
— Аппетитный мальчик, — ласково коснувшись плеча Измаила, лениво проронила Мириам после того, как отослала Майлза прочь. Оба они глядели на то, как Ева отчаянно стирала кровь с лица Ильи, сдерживая слезы. Она была напугана, и это чуяли все вампиры в гостиной. — Напоминает тебя, — вкрадчиво добавила княгиня. Измаил никак не отреагировал, и она продолжила: — Как думаешь, он поступит с ней так же, как ты с Агарь? Он изнасилует ее? А, мой дорогой Ишмаэль?
Он повернул к ней голову, и Мириам отдернула руку от его плеча, потому как Измаил ей улыбался. Улыбался ласково и нежно, интимно, только ей одной. Так он улыбался Агарь, и так он улыбался своим врагам за мгновение до того, как отрывал им головы, вырывал глотки, выбрасывал их на солнечный свет. Эта улыбка предвещала смерть, ибо была полна темной, одержимой любви к женщине, которой уже нет.
— Будь ты проклят, Ишмаэль! — прокричала Мириам с гневом, полным расстройства. — Почему ты не можешь просто стать моим!?
Ее крик привлек внимание всех в гостиной. Ева и вовсе подскочила от неожиданности, уставившись во все глаза на разворачивающийся скандал между двумя вампирскими повелителями, что больше напоминал ссору давних любовников.
— Я могла бы убить тебя, перебить весь твой двор и забрать Источник! — заявила княгиня резким голосом и тут же прильнула к Измаилу всем телом, ладонями обхватив его лицо, полное нежного, безумного веселья. — Но я люблю тебя. Посмотри, как я люблю тебя. Неужели это ничего для тебя не значит?
Князь не ответил ей. Он накрыл ее ладони своими и мягко высвободился из ее рук. А после наклонился и поцеловал в полные, кроваво-красные губы. Отстранившись, Измаил обратился к Еве, и, девочка могла поклясться, лицо его выражало скорбь, а улыбка — тень усталости:
— Ты хотела поговорить. Я слушаю.
И сказал он так, будто знал, о чем пойдет разговор, и знание это его не радовало.
От всего этого Ева на миг растерялась. Илье пришлось подтолкнуть ее, чтобы вывести из задумчивости.
— Я хотела бы обратить человека в вампира, — медленно произнесла она, мимолетно оглянувшись на Ноя. — Ту девушку, что первая в очереди.
— Нет, не хотела бы, — заметил Измаил. Ева на него нахмурилась, не понимая, к чему это он сказал. Зато понял Илья.
— Ев, мы чуем, когда говорят неправду, — напомнил он ей негромко. — Ты не хочешь никого обращать.
Теперь сестра нахмурилась на него. Она думала, что все вампиры типа телепатов, мысли читают. А они чуют, оказывается.
— Ладно, могу я обратить ту девушку или нет?
— Зачем тебе это?
— Она вроде умрет, если ждать конца месяца.
— И что с того? — продолжал спрашивать Измаил. — Ни ее жизнь, ни ее смерть тебя не касается.
— Меня Ной попросил, — сдалась Ева, снова оглянувшись на упомянутого вампира. — Что тут плохого, если я не дам ей умереть? — занервничала она.
— Это тебе решать, — Измаил перевел взгляд на Ноя, и взгляд этот стал далек от теплого. — Все не уймешься?
Ной упал на колено, склонив голову. Выглядело это отработанным за много лет рефлексом. Возражать он не посмел.
— Однажды ты уже разбил сердце Агарь мольбой спасти для тебя женщину, — сумрачной грозой двинулся на него князь. А приблизившись, схватил Ноя за волосы, заставив поднять голову: — Ты забыл, чем все закончилось?
— Я помню, князь, — ровно отозвался тот.
— Отпусти его, — вмешалась Ева. Измаил повернул к ней голову, но девочка все равно подошла и обеими ладонями обхватила его за локоть руки, что удерживала Ноя. — Пожалуйста.
— Агарь любила его, — сказал он тихо, едва разборчиво. — Она уступила его мольбе, хотя это решение разрывало ей сердце.
— Она обратила ту женщину?
— Да, — выдавил Измаил, и вдруг вся та боль, что искажала его лицо, пропала, сменившись знакомой Еве улыбкой блаженного и конченного психа. — Но я все исправил.
— Как? — Ева не хотела знать.
— Я посадил ее в клетку и запретил кормить, — счастливо поведал ей князь, будто ребенок, что хвастался собственноручно изувеченной мухой. — Две ночи, и она уже походила на бешеное животное. Через четыре она стала напоминать высушенную старуху. А через неделю Ной получил мое разрешение.
— Освободить ее?
— Нет, — улыбнулся ее наивности Измаил. — Я разрешил ему убить эту женщину.
33 глава
Ева в ужасе воззрилась на Измаила. Его жестокость, в которой он так легко сознался, оглушила ее, выбила почву из-под ног, почти ранила. Конечно, дело было не в ней самой, но в Ное. Представив на мгновение, через что заставил его пройти поганый маньяк с сестринским комплексом, девочка, не раздумывая, ударила того по лицу. И тут же скривилась от боли в наверняка вывихнутой руке.
— Отойди от него, — потребовала она, толкнув Измаила в грудь, подальше от Ноя. — Твоему садизму вообще есть предел? Что он тебе сделал?! Понравился твоей ненаглядной сестре!?
— Ну-ну, успокойся! — поспешил вмешаться Илья, перехватив со спины руки разбушевавшейся малышки. — Зачем так злиться?
— Но ты же слышал, что он сделал!
— Да, и это было очень давно, — благоразумно напомнил ей парень. — Если кто и должен злиться, так это он, — кивнул на по-прежнему коленопреклоненного Ноя. — Не ты, Ева. И если не прекратишь, рана на шее может открыться.
— Это было давно, — ровным голосом подтвердил Ной. Казалось, он и не заметил порыва Евы защитить его. А если заметил, то никак не оценил. — Моя просьба не связана с твоей сестрой, князь, — обратился он к Измаилу. — Только поэтому я осмелился просить об услуге Еву. Илону нужно лишь обратить. Ее кормлением и адаптацией займется Гунар. Для Евы это не будет стоить многого.
— Для тебя это действительно ничего не стоит? — спросил Измаил у Евы, будто и не было ее вспышки гнева на него. И снова девочка поразилась, как легко в нем безумие менялось местами со здравым смыслом. Словно две личности в одном теле.
— Дать немного крови я смогу, — осторожно ответила она, смутившись перед этим серьезным, деловым Измаилом.
— И ничего страшного, что ты продлишь жизнь ненаглядной возлюбленной Ноя?
— Конечно, ничего… — не договорив, Ева моргнула.
Так эта Илона — девушка Ноя? Ради нее он позволил Измаилу издеваться над воспоминаниями о своем горьком прошлом?
В сердце кольнуло. Ева вспомнила, что Ной хотел привести ее одну, без Ильи. Вот так просто, без поддержки и защиты, подставить ее перед безумным князем и ревнивой княгиней. И что случилось бы, если бы Илья не сразился с Майлзом, удовлетворив этим Мириам?
— Эй, ты побледнела, — удивленно заметил Илья. — Тебе плохо?
Ева не ответила. Она смотрела на Измаила — отчаянно, словно тонущий, боясь перевести взгляд на Ноя. Боясь, что каждый в этой комнате придет к тем же выводам, что и она.
Ной видел, как он ей нравился. Ной использовал ее, чтобы выжила его Илона. Ной подставил ее, дабы ублажить своего князя и получить разрешение на обращение.
Измаил склонил голову на бок, словно механическая кукла. Его лицо — идеально неподвижная маска, но его глаза — в глазах была жизнь. Жизнь и понимание. И никакого сочувствия, от которого девочке стало бы совсем невыносимо.
