на искусстве абстрактных экспрессионистов – Джэксона Поллока и Марка Ротко, столь горячо любимых Ником.
Арт-дилер ехал с намерением купить картину Ротко у одного из своих американских клиентов, пожелавшего совершить сделку в Европе из-за упрощенного налогообложения. Анна тут же позвонила Нику, давно мечтавшему о Ротко, и предложила узнать поподробнее о картине. Уже через час после звонка Нику Карл прислал Анне фотографию картины и сообщил, что ее происхождение безупречно.
– Карл, Ник спрашивает, сколько он за нее хочет? – Анна сидела за письменным столом из красного дерева, уже двадцать минут безуспешно пытаясь закончить список поручений водителю.
– Я только что пообщался с ним, – Карл говорил по телефону с придыханием, пытаясь придать значительность голосу. – Энди – дилер – хочет одиннадцать с половиной миллионов фунтов. Я предполагаю, что минимум процентов пять он прибавил к цене продавца для себя. Но все равно это пустяк для Ротко.
– Либо он просто назвал цену в долларах, а не в фунтах, – пошутила Анна, – но, в любом случае, это не наше дело залезать в чужой карман. Единственное, что меня интересует, твои комиссионные включены? – она не пыталась скрыть свою заботу.
– Нет, Анна, это честная цена Энди, я не могу тебя обманывать, – соврал Карл.
Час назад они с Энди сговорились на цене в одиннадцать миллионов.
– Какой ты милый, – Анна рисовала сердечки на листе бумаги, предназначенном для списка водителю. – Я обязательно сообщу об этом Нику. Перезвоню тебе позже, – она повесила трубку.
Нью-йоркский офис венчурного фонда Ника был единственным приносящим прибыль бизнесом, поэтому большую часть времени Ник старался проводить там. Офис в Барселоне был окончательно закрыт под давлением трастовых управляющих фонда, который создал еще отец Стоу. Лондонский офис был у них под прицелом, и вскоре его ждала та же участь. Задачей Ника было продемонстрировать бурную деятельность по получению прибыли в глазах трастовых управляющих, чтобы те, в свою очередь, финансировали поездки, покупки и другие атрибуты их с Анной роскошной жизни.
Ник только что закончил разговор с Анной и попросил секретаря соединить его с одним из управляющих. «Джон на проводе, – прощебетала в телефон секретарша, – соединяю».
– Джон, привет, как твой отец? – Ник участливо озаботился здоровьем мистера Хоука–старшего, недавно перенесшего операцию на сердце. – Идет на поправку?
– Да, спасибо, Ник. Вашими молитвами, – ответил Джон. – Как твои дела? Как Анна?
– За отца твоего очень рад. Передавай ему огромный привет, – Ник всегда нравился Хоуку-старшему, несмотря на его частые разногласия с Хоуком младшим. – А мои дела, спасибо, прекрасно. Идут! У Анны тоже все хорошо, она в Лондоне. Послушай, Джон, есть к тебе дело. Нам предлагают отличного Ротко за одиннадцать с половиной миллионов. Продажа частная, не через Аукционный дом, и потому такая цена. Для Ротко это гроши. Я считаю, что сейчас хорошее время вкладывать в искусство, когда финансовые рынки столь ненадежны. – Ник, во что бы то ни стало, хотел убедить Джона выделить деньги траста на покупку картины. За годы после смерти отца он научился клянчить у них деньги на свою – порой, весьма экстравагантную – жизнь.
– Зачем тебе Ротко, у тебя и так полно картин, – начал было Джон.
– Ты не понимаешь, это такая низкая цена! Через год в «Сотбис» мы сможем его продать в два раза дороже. – Ник был уверен, что разбирается в искусстве не хуже Чарльза Саатчи.
– Ник, дорогой, у траста сейчас нет свободных денег. Почему бы тебе не продать что-нибудь из своей коллекции и не поменять выручку на Ротко? Ты же покупал в свое время Хёрста и Хокни. Посмотри, может, они выросли в цене, и имеет смысл их продать?
А ведь Джон прав. Ник сразу после финансового кризиса увлекся британскими художниками и убедил траст вложить деньги в них. Надо будет проверить через этого друга Анны, Карла, сколько они могут выручить за Дэмьена Хёрста.
– Да, я все узнаю, дорогой, – Анна допила смузи и посмотрела на Таш. – Ник хочет, чтобы я узнала у Карла, за сколько мы можем продать Хёрста. Он очень хочет этого Ротко.
Закончив силовую тренировку, они присели поболтать в кафе спортивного клуба. Спасибо Анне, что подарила Таш членство в честь ее переезда. Сама Таш, даже со своими возросшими гонорарами, вряд ли бы этот клуб потянула.
– Я должна встретиться с Карлом, – Анна дописывала сообщение.
– Ты ему доверяешь? Он не обведет тебя вокруг пальца?
– Да что ты! Он такой милашка! Назвал мне честную цену без своих комиссионных…
Как всегда, на файф–о–клок в «Клэриджес» было шумно. Первым, что бросалось в глаза в роскошном фойе отеля, были ярко-салатовые кресла с геометрическим рисунком, которые выделялись на фоне желтых стен. Но затем взгляд перемещался на гигантскую бело-зеленую цветочную композицию, возвышавшуюся в центре зала прямо под люстрой Дэйла Чихули, которая, как сказал Карл, состояла из двух тысяч отдельных элементов. Респектабельность арт-деко отлично соединялась с энвайронментом.
Со всех сторон слышалась иностранная речь. Тут можно было увидеть и арабских женщин в бурках, и загорелых бразильских промышленников, и элегантных бельгийских арт-дилеров, и американских финансистов. Фойе «Клэриджес» – квинтэссенция лондонской космополитичности, смешения культур, национальностей, языков и религий, а также, мировой центр по отмыванию грязных денег, в котором все отдавали дань старой английской традиции дневного чаепития.
Энди занял стол в дальнем конце зала возле зеркала. По разложенным перед ним на столе буклетам «Кристис» и «Сотбис» можно было догадаться о его профессии.
Карл похлопал Энди по плечу:
– Привет дружище, знакомься. Твоя потенциальная покупательница Анна.
Энди встал. Анна, улыбаясь, дружелюбно подставила щеку для поцелуя. Энди – худощавый китаец невысокого роста лет тридцати пяти – был одет в пиджак из золотой парчи и в черные обтягивающие брюки с высокой талией.
– Все бы мои покупательницы были такие красивые, – он пододвинул стул, – Анна, садись рядом со мной.
Карл хмуро взглянул на Энди. Уж не вознамерился ли этот пройдоха огрести себе все комиссионные? Карл вертелся в мире искусства достаточно долго, чтобы усвоить его правила: здесь каждый имел полное право обмануть, развести, увести клиента, недоплатить комиссионные или просто всунуть подделку.
– Давай лучше я сяду рядом с тобой, а Анну посадим напротив, – предложил он.
Через час разговоров, переговоров, звонков Нику, трастовым управляющим и клиенту Энди они, наконец, сговорились: Ник отдает Хёрста за три миллиона в счет одиннадцати миллионов за Ротко, и траст переводит на эскроу–счет оставшиеся семь миллионов до момента завершения сделки. Энди и Карл остались довольны возможностью нажить комиссионные на двух картинах за одну сделку. Ник был счастлив. Он стал обладателем
