иного выхода не оставалось. Он украдкой посмотрела на Анну.
– А думаешь, она согласится?
Шарлот Бувье, молодая шатенка с карими глазами и типичным французским профилем, родилась в Париже. После того, как родители погибли в автокатастрофе, ее отправили к бабушке с дедушкой в Женеву. Отец еще при жизни выделил траст-фонд, позволивший оплачивать ее в учебу в «Ле Розе».
С первых дней в школе Шарлот мучилась из-за своей ущербности. Она уступала одноклассникам абсолютно во всем. В уме, в коммуникабельности, а главное – в деньгах. Ее стальной «Ролекс», доставшийся ей от мамы, не шел ни в какое сравнение с золотыми «Хубло», бабушка не могла купить ей вещи из последней коллекции «Прада». Но самое большое разочарование настигало ее с приходом каникул.
Все школьники разъезжались по своим особнякам, раскиданным по всему миру, и зачастую приглашали друзей. Шарлот же пригласить друзей было некуда. Кроме парижской квартиры, которую бабушка решила сдать для пополнения бюджета. Тогда Шарлот и начала придумывать легенды про свою семью.
Сперва они предназначались для одноклассников, чтобы убедить их в том, что она не хуже, чем они. Постепенно она стала верить в них сама, и к университету у нее имелся целый арсенал небылиц о спрятанном наследстве, доказывающих ее принадлежность к знатному роду.
По окончании университетов ее подружки сделали ювелирные коллекции, создали бренды купальников, устроились работать в пиар домов высокой моды или попросту занялись искусством. Мальчишки, кто посмекалистей, продолжили семейный бизнес, а остальные пошли по творческому пути. Одни нашли призвание в фотографии и режиссуре, кто-то стал ди-джеем, художником, или, как Карл, арт-дилером. Но склонность к праздным утехам до сих пор объединяла большинство из них.
Из-за отсутствия семьи, принадлежность к модной тусовке стала смыслом ее жизни. Копируя своих приятельниц, она сделала линию футболок, которая не принесла ей ни гроша дохода, но, в отличие от опыта подруг, хотя бы не съела родительские деньги. Чтобы быть «как все», Шарлот с завидным упорством вела праздную жизнь.
Всеми силами она пыталась в ней удержаться, но ее заветной мечтой было вскарабкаться куда выше, туда, куда даже ее одноклассницы со всеми их богатствами уже не имели входа. Ей хотелось взобраться на настоящий Олимп, в то самое пресловутое высшее общество.
Таш подошла к Карлу и Анне. Карл что-то горячо ей втолковывал возле одной из картин.
– Ты помнишь Таш? – представила ее Анна. – Вы виделись на дне рождения Грегори.
– Конечно, как можно забыть Таш.
По выражению лица Карла Таш поняла, что он не имеет о ней ни малейшего представления.
– По-моему, мы уже и раньше встречались.
Вероятно, это был стандартный ответ на представление нового человека.
– На Сен-Барте на прошлый Новый год?
Вот оно, началось! Связи… места…
– Я никогда не была на Сен-Барте, – скромно улыбнулась Таш.
Ее ожидания оправдались. Карл мгновенно потерял интерес к человеку, мало того, что не бывавшему на Сен-Барте, но и открыто в том признавшемуся.
Не удостоив ее ответа, он тут же развернулся обратно к Анне. Ухмыльнувшись про себя своей проницательности, она тихонечко попросила Анну спросить про Шарлот.
– Я ее знаю? Кто такая? – Карл медлил с ответом.
– Думаю, ты ее знаешь, да вон она! – и Анна показала на Шарлот, прогуливающуюся между картинами.
– К сожалению, все занято.
Было понятно: Шарлот, вопреки своим тщаниям, не прошла его фейс–контроль. Окажись на ее месте дочь олигарха, место для нее моментально бы нашлось.
Народ на ужине был, как на подбор – чувствовался серьезный подход к списку приглашенных. Традиционно в феврале на торги современного искусства в Лондон съезжались художники, арт-дилеры и коллекционеры со всего мира. Выставки, открытия, ужины и вечеринки шли нескончаемой чередой. Черно-золотой дизайн ресторана «Изабелз» придавал мероприятию еще больший лоск. После изысканного ужина заиграла громкая музыка, и гости переместились к бару. Анна ни на секунду не расставалась с Карлом, и Таш решила поехать домой.
Она шагала по Альбермаль-стрит в поисках такси, когда услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась и увидела Грегори, стоящего у входа в ресторан.
– Я тебя отвезу, – он взял ее за руку, поцеловал в ладонь и повел к машине.
Всю дорогу Грегори не выпускал ее руки из своей, то и дело, поднося к губам и целуя. Не доезжая до ее дома, он остановил машину.
– Пожалуйста, поехали ко мне. Я тебя отвезу обратно, как только ты пожелаешь…
Таш колебалась.
– Я тебе обещаю… – и Грегори нажал на газ, пока Таш не передумала.
Он действительно жил совсем рядом.
Они зашли в красивый викторианский дом.
– Ты один здесь живешь? – спросила Таш, рассматривая картины в гостиной. Картины того стоили. Курбе, Матисс, Леже… – Это то, что я думаю, или копии?
– Все оригиналы. Мой дедушка собирал искусство. Живу один, иногда родители приезжают и останавливаются у меня, вернее, у себя. Это их дом, – он засмеялся. Его искренность подкупала. – Что ты будешь пить?
– Я бы не отказалась от бокала шардоне…
Она расположилась на диване, обитом старинным гобеленом. Грегори открыл винный шкаф, откупорил бутылку и понес к ней, захватив по пути из серванта два хрустальных бокала.
– За нас, – он посмотрел ей в глаза, постепенно опуская взгляд ниже, сначала на ее губы, затем на грудь. А потом взял бокал из ее рук и отставил на столик.
Она ощутила легкое прикосновение его губ, и ей стало любопытно, что за этим последует. Пока любопытство было единственным чувством, овладевшим ею. Его руки обвились вокруг ее талии, пальцы боролись с пуговицами ее блузки. По сценарию Таш должна была положить руку ему на ширинку, что она и поспешила сделать, не нащупав, однако, там никакого значимого возвышения. На всякий случай она продолжила поиск, предполагая, что ему нужно время…
Грегори опустился на колени, продолжая ее целовать. Его язык проникал ей в рот как язык голодного ящера. Он приподнял край ее блузки, она подняла руки, и, как только блузка оказалась на полу, губы Грегори переместились на грудь. Она чувствовала, как неловкие поцелуи опускаются все ниже и ниже.
Грегори стащил с нее брюки, быстро раздвинул ей ноги и стал целовать сначала внутреннюю поверхность бедер, потом нижнюю часть живота, оставляя кожу влажной от поцелуев.
– Какая ты мокрая! Тебе нравится, как я тебя дразню? – Он уже успел наслюнявить всю внутреннюю поверхность ее бедер.
Таш не знала, что и ответить. Она не чувствовала ничего, кроме жалости к нему – такими неумелыми были его движения.
Наконец он поднялся и расстегнул ширинку. Чуда не
