чем те, которые поступали из Петербурга, шли к Меттерниху из Парижа, от поверенного в делах Австрии Лефевра де Рехтенбурга. Если в первый период кампании Лефевр, основываясь прежде всего на бюллетенях Великой армии, воспроизводил официальную французскую версию событий[804], то начиная с зашифрованной депеши от 11 октября характер сведений, им сообщаемых, радикально изменился. Он информировал прежде всего о «московской катастрофе», указывая при этом на идущие разговоры, будто у русских существовал определенный план превращения города в пепел.
От темы разрушения Москвы Лефевр переходил к известиям об успехах англичан в Испании. Потом вновь возвращался к теме Москвы, заявляя, что ее пожар – это не что иное, как проявление невероятного русского духа, и что это «вторая испанская война»[805].
В следующем письме австрийский поверенный в делах сообщал, что общественное мнение в Париже стало постоянно выражать недовольство «войной на Севере»[806].
В депеше от 6 декабря поверенный в делах написал о празднике по случаю годовщины коронации, об аудиенции, которую императрица дала дипломатическому корпусу, о состоявшемся спектакле. Но эти торжества, по его словам, не затмили циркулирующие в Париже слухи об успехах англичан в Испании и о все более ухудшающемся положении армии в России[807].
День 28 декабря оказался отмечен не только подготовкой Лефевром трех писем для Меттерниха, но и записями в своеобразном журнале, который он начал вести с 10 декабря по предложению австрийского министра иностранных дел и где фиксировал новости.
Текст журнала пестрел тревожными, а иногда и печальными известиями, идущими из России: о тяжелом отступлении Великой армии, о множестве пленных, оставленных больных и раненых, о покинутом в Вильно дипломатическом корпусе, отъезде Бассано в Варшаву и о его планах переместиться в Берлин. Журнал сообщал и о ходящих в Париже слухах о якобы постигшей маршала Н. Ш. Удино смерти от полученной им раны и даже о том, что русские уже подошли к Варшаве… В целом Лефевр констатировал факт полного распада армии и то, что русские уже появились на прусской территории, в частности в Тильзите. По его сведениям, даже известие от 19 декабря о прибытии императора в Париж вместе с герцогом Виченцским (Коленкуром), его интенсивная работа в Тюильри и восторг гуляющей в саду публики, когда Наполеон показался в окне, не могли затмить разговоры о том, что сам император во время отступления шел пешком, кутаясь в шубу. В дневнике были строки и об идущих в Париже разговорах об отправке Ш. М. Талейрана с миссией в Англию, как можно понять, с целью начала переговоров о мире[808].
В другой депеше от 28 декабря сообщалось, что армия потеряла около 1100 орудий и что король Неаполитанский из числа войск, оказавшихся под его командованием, приведет на Вислу не более 20 тыс. человек. В самой же Франции император предпринимает усилия по воссозданию армии. Однако существуют серьезные проблемы с конскрипцией. Осуществляется перевод когорт Национальной гвардии первого бана (призыва) в действующую армию. Общественное мнение во Франции все более склоняется в пользу переговоров с Англией и поисков мира. В связи с этим Лефевр не удержался, чтобы не упомянуть о возможности посредничества Австрии. Однако, как он заметил, сам император не склонен к поискам мира, и это оставляет мало надежд на начало переговоров[809].
Еще в одном письме от 28 декабря, как мы считаем, приложенном к журналу, Лефевр передал новости, поступившие от нескольких французских и немецких негоциантов, покинувших вскоре после пожара Москвы Петербург и через Швецию и Данию прибывших во французские порты. По их словам, Россия охвачена «всеобщим духом невообразимой экзальтации», и правительство использует это, чтобы придать войне национальный характер. Лефевр напомнил о заключении Россией договоров со Швецией и испанской хунтой[810].
Наконец, в четвертом послании за тот же день Лефевр кратко обрисовал ситуацию с рядом немецких контингентов Великой армии – из Вюртемберга, Баварии и Вестфалии. В частности, говоря о Вюртембергском корпусе, он отметил, что при первоначальной численности в 12 тыс. человек в нем ко времени оккупации Москвы осталось только 400 пехотинцев и до 20 кавалеристов[811].
Каким образом Меттерних воспринимал информацию, поступавшую от Лефевра, и какие задачи он ставил перед поверенным в делах в Париже? Архивные документы об этом достаточно ясно говорят. 4 ноября Меттерних просит подтвердить новости о том, что Наполеон покинул Москву, начал движение к Калуге и что там произошло сражение. Так как, по-видимому, французская армия решает вопрос о переходе на зимние квартиры, Меттерних ставил вопрос о действиях Австрийского вспомогательного корпуса и о цене его усилий[812].
19 ноября Меттерних информирует Лефевра о местонахождении главной квартиры корпуса Шварценберга – 7 ноября она была, согласно сообщениям фельдмаршала, в Великой Берестовице (Welki Brzaslowice)[813].
7 декабря Меттерних делится с Лефевром сведениями, которыми располагает Вена о положении Великой армии, о действиях Шварценберга и об успехах русских. Меттерних просит сообщить ему о том влиянии, которое имеют дела проходящей кампании на «дух во Франции»[814].
Наиболее близко к театру военных действий из числа австрийских дипломатов был советник посольства Австрии в Париже Флоре (Floret). Находясь вместе с рядом дипломатических представителей других стран в Вильно, 22 ноября он информирует, что Бассано не исключает возможности достижения всеобщего мира. Что же касается обстоятельств, в которых оказалась Великая армия, то она несет большие потери и в целом ситуация критическая[815].
3 декабря Флоре отправил Меттерниху депешу, в которой сообщил, что Бассано предложил всему дипломатическому корпусу, находившемуся в Вильно, переместиться в Варшаву[816].
8 декабря, уже покинув Вильно и перебравшись в Меречь, Флоре пишет депешу, проникнутую ощущением полной катастрофы. Он описывает развал французской армии, наступивший после оставления ею Москвы, подтверждает неизбежность эвакуации войск из Курляндии и Литвы, утверждает, что Бассано, как и император, перенесет свое местонахождение в Варшаву. Перед отбытием дипломатического корпуса из Вильно Бассано сообщил Флоре, что Шварценберг не присоединился к войскам императора и продолжает действовать самостоятельно.
По-видимому, в тот момент, когда 8 декабря Флоре уже завершил подготовку депеши, прибыл «подполковник из корпуса Понятовского», который сообщил, что 6 декабря император прибыл в Вильно. В заключении послания Флоре написал, что детали отступления из Москвы подтверждаются. Армия нуждается в отдыхе на зимних квартирах. Флоре недоумевал, каким же ее пребывание может быть в это время года и в такой местности, которая не располагает ресурсами?[817]
Следующее послание Флоре ушло в Вену уже из Варшавы 14 декабря. Советник посольства кратко сообщил,
