агента, которого уже давно искали. На двенадцатый день в три часа дня младший Фитингоф попал в объектив нашей камеры. Фотографы отлично сработали: поза и выражение лица молодого человека были весьма интересными. Когда он входил в посольство, вся его фигура выдавала спешку и волнение, а когда выходил, то был уже более расслаблен, хотя смущен и неуверен, и задержался на мгновение в дверях в нерешительности, куда пойти.
Я показал фотоснимки R-17. Она коротко взглянула на них и сказала: «Да, это он». Она пристально смотрела на меня с выражением, которое меня встревожило. Ее глубоко посаженные глаза сверкали над широкими славянскими скулами, зубы были обнажены, а все ее лицо выражало беспредельную ненависть.
Я холодно сказал ей: «На этом, моя дорогая R-17, ваша связь с делом Фитингофов закончилась. В будущем оно не будет представлять для вас никакого интереса. Это приказ. Если вы его ослушаетесь, я буду вынужден расторгнуть наши рабочие отношения. А после полученной вами подготовки вы знаете, что это будет означать».
Она помолчала, а затем тихо сказала: «Я буду послушно выполнять свою работу и повиноваться вашим приказам, что бы ни случилось».
Я всегда уважал эту женщину за ее мужество. Она ни разу не нарушила свое обещание, работала на нас в России до 1945 г. и оставалась на своем посту, даже когда стало ясно, что мы проиграли, до самого конца, прекрасно сознавая, что ее ждет. Я не знаю, что с ней стало.
Теперь, когда мы вышли на след братьев Фитингоф, началось преследование. Конечно, мы не могли сразу же начать слежку за младшим братом, а должны были подождать, когда он придет в посольство во второй раз. Это произошло пять дней спустя. Специально обученные люди без труда шли за ним по пятам, и след привел их к дешевой трехкомнатной меблированной квартире, где жили все трое Фитингофов. Они поменяли имена и получили новые паспорта. У старшего брата было имя Эгон Альтман, и он уже не был женат. Имя младшего брата было Вильгельм Оберрайтер, а женщины — Мария Шульце.
Я был горд нашими достижениями, хотя, конечно, удача сыграла здесь свою роль. Позднее случайно мы выяснили, что незадолго до того, как мы увидели младшего брата, он получил приказ не ходить снова в посольство ни при каких обстоятельствах, и мы взяли его след во время его последнего визита.
Теперь началась старая игра по затягиванию сети. Мы заметили, что, несмотря на внешнюю бедность, эти трое жили очень хорошо. И хотя Мария Шульце жила тихо и редко выходила из квартиры, своим двум мужчинам она обеспечивала все самое лучшее: плата за квартиру всегда вносилась вовремя, а все соседи тепло и с похвалой отзывались о бедных беженцах с Востока, которые столь энергично работают, чтобы построить себе новую жизнь. Двое братьев работали представителями фирмы, которая поставляла оборудование в гостиницы и рестораны. Оба они много разъезжали, но их оборот был невелик, а их доход — очевидно, слишком мал, чтобы обеспечить им их нынешний образ жизни, и поэтому они должны были получать финансирование из других источников.
Мы обнаружили, что братья ведут какие-то дела с агентами по продаже недвижимости, и здесь, похоже, что-то назревало с одной фирмой, представителя которой они угощали обедом. Проведя его тщательную проверку, мы решили сделать его нашим доверенным лицом. Он оказался заслуживающим доверия человеком и был благодарен нам за то, что мы предупредили его об этих клиентах. От него мы узнали, что старший брат Эгон Альтман сказал ему, что он беженец, которому повезло: шесть месяцев назад ему досталось большое наследство. Он хотел вложить деньги в недвижимость, которая обеспечила бы ему приличный доход, и заинтересовался приобретением небольшого отеля предпочтительно в окрестностях одной из крупных железнодорожных станций города — например, Штеттинского или Силезского вокзалов. Они уже успели обсудить одно конкретное место, за которое следовало заплатить наличными двести тысяч марок, а еще триста тысяч в качестве закладной. Ремонт и перестройку должен был делать покупатель. Русская разведка не поскупилась в этом деле.
Однако производить арест было еще слишком рано. Мы все еще понятия не имели о намерениях русских. Они продвигались вперед медленно и очень осторожно, и на протяжении двух недель ничего не происходило. Потом однажды вечером ближе к полуночи мне позвонил командир группы наружного наблюдения. Он доложил, что Мария Шульце получила в тот день письмо. «Его принес маленький мальчик, к которому подошел незнакомец около дома, дал ему немножко денег и попросил доставить письмо адресату. Сам мальчик не вызывает никаких подозрений. После получения письма Мария ушла из дома — это было в девять часов вечера — и взяла такси. Одна из наших машин последовала за ней».
Я попросил немедленно доложить, как только будут какие-то новости. Через двадцать минут мне перезвонили.
«Это уголовный инспектор Вернер. Я следовал за Марией в машине № 3 до вокзала Бельвю. Мы остановились у вокзала в пятидесяти ярдах позади ее такси. Она вышла из него очень быстро — вероятно, заплатила за проезд по пути — и села в темный лимузин, который медленно проезжал мимо. С виду это был „форд“, но номер мы не смогли разобрать. Правда, нам удалось проследить за ним до гоночной трассы АФУС, а оттуда до Ванзее. Машина проехала по мосту через Ванзее, а затем поехала с такой скоростью, что через шесть километров мы отстали от нее. Они свернули с главной улицы в сторону Гатова, и мы совершенно потеряли их из виду. Мы подождали еще около трех часов на тот случай, если они вернулись бы, а затем возвратились к ее дому. Мария вернулась домой пешком около десяти минут назад».
«Вам не повезло, — сказал я. — В следующий раз берите машину с более мощным двигателем». Это дело начало уже раздражать меня особенно потому, что мне срочно нужны были люди для выполнения другой работы.
В ту ночь я не смог найти решения, но на следующее утро по дороге на работу мне пришла в голову идея: а что, если разделить эту троицу? Самым слабым звеном в этой цепи явно был младший брат Вильгельм Оберрайтер. Нужно ли придумывать какую-то историю с участием R-17, чтобы сломать его? Если я пообещаю ему счастливую жизнь за границей вместе с ней, не будет ли этого достаточно, чтобы противодействовать влиянию двух других членов семьи и преодолеть его страх перед его русским работодателем?
Я позвал своего специалиста и велел ему привести Вильгельма ко мне на допрос так,
