из рук Лео, но он только улыбался и держал меня за талию.
– Попалась.
– Это было ужасно, – сказала я, оглядываясь вокруг. Потом ободряюще улыбнулась обеспокоенным людям.
– Тебе не следует так наклоняться. Вдруг что-нибудь случится?
– Ты имеешь в виду, что вдруг кто-то подойдет сзади и толкнет меня?
– Это, или вдруг ты оступишься и упадешь. Не зря мы не разрешаем сидеть на этой стене.
– Да?
Он указал на знак, который я каким-то образом ухитрялась не замечать в течение нескольких недель. «Не прислоняться и не сидеть на парапете».
– Пойдем, – сказал Лео. – У меня есть кое-что для тебя.
Он повел меня за руку через клуатр Боннефон и через ворота с надписью «Только для персонала». Я никогда не была в этой части Клойстерса. Она была засажена травой и отгорожена от остальной части музея стеной, вдоль которой располагались два небольших сарая и длинная теплица, полная рассады. Здесь хранились садовые принадлежности, такие как ножницы для стрижки травы и ножницы для резки веток, сложенные в кучи, стопки пустых горшков и куски неровной каменной кладки, спрятанные от посторонних глаз. Мусорные баки были полны отходов, а на компостной грядке лежала куча листьев.
Лео провел меня в один из сараев, где вдоль стен тянулись широкие полки для горшков; на каждой из них стояли стеклянные банки с высушенными семенами. Я взяла одну из них, когда мы вошли.
– Семена иссопа, – сказал Лео. – В прошлом году я засушил цветы из сада.
В том, как аккуратно все было расставлено, проглядывалась какая-то особая заботливость: от цветов, связанных в пучки и сохнущих на прищепках на стене, до того, как ножницы для стрижки были уложены острым концом вниз в терракотовые горшки. И здесь пахло Лео, или, может быть, Лео пах этим местом: землей и травами, с нотками запаха тела.
Он снял со стены пучок сушеной лаванды и протянул мне.
– Это тебе.
Ее аромат наполнил мои ноздри – травянистый, солнечный и сложный.
– Я срезал ее после того первого дня в саду и повесил сушиться. Она хранится дольше, чем свежая, – пояснил Лео. – А когда тебе надоест смотреть на них, ты можешь растолочь цветы и разложить их по ящикам. – Он протянул руку и большим пальцем растер цветок лаванды на мелкие части. Я смотрела, как они сыплются на пол у нас под ногами.
Если в первый момент, когда мы вошли, я не заметила, насколько мал сарай, то теперь это стало очевидно. Нам двоим едва хватало места, чтобы развернуться, и поэтому наши тела уже прижимались друг к другу, когда Лео положил руку мне на затылок и поцеловал меня. Вспоминая сейчас, я понимаю, что это не он поднял меня на полку, а я сама запрыгнула туда, обхватила его ногами за талию и притянула к себе настолько близко, что почувствовала, как вжимаюсь в него.
Он поддержал меня, скользнув шершавой рукой под мою блузку, под лифчик, а затем стянул блузку через мои поднятые руки.
В моих движениях было что-то удивительно уверенное и спокойное. Как будто впервые я была ведущей, а Лео следовал за мной. Я больше не ждала, чтобы окружающие приняли меня или одобрили, – я брала инициативу в свои руки, и это чувство приводило меня в восторг. Настолько, что я потянулась к поясу джинсов Лео и начала их расстегивать. Но даже сквозь шелест нашей одежды, шорох наших тел мы услышали снаружи выразительный кашель.
– Извините, что прерываю, – произнесла Рейчел.
Лямка моего бюстгальтера была стянута с плеча. Лео не повернулся, чтобы поздороваться с Рейчел, но я медленно соскользнула с полки, шагнула на солнечный свет, заливавший порог, поправила лифчик и снова влезла в блузку. Затем вышла туда, где ждала Рейчел.
– Вы можете закончить, – сказала она. – Я подожду за углом.
– Все нормально, – отозвался Лео изнутри сарая. – Я позвоню тебе, Энн.
Уходя вместе с Рейчел, я ничего не сказала, даже не потрудилась разгладить складки на блузке или охладить кожу, которая была влажной от пота и предвкушения.
– Я не думала, что все настолько серьезно, – заметила Рейчел, глядя на меня, когда мы шли обратно к библиотеке.
– Не знаю, можно ли назвать это серьезным.
– Если ты готова так рисковать на работе… Должно быть, да, – сказала она.
– Как ты догадалась, что мы окажемся именно там? – Я не была уверена, что хочу знать ответ, но Рейчел пожала плечами.
– Я искала везде.
Затем, когда мы прошли через готическую арку в галереи, она придержала дверь и предупредила:
– Не позволяй Лео испортить то, что мы здесь делаем.
Я вошла в дверь и остановилась. Мы находились в зале гобеленов, где массивные, плотно сотканные полотнища изображали сцены идиллической средневековой жизни – живой ковер из цветов, отдыхающий единорог.
– Зачем ты так говоришь? Лео не имеет никакого отношения к тому, чем мы занимаемся.
– Сейчас ты разделяешь эти две вещи. Но что будет, когда это станет сложнее? Когда вместо того, чтобы сосредоточиться на текущей ситуации, ты захочешь посещать дерьмовые панк-шоу и пить теплое пиво в Бронксе?
Слова Рейчел задели меня. Не только своей меткостью, но и тем, что я не дала ей повода думать, будто поставлю Лео выше нее, выше нашей работы, нашего открытия. Работа была причиной моего приезда сюда, но Таро, а не Лео, стало гарантией того, что я осталась. Пусть даже иногда мне было трудно отделить мои отношения в Клойстерсе от самого этого места, как будто мои личные связи и моя страсть к работе переплелись, как виноградные лозы, растущие в садах.
– Лео для меня не главное, – сказала я.
– Тогда веди себя соответственно. Это очень важно, Энн. То, что мы нашли – то, что ты нашла, – это очень важно. И теперь, когда мы знаем, откуда взялись карты, с этим доказательством мы можем достичь многого. Мы должны достичь многого.
Рейчел направилась прочь, но я схватила ее за руку. Несколько посетителей наблюдали за нами, и хотя мы старались говорить тихо, наши голоса все равно звучали громче, чем принято в галереях Клойстерса.
– Я и веду себя соответственно, – прошипела я. – Я встречалась с ним всего один раз. Каждую свободную минуту я провожу с тобой. Я рассказала тебе все. Разве не ясно, что это наше общее дело?
Я не считала себя склонной к конфликтам, но, отстаивая свою точку зрения, я почувствовала то же самое волнение, что и в тот момент, когда перегнулась через стену в саду.
Рейчел вскинула руки.
– Хорошо-хорошо. Я поняла. Может быть, я просто не хочу сейчас
