— Твою мать, Бишоп, просто вынеси меня наружу и дай лечебного зелья, — едва не рыдала я, — заплачу за помощь любые деньги…
Рейнджер выругался сквозь зубы, но, видимо, голос рассудка победил, и Бишоп перекинул мою руку через шею и осторожно поднял на руки. Я едва не взвыла от потревоженной грудины:
— Биш…
— Что еще?
— Можешь скуму захватить?
— Ты много просишь, жен-щина, — рейнджер, отдуваясь, тащил меня к выходу в полном доспехе вместе с походным мешком.
— Возьмешь скуму, и я расскажу тебе, кто из баб в Рифтене дает всем без разбору…
Бишоп медленно развернулся и побрел к раскуроченной стойке:
— Скума, так скума, так бы сразу и сказала… — ворчал рейнджер, — а потом в Рифтен. И никаких отговорок.
_____
[1] Counter-terrorist win! (англ.) — фраза из игры Counter-Strike, говорящая о победе команды спецназа в поединке с террористами.
Глава 12. Тридцать сребреников пернатого Иуды
Ребра ныли тупой нестихающей болью, от которой уже через полчаса хотелось повеситься. Бишоп вытащил меня из пещеры и положил около входа, а сам пошел обратно обчищать трупы. Кречет молча ошивался рядом, поглядывая на волка и что-то планируя — это было заметно по редким оценивающим взглядам. Карнвир (или как там его) улегся в паре метров от меня и делал вид, что его ничего не волнует. Я может и купилась бы, если бы волчьи уши не подрагивали от малейшего шороха. Мне хотелось застрелиться. Из-за ноющего бока мысли о самоубийстве уже не казались такими абсурдными, и я, едва сдерживая стоны, прислушалась к самочувствию. Дыхание было рваным, что не есть «хорошо». Я взялась за ремни, стягивающие броню.
— Стало жарко? — Бишоп появился, когда почти расстегнула второй ремень.
— Помоги.
— Раздевать женщину? Это я умею.
Он свалил в стороне несколько мешков и присел на корточки. Быстрыми и аккуратными движениями помог распахнуть броню. Позабыв про всякое чувство стыда, я развязала тесемки поддоспешника и задрала рубаху, едва не свернув себе шею в попытке взглянуть на пострадавшее место.
— Ну, что там?
Рейнджер завороженно пялился на оголенную грудь, и будь я в другом положении уже отвесила бы пинка.
— Бишоп! Сиськи ни разу не видел?!
— А? — очнулся рейнджер, — видел, но, проклятье, детка, и ты скрываешь такую прелесть?! Это преступление!
Я завыла от боли и унижения.
— Слушай, непись, ты… — Кречет подошел разобраться в ситуации, но обнаружив мое неглиже, как-то смущенно закашлялся и решительно повернулся куриной жопкой, — Анна Абрамовна… Вы… У вас там… Гематома.
— Да ладно, Эйнштейн! А я думала единороги насрали!
— Ладно-ладно, не ори, — рейнджер задрал рубаху повыше, явно наслаждаясь своим положением, — что я должен увидеть?
Я попыталась вздохнуть, и боль тут же пронзила правый бок.
— Грудь одинаковая с двух сторон?
— Одинаковая… идеальная…
— Да твою же!..
— Что от меня ты хочешь?! — вспылил Бишоп, — я баб уже месяц не мял! Проклятье, правый бок — сплошной кровоподтек. Грудина одинаковая с обеих сторон.
Я облегченно выдохнула — пневмоторакс отпадает. Попыталась опустить рубаху, но рейнджер рыкнул на меня и положил ладонь на ребра: от прикосновения грубой, но прохладной кожи стало чуть полегче. Пока Бишоп не надавил. Я взвизгнула от резкой боли.
— Два ребра, — констатировал он, — и хватит ныть! Заживет, как на паршивом волке. Сиди и не дергайся.
Отчего-то появилось непреодолимое желание сделать все наоборот, но через мгновение руки рейнджера уже наматывали на меня тугие бинты. В зубы сунули пузырь с каким-то зельем, и я принялась послушно глотать.
— Извел на тебя весь запас лечебного зелья. Постарайся не сдохнуть до Рифтена.
Покончив с первым пузырьком, почувствовала, как боль начала стихать, а меня стало клонить в сон. Рейнджер, оттащив трупы волков и разбойника в пещеру, разбил лагерь, благо у местного часового здесь уже были приготовлены кострище с вертелом и палатка из грубо выделанных шкур. Туда меня и засунули. Бишоп, не глядя, швырнул сверху спальник — удивительная забота. Зная рейнджера и его характер, могу поспорить, что мне потом выставят счет за каждую оказанную услугу. Что ж… Лучше думать о проблемах по мере их поступления, и укрывшись спальником, я провалилась в беспокойный сон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
***
Бишоп сидел у костра вполоборота и точил нож. Мясо убитого накануне зайца он пожарил на углях и, скупо перекусив, бросил курице булку хлеба. Птица что-то пробормотала, но от еды не отказалась, и с тихой руганью клевала черствую горбушку. Рейнджер усмехнулся: курицу отчего-то стало жалко. Если это и вправду заколдованный человек из другого мира, то мужику здорово не повезло. Если бы его — Бишопа — куда и закинуло, то только в тело волка. Рейнджер повернулся к Карнвиру, греющемуся у костра, и протянул заячью ногу: та исчезла в пасти едва ли не быстрее, чем Бишоп убрал руку.
— Это по нашему, приятель… — он одобрительно усмехнулся, — хватай, пока не отобрали, верно?
Волк понял его по-своему: поднявшись на четыре лапы, подошел и лизнул рейнджера в лицо. Тот в шутку отпихнул мохнатую морду и глухо зарычал, Карнвир тут же откликнулся на предложенную игру. Волк припал на передние лапы, прижал уши и приподнял верхнюю губу в предупреждающем оскале. Бишоп тут же оказался на ногах. Он присел на полусогнутых, развел руки, чтобы казаться больше и выпрыгнул с места, словно сжатая пружина. Рейнджер схватился с волком и повалил того на землю: в лагере раздался тихий смех и счастливое повизгивание Карнвира.
— Для неписи у тебя слишком… подробный характер, — задумчиво пробормотала курица, наблюдая за возней.
— Для курицы, у тебя слишком длинный язык, — пыхтел рейнджер в шутливой борьбе с волком.
— Я не курица.
— А я не… эта штука, который ты меня называешь, — Бишоп наконец уселся, отпихивая от себя раздуревшегося волка.
— Спорное утверждение, ну да ладно. Нас вроде официально друг другу не представляли? Как ты знаешь, я — ген… Эх… Максом зови. Предлагаю временное перемирие.
— С чего бы это? — Бишоп насторожился, мгновенно растеряв всякую веселость.
— Скрывать не стану, мне нужна твоя помощь.
— Ха! — рейнджер хрустнул костяшками пальцев и скривил губы в довольной ухмылке, — мы начинаем говорить на одном языке? Слушаю.
— Коллеги… Черт, как же с тобой разговаривать? Ты и половины слов не поймешь.
— Говори, как Пит. Я умею отлично притворяться, что понимаю, а понимаю больше, чем ты думаешь, — наслаждался положением Бишоп.
— Хорошо. — Генерал-лейтенант бросил короткий взгляд в сторону палатки, из которой доносилось негромкое посапывание. — Коллеги Анны дали мне четкие инструкции: если гипноз не сработает, то нужно вызвать у нее сильные эмоции, завязанные на воспоминаниях.
— Эмоции? Вроде страха?
Курица помедлила с ответом:
— Теоретически есть еще радость, похоть, различные добрые воспоминания, но да. Страх вызвать проще всего.
— Ясно, — Бишоп рассматривал курицу с невозмутимым выражением лица, — и что надо делать?
Птица еще раз проверила, не подслушивает ли Пит, что было совершенно напрасно — после такой дозы крепкого лечебного зелья спать ей два дня кряду. Курица подошла поближе к рейнджеру, тщательно обходя волка по кругу, и заговорщицки понизила голос:
— Анна Абрамовна пару лет назад пережила неприятный инцидент, связанный с беспомощностью и темнотой.
— Давай ближе к делу, курица, что ты хочешь от меня? Ее история мне не интересна.
— Да, — в голосе птицы послышалась усмешка, — само собой. В общем, нам нужно подстроить такую ситуацию, в которой Анна Абрамовна останется одна в темноте в беспомощном состоянии. При этом мы должны не дать ей пострадать. Физически. Только напугать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Быть рядом, но не высовываться… — подытожил рейнджер и прикрыл глаза. Он размышлял несколько минут, не реагируя на курицу, нетерпеливо топтавшуюся рядом. — Я могу закинуть ее в катакомбы под Рифтеном и оставить в каком-нибудь мрачном закоулке. Места там не самые сладкие, но и не полный ад. Зелье паралича поможет с беспомощностью.
