— Ес-сть, пит-тсь, с-снять комнату? — еще один ящер отвлек меня от изучения нового вида гуманоидов.
— Комнату. Одна ночь, — опередил меня рейнджер.
Он по-деловому начал обсуждать вопросы нашего размещения и дату выезда из номера, а я заметила сидящего в углу знакомого мужика — нашего извозчика. Кстати, можно с ним передать лютню двум испуганным бардам, а то как они без нее будут воспевать великие деяния довакина Питикаки и ее спутника — Бишкека?
Доковыляв до возницы и справившись о его поездке сюда, вежливо отказалась от предложенной выпивки — не хочу мешать алкоголь с лечебным зельем.
— А я смотрю у вас новый приятель? — извозчик кивнул на волка, сидящего у ног Бишопа.
Я бесцеремонно устроилась на соседнем табурете:
— Ага, это Карнвир. Жрет, как мамонт, гадит столько же, зато теплый.
— И откуда он взялся? — возница плеснул себе еще медовухи.
— О, это долгая история, которая стоила мне показа голых сисек и пары сломанных ребер… — глядя на вытянувшееся лицо возницы, смилостивилась, — ну ладно, расскажу, пока Бишоп там треплется. Короче…
Я принялась в лицах рассказывать о нашем последнем приключении, и как раз изображала, как героически кричала огнем на разбойников, когда Бишоп нарисовался рядом с недовольным выражением лица. Он пригрозил отвесить мне такого поджопника, который доставит меня на второй этаж прямиком в комнату. Минуя потолок. Я извинилась перед слушателями, которых оказалось уже не один извозчик, а немного больше, и собралась уже было идти наверх пешком, но тут вспомнила, зачем, собственно, вообще подходила к мужику.
Вытащив из мешка лютню двух бардов, я передала ее вознице и слезно попросила доставить инструмент в Вайтран — ему все равно по пути, а мне лишний крюк не надо делать.
— Спятила, — зашипел на ухо рейнджер, — те певцы нам еще денег должны.
— Ой, да расслабься, — отмахнулась я, — во-первых, я знаю, где найти этих недоумков, раз они из коллегии — долги можно будет всегда вытрясти. А во-вторых, я тебе не вьючный мул и уже устала таскать разный хлам.
Возница, впечатленный моими подвигами, согласился передать посылку задарма, а я, довольная результатами своего спектакля, отправилась наверх.
Комната оказалась с двуспальной кроватью, чистая и даже без клопов. Свалив вещи в углу, я расстегнула ремни на броне, и сразу почувствовала, как бок начал наливаться пульсирующей болью. Кожаная, туго стянутая куртка служила хорошим корсетом, а теперь сломанные ребра снова напомнили о себе. Попросив Бишопа достать новый пузырек лечебного зелья у какого-нибудь торговца, я получила в ответ пожелание катиться в Обливион. Что ж… Не хотела запускать тяжелую артиллерию, но только у рейнджера из нашей компании есть две руки, две ноги и целые ребра, чтобы сходить в лавку к алхимику, так что придется поднажать. Я закатила глаза, приняла вид умирающей серны и начала ныть… Долго, нудно, бубня под нос прощальные слова и сожаления о бесцельно прожитой жизни. Бишоп сломался через семь минут. Слабак. Громко матерясь, он хлопнул дверью, и вернулся только через час с двумя пузырями. Одно было сильное лечебное зелья, второе — крепкий каджитский самогон. Вот это я понимаю — добытчик. Мы употребили каждое свое, Кречет получил очередную горбушку хлеба и воду в кружке, и все разбрелись по углам. Бишоп улегся на другой конец кровати, а я, потеряв остатки скромности, стыда, брезгливости и прочих, ненужных в боевом походе вещей разделась и забралась под одеяла из шкур.
— Бишоп, — сквозь надвигающийся сон пробормотала я.
— М?..
— Если начнешь приставать…
— Я после этого к… и-эк!.. кошачьего пойла говорить-то еле могу, — едва пробормотал рейнджер, отвернувшись на другой бок, — можешь не переживать за свою… эту… Ну, что там у тебя?..
— Самоуважение. Это называется самоуважение.
— Как скажешь… Можешь спать спокойно — зря что ли я этот самогон пил… — рейнджер почти спал.
— Я думала, чтобы мое нытье не слушать.
— Чтобы дать всем выспаться, хотя и это тоже… — Бишоп замолчал, и с его стороны кровати послышалось тихое посапывание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я приподнялась на локте, взглянула на неподвижного рейнджера, и убедившись, что мужик спит, улеглась обратно. Вот теперь можно спать. Сморенная крепким зельем, долгой дорогой и богатырским храпом Кречета (кто бы мог подумать, что курицы могут так храпеть) я наконец отключилась.
Утро началось с криков из таверны внизу о том, куда засунуть капусту. Я уже собиралась подсказать ответ, но не удержалась и чихнула. Снова этот клятый волк — шерсть лезла в глаза и щекотала нос. Снова чихнула. Надо будет сказать Бишопу, чтобы присматривал за ним, а то дай волю этому шерстяному великану, и он вообще на меня залезет. Уже и лапы сложил, псина… Я приоткрыла глаза и уставилась на темную макушку с короткими волосами. Так, это не волк. Осторожно отстранившись, огляделась по сторонам. Рейнджер спал, закинув на меня руки-ноги, еще и лицом уткнулся в грудь. Как говорится, свинья везде грязь найдет, а Бишоп — сиськи. Я попыталась освободиться от чужих объятий, но рейнджер, почувствовав во сне, что мягкая подушка уползает, крепче прижал к себе, так что едва не сломал мне остальные ребра.
— Бишоп… — пискнула я.
Оглядевшись по сторонам, наткнулась на два внимательных взгляда: Кречета и Карнвира. Причем волк угрожающе всхрапнул и приподнял верхнюю губу в недовольном оскале.
— Только не надо ревностей, — прошипела я, — лучше убери отсюда своего хозяина.
— Анна Абрамовна, вы меня удивляете… — опять начал нотации Кречет.
— Тс-с, — зашипела я, боясь разбудить рейнджера, — только не будите его, а то он спросонья параноит.
Но Кречет меня проигнорировал:
— Если вы будете продолжать в том же духе, доктор Витальева, то есть большой риск потерять сосредоточенность на боевой задаче! Завязать неуставные отношения. И заразиться венерическими заболеваниями…
— Нельзя ли потише…
Курица вспорхнула на изголовье кровати и сложила крылья за спиной, напоминая мне рассерженного воспитателя:
— Потише нельзя. Хватит цацкаться. Р-рота подъе-ем!!! Пятиминутная готовность!!!
Бишоп дернулся, заехал мне макушкой в нос и вскочил с кровати, схватившись за охотничий нож. Я взвыла, зажимая лицо.
— Какого даэдра тут происходит? — рейнджер ошарашено озирался по сторонам.
— Два кретида тут «происходят», — прогундосила я, убирая руки от лица — на ладонях осталась кровь, и на рубашку закапало. — Ты мде дос сдомал! И как с тобой шдюхи спят, давно хотеда спросить…
Рейнджер выругался, Кречет невозмутимо слетел на пол и, вытащив из моего мешка платок, доставил его в клюве. Не удостоив генерала благодарностью, отобрала платок и, резко выдохнув, вправила себе хрящ. Слезы брызнули из глаз, а я едва не описалась от боли. Тихо подвывая на одной ноте, послала всех мужиков из нашей компании в задницу, надела штаны со стеганкой и направилась вниз.
В таверне было пусто. Выпросив воды у аргонианки и как следует умывшись, я заказала себе тарелку овощного супа, жареное мясо и кружку молока. Со времен моего сюда попадания кишечник уже привык к бесхитростной пище, и теперь я могла без труда переварить подошву.
Отправляя очередную ложку в рот, я думала, что мне нужно делать дальше: как залечить полученные раны в сжатые сроки? Где искать пропавших игроков? Как подготовить свои мозги к выходу из симуляции? И как, черт возьми, выбраться из этого трижды клятого Скайрима обратно домой? Наверняка меня там кто-то ждет: муж, например, может даже дети… Собака? На работе, вот коллеги точно ждут. Как же выбраться из симуляции? Кречет говорил, что надо восстановить память и открыть интерфейсы. Ну дык я открыла уже… Может не все? И память опять же восстановилась лишь частично…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мне вдруг сделалось очень одиноко. Я очень захотела вспомнить хоть какие-то имена, лица, хоть что-то о близких людях из дома… Бишоп и Кречет — хорошие ребята. По большей части… где-то в глубине души… Но хотелось бы иметь кого-то надежного на своей стороне. Кого-то кто заступится и пожалеет, а не даст подзатыльник и не сломает нос…
