да и лишней пашни около заводов не было. Вопрос о землеустройстве тянулся десятилетиями, а пока он не был решен, приходилось обеспечивать население работой при заводах. «Нигде в мире нет заводов, обязанных вести дело только ради того, чтобы прокормить рабочего, – писал уже в 1909 г. Фармаковский, один из крупнейших горнозаводских предпринимателей, – а на Урале почти все заводы именно так поставлены» [14, с. 135].
Третьим фактором, тормозившим развитие уральской металлургии, была окружная система. Как уже отмечалось, предприятием на Урале был не завод, а округ, т. е. группа заводов, связанных технологическим процессом. В составе округа были и добыча руды, и заготовка угля. В состав округа входила большая территория с населением. Раньше это давало преимущества: не надо было тратить деньги на покупку руды и угля, а труд заводских крестьян, живущих за счет своих хозяйств, был очень дешевым. Энергия уральских рек дробила производство: при одной плотине можно было построить маленький завод, но это была дешевая энергия.
Теперь преимущества обращались в недостатки. «Своя» рабочая сила была дешевой, но «своих» рабочих надо было обеспечивать работой, а это сковывало хозяйственную маневренность. Для проведения технической реконструкции требовался прилив новых капиталов. Однако владельцу нового капитала было невозможно построить завод, потому что все пригодные для этого места находились в составе старых округов, а купить старый завод, чтобы его модернизировать, было невозможно: надо было с заводом покупать и территорию округа, принимая на себя и обязательства по отношению к его населению.
В результате, как выразился современник, «уральские предприятия, если от них отнять земельные латифундии, представляются с современной промышленной точки зрения полукустарными заведениями».
Горнозаводская промышленность Урала, а в связи с этим и металлургия России в целом в первые годы после отмены крепостного права испытала спад, который сменился очень медленным ростом. Положение в металлургии начинает меняться с появлением нового металлургического района на юге страны в 80-х гг. Юг быстро обгоняет Урал. Еще в 1885 г. Урал давал 70 % российского чугуна, а в 1900 г. – только 28 %.
Толчком к развитию металлургии Юга стало развертывание железнодорожного строительства. Для рельсов требовалась сталь, а Урал производил отличное железо. Если прежде главным продуктом черной металлургии было именно железо, то теперь – сталь. В сущности, именно в этом и заключался промышленный переворот в российской черной металлургии.
А когда в промышленности происходит такой технический переворот, технический прогресс выражается не в реконструкции старых предприятий, а в строительстве новых. Маленькие заводы на речных плотинах было невозможно перестроить на производство стали и проката. А заводы Юга с самого начала строились как сталеплавильные и рельсопрокатные.
К тому же заводы Юга рождались как акционерные предприятия. Преимущество акционерного капитала – его величина. По мере технического прогресса увеличивалась оптимальная величина предприятий. Наступал момент, когда капитал отдельного предпринимателя оказывался уже недостаточным, чтобы построить предприятие, соответствующее требованиям времени. А путем продажи акций можно было собрать большой капитал и построить такое предприятие. Но заводы Юга строились тогда, когда в мире акционерная форма уже доказала свои преимущества, поэтому они и рождались как акционерные.
А на Урале место было уже занято: округами владели частные заводчики. Там предприятие становилось акционерным лишь в результате банкротства. В этом случае банк или банки, должником которых стал округ, выпускали акции и собирали капитал, необходимый для реорганизации заводского хозяйства. Прежний заводчик, естественно, при этом терял свои права собственника. Но таким образом процесс акционирования на Урале шел медленно и не закончился к 1917 г.
Кроме того, большинство заводов Юга было построено на иностранные деньги. Это был франко-бельгийский капитал. Эти капиталы приходили извне, дополняя накопление капиталов в самой России, а с ними приходил опыт передовых стран, новая техника. В результате промышленность Юга стала передовой в техническом отношении. В среднем на домну Юга выплавлялось за год 3,26 млн пудов чугуна, тогда как в Англии – 2 млн пудов, а в Германии – 2,6 млн. В странах, откуда пришли капиталы, своя промышленность была построена раньше, а, следовательно, на более низком техническом уровне.
12.6. Текстильная промышленность
Хлопчатобумажное производство. В 60-х гг. Европа переживала хлопковый голод, вызванный гражданской войной в США. Цены на хлопок выросли вдвое. В России это стало стимулом к созданию своей сырьевой базы. Хлопковые фабриканты ехали в Среднюю Азию, скупали тысячи десятин земли, выписывали семена американского хлопка и налаживали плантации. К 1900 г. уже треть потребляемого промышленностью хлопка производилась в России.
В первые пореформенные десятилетия в хлопчатобумажной промышленности закончился промышленный переворот. В Англии это привело к массовому разорению ткачей-ремесленников. Нечто подобное происходило и в России. Уже в 60-х гг. ткацкие промыслы были придатком к фабрике: кустари получали фабричную пряжу и работали на фабриканта. Завершение переворота в ткацком производстве понижало цены фабричных тканей, но себестоимость кустарных тканей не понижалась. Кустарь зарабатывал все меньше и вынужден был прекращать дело.
К концу XIX в. Россия занимала четвертое место в мире по потреблению хлопка, а по темпам роста хлопчатобумажной промышленности опережала другие страны.
Льно-пеньковое производство росло по-прежнему медленно. Россия снабжала льном всю Европу. Здесь производилось более 70 % льна, поступавшего на мировой рынок; 65 % тканей в Западной Европе вырабатывалось из русского льна; 60–70 % российского льна шло на экспорт. Однако из того льна, который оставался в стране, капиталистические фабрики и мануфактуры перерабатывали только 30–40 %. Остальное волокно перерабатывалось в крестьянских избах.
В первые десятилетия после ликвидации крепостного права около 70 % полотна на рынок давали кустари, да и накануне Первой мировой войны половина льняной промышленности оставалась на стадии кустарного производства и домашней промышленности. В этой отрасли домашнее и кустарное производство сохранялось так долго, потому что это производство было традиционным, являлось частью натурального крестьянского хозяйства. Поскольку крестьянское хозяйство оставалось натуральным, денег на покупки не хватало, а труд, особенно женский, не оценивался в деньгах. Поэтому полотно собственного производства представлялось дешевле самой дешевой фабричной ткани. И это не считалось даже работой: пряли на посиделках или рассказывая сказки детям и внукам. Была еще одна тонкость. Деньги от продажи льна были выручкой мужчины, хозяина. Деньги за пряжу, даже если эта пряжа продавалась по цене льна, были выручкой женщины, на которую муж не мог претендовать. Это были ее деньги, деньги на одежду ей и детям, на убранство избы.
Если хлопчатобумажная цензовая промышленность с 1860 по 1900 г. увеличила производство в 14,2 раза, то льно-пеньковая – только в 4,5 раза. Кроме указанных причин, замедляло рост льно-пеньковой промышленности и то, что льняные ткани в это время вытеснялись хлопчато-бумажными.
На развитии шерстяной промышленности отразились трудности с сырьем.
