Он ухитрился поднять голову, обратив ко мне похожее на окровавленную маску лицо:
– Какой?
– А такой, что ты опять у меня в долгу.
Я осторожно снял у него с руки часы и застегнул браслет на своем запястье.
Глава 13
Возможно, среди лабиринта паровых труб в чреве Нью-Ванкувера скрывались какие-то силы охраны правопорядка. Но они делали это чрезвычайно искусно и ничем не выдавали своего присутствия. Вадим и его помощник, пошатываясь, удалились с места происшествия, так и не дождавшись вопросов. Я задержался, поскольку честь обязывала меня дать объяснения, но никто так и не появился. Стол, за которым мы с Квирренбахом лишь несколько минут назад пили кофе, выглядел весьма плачевно – а что поделать? Конечно, можно оставить чаевые для робота-уборщика, он наверняка вот-вот притащится. И заодно полюбоваться, как тупая машина будет оттирать кровь и содержимое глазного яблока с тем же безмозглым усердием, что и кофейные пятна.
Я ушел, и никто не пытался меня остановить.
Заглянув в уборную, я побрызгал на лицо ледяной водой и смыл кровь с кулака. На всякий случай я двигался подчеркнуто спокойно и неторопливо.
Однако в уборной никого не было. Дверцы длинного ряда кабинок были украшены загадочными рисунками. При желании в них можно было узнать инструкцию, объясняющую, каким образом включать слив.
Я тщательно простучал и прощупал свою грудную клетку. Похоже, удалось отделаться синяками. Теперь можно пройти в зону посадки.
Не знаю, кому пришло в голову назвать шаттл «бегемотом». Корабль по форме напоминал ската, а тем, как он «присосался» к оболочке анклава, вращаясь вместе с ним, – миногу. Вблизи эта штуковина оказалась далеко не столь гладкой и обтекаемой, как издали. Ее корпус был испещрен вмятинами и шрамами, а между ними красовались угольно-черные разводы.
С противоположных сторон на борт «бегемота» медленно проникали два потока пассажиров. Мой поток выглядел унылой тускло-серой массой, которая ползла вниз по спиральному тоннелю, будто толпа осужденных на казнь. Другой двигался чуть бодрее. За прозрачной оболочкой соединительной трубы я увидел клерков, прислуживавших им роботов, домашних любимцев невероятного размера и даже людей, чьи фигуры напоминали животных. Среди них скользили паланкины герметиков; эти высокие темные ящики напоминали метроном.
Позади меня поднялась суматоха: кто-то пытался пробиться вперед.
– Таннер! – донесся театральный шепот. – Вам тоже удалось бежать! Когда вы исчезли, я боялся, что эти головорезы вас нашли!
– Он лезет без очереди, – вяло возмутился кто-то за моей спиной. – Вы видели? Я, право же…
Еще не успев обернуться, я уже знал, кого увижу.
– Он со мной. Если вам это не нравится, давайте разбираться. А пока что заткнитесь и встаньте где стояли.
Квирренбах втиснулся в очередь следом за мной:
– Благодарю…
– Ладно. Только говорите потише и не поминайте Вадима.
– Так вы считаете, у него здесь действительно полно друзей?
– Ничего я не считаю. Просто хочу немного отдохнуть от приключений.
– Понимаю. Особенно после… – Он побледнел. – Даже думать об этом не хочу.
– Ну так и не думайте. Если повезет, это вам не понадобится.
Очередь ринулась вперед, проходя последний виток спирали, и ввалилась в шаттл. Просторный, ярко освещенный, его холл сделал бы честь фешенебельному отелю. Лестница совершала еще несколько витков вверх и выходила к небольшой площадке. Повсюду прогуливались люди с бокалами в руках, носильщики катили багаж, а контейнеры побольше перемещали лебедками. Огромные арочные иллюминаторы образовали почти непрерывный ряд, стена повторяла очертания части крыла. Кажется, нутро «бегемота» было почти полым, но с того места, где я стоял, мне было видно не более десятой доли его внутренности.
Там и сям темнели скопления кресел – в одних размещалась группа собеседников, другие окружали тонкую струйку фонтана или какой-то экзотический куст. Иногда через зал, точно шахматная ладья по доске, скользил прямоугольный силуэт паланкина.
Я направился к свободной паре кресел, развернутых к одной из оконных панелей. Хотя я порядком вымотался и не отказался бы вздремнуть, сейчас было не до того. Что, если предыдущий рейс «бегемота» отменили и Рейвич находится сейчас где-то здесь, на корабле?
– Задумались, Таннер? – произнес Квирренбах, садясь рядом со мной. – У вас такой озабоченный вид.
– Вы уверены, что отсюда самый лучший обзор?
– Очко в вашу пользу, Таннер. Но если я не сяду рядом с вами, кто расскажет мне о Небесном? – Он побарабанил пальцами по крышке кейса. – Теперь у вас масса времени, чтобы рассказать мне все остальное.
– Вы чуть не погибли, а в голове у вас все одно?
– Вы не понимаете. Я думаю сейчас… ну, скажем, о симфонии, посвященной Небесному. – Он выставил палец пистолетиком. – Нет, не симфония – месса, внушительное хоровое произведение эпического характера… Гармония строгого стиля… последовательные квинты и ложные связи… погребальная песнь потерянной невинности, гимн преступлению и подвигу Шуйлера Хаусманна.
– Не было никакого подвига, Квирренбах. Только преступление.
– Но я-то этого не знаю, раз вы не рассказали, верно?
Последовала серия толчков и вибраций – это «бегемот» отстыковался от приемного порта. В иллюминаторе я увидел стремительно удаляющуюся станцию и ощутил приступ головокружения. Прежде чем последовали еще менее приятные реакции, анклав загородил полнеба и исчез. Остался только космос. Я огляделся: люди как ни в чем не бывало прогуливались по вестибюлю.
– А без свободного падения было не обойтись?
– Только не «бегемоту», – сказал Квирренбах. – Сразу после отстыковки он летит по касательной относительно поверхности станции, словно камень из пращи. Но уже через миг корабль запускает двигатели малой тяги и создает ускорение в одно g. Затем ему необходимо чуть свернуть, чтобы избежать столкновения, проходя мимо станции. Полагаю, это единственная по-настоящему сложная часть путешествия – одна минута, когда мы действительно рискуем напитками в желудке. Но наш пилот-кашалот, кажется, знает свое дело.
– Кашалот?
– Для управления этими штуками используют генетически модифицированных китообразных. Дельфинов, китов… Система управления шаттлом напрямую связана с их нервной системой. Не беспокойтесь, они еще никого не убили. Бо́льшую часть пути полет будет плавным, как сейчас. Корабль просто погрузится в атмосферу очень мягко и медленно. Попав в любую плотную среду, «бегемот» двигается как дирижабль, только с жесткой оболочкой. По мере приближения к поверхности он накапливает такой запас плавучести, что вынужден включить двигатели малой тяги, чтобы не всплыть. Это действительно напоминает погружение.
Квирренбах щелкнул пальцами, подзывая слугу:
– Однако не помешает выпить. Что желаете, Таннер?
Я выглянул в окно: диск Йеллоустона встал вертикально, так что планета напоминала глухую желтоватую стену.
– Не знаю. А что здесь принято пить?
* * *
Горизонт Йеллоустона начал медленно выпрямляться. В это время «бегемот» перестал подстраиваться под скорость, с которой «карусель» двигалась по орбите. Полет действительно проходил гладко и без неожиданностей. Но за этим стояли точнейшие расчеты. Достигнув геостационарной орбиты, мы должны были зависнуть точно над Городом Бездны, а не на расстоянии от него.
Однако, хотя мы и находились в тысячах километрах над поверхностью, гравитация Йеллоустона уже давала о себе знать. С тем же успехом мы могли сидеть на вершине высочайшей горы, пронизывающей атмосферный слой. Медленно, с неторопливым спокойствием, которое вполне подходило к его прозвищу, «бегемот» начал спуск.
Мы с Квирренбахом молча любовались панорамой.
Йеллоустон походил на Титан из Солнечной системы как родной брат, но был потяжелее и являлся планетой, а не спутником. Хаотические ядовитые смеси азота, метана и аммиака образовали атмосферу, окрашенную всеми мыслимыми оттенками желтого: охристый, оранжевый и коричневатый тона, вплетаясь в великолепные спирали циклонов, создавали причудливые узоры, словно нарисованные тончайшей кистью. На большей части Йеллоустона царил леденящий холод. Прибавьте к этому ураганы, ливневые паводки и электрические бури. В далеком прошлом орбита, по которой планета вращается вокруг Эпсилона Эридана, изменилась после сближения с Мандариновой Мечтой – массивным газовым гигантом, который сейчас занимал место на дальней орбите. Это случилось сотни миллионов лет назад, но кора Йеллоустона все еще не отошла от тектонических потрясений, энергия все еще сочится из глубины планеты к поверхности. Бытует гипотеза, что Глаз Марко – единственный спутник Йеллоустона – прежде вращался вокруг газового гиганта, что объясняет наличие странных кратеров на одной стороне луны.
