Согласитесь, Йеллоустон – неприветливое местечко. Но люди все равно обосновались здесь. Я попытался представить себе эту планету в расцвете Бель-Эпок. Спускаясь в атмосферу Йеллоустона, ты знаешь, что под слоями золотистых облаков лежат города, прекрасные как мечта, и самый величественный из них – Город Бездны. Более двухсот лет сияющей славы… До последних дней невозможно было предположить, что ей не дано продлиться еще столько же. Ни декадентского увядания, ни героического перенапряжения. Но затем пришла эпидемия, и желтый стал цветом болезни, приобрел оттенки блевотины, желчи и гноя. Под желтушным покровом атмосферы скрывались недужные города, язвами рассыпанные по поверхности планеты.
Я пригубил коктейль, заказанный для меня Квирренбахом. Славный был мирок. Увы, именно «был».
Сказать, что «бегемот» врезался в атмосферу, было бы ошибкой. Он погрузился в нее, опускаясь так медленно, что корпус почти не испытывал трения. Небо над нами перестало быть непроглядно-черным и начало приобретать слабые оттенки пурпура, а затем охры. Наш вес то и дело колебался – видимо, «бегемот» попадал в зоны давления, которые не мог проскочить быстро, – но не более чем на десять-пятнадцать процентов.
– Она все еще прекрасна. Вам не кажется?
Мой спутник был прав. Иногда случайный шквал или перемена в химическом составе нижних слоев атмосферы делали прореху в желтом облачном покрове, и тогда перед нами открывалась восхитительная картина. Блестящие зеркала озер замерзшего аммиака, психоделические обнажения горных пород, с выветрелыми донельзя останцами-шпилями и арками высотой в милю – этакие полузарытые кости исполинских животных. И колонии одноклеточных – их лиловые и изумрудные пленки покрывали землю огромными глянцевыми пятнами и пронизывали, словно жилами, геологические пласты. Эти организмы существовали еще в ледниковый период, и то, что они уцелели до сих пор, не укладывалось в голове. Повсюду виднелись купола маленьких аванпостов, но нигде ничего похожего на города. Сейчас на Йеллоустоне осталась лишь горстка поселений величиной с десятую часть Города Бездны – и ни одного равного ему. Даже второй по величине город, Феррисвиль, по сравнению с ним просто захолустная дыра.
– Гостеприимное местечко, – произнес я насмешливо.
– Да… пожалуй, вы правы, – отозвался Квирренбах. – Вот поднакоплю впечатлений, заработаю денег – сразу уберусь отсюда.
– А чем вы собираетесь зарабатывать?
– Для композитора это не проблема. Нужно лишь найти богача, который не прочь спонсировать создание шедевра. Богачам кажется, что таким образом они приобщаются к бессмертию.
– А если ваш спонсор уже бессмертен… или послесмертен – как там они себя называют?
– Даже послесмертный не может быть уверен, что однажды не умрет окончательно. Так что желание оставить след в истории этой публике не чуждо. Вдобавок в Городе Бездны много людей, которые были послесмертными, но сейчас столкнулись с неминуемой перспективой смерти.
– У меня сердце кровью обливается.
– Ну что ж… скажем просто, что смерть для многих снова стала реальной проблемой, чего не было несколько веков.
– Но вдруг среди этих людей не найдется богатых покровителей?
– Ах, что вы. Видели эти паланкины? Обеспеченных людей в Городе Бездны всегда хватало, хотя экономической инфраструктуры здесь как таковой нет. Богатство и влияние существовали и будут существовать всегда и везде. Готов держать пари, что кое-кто сильно поднялся за последнее время. Самое страшное бедствие непременно принесет кому-нибудь выгоду.
– Обычное дело во время катастроф, – заметил я.
– Что?
– Они способствуют расслоению. Все… мм… самое неприятное обязательно всплывает на поверхность.
По мере дальнейшего спуска я обдумывал легенды и маскировку. Впрочем, особо голову не ломал. Я стараюсь обеспечить себе оружие и тылы, в остальном же предпочитаю действовать по обстановке, а не готовить ходы заранее. Но как быть с Рейвичем? Он не мог знать об эпидемии плавящей чумы. Что бы он ни задумал, ему придется менять планы. Правда, между нами было одно важное отличие: Рейвич аристократ – значит у него должна быть целая сеть связей, которая распространяется на добрую половину освоенного космоса и основана на узах родства, уходящих в глубь веков. Вполне возможно, что у Рейвича есть знакомые среди элиты Города Бездны.
Даже если он не успел связаться с ними до прибытия, эти знакомые ему очень пригодятся. Но если он сумел предупредить их еще по пути, ему просто повезло. Субсветовик движется почти со скоростью света, но в начале рейса ему нужно набирать скорость, а в конце – тормозить. Допустим, перед стартом с Окраины Неба «Орвието» отправил радиосообщение. Оно достигнет Йеллоустона за год, а то и за два, до появления самого корабля, и у сообщников Рейвича будет масса времени, чтобы подготовить ему встречу.
А может, у него нет никаких сообщников. Или они не получили послание. Возможно, оно затерялось, когда коммуникационная сеть планетной системы превратилась в скомканный лабиринт, и теперь обречено до скончания Галактики метаться между неисправными узлами. Наконец, у Рейвича могло не быть времени на отправку послания. Или это вообще не пришло ему в голову.
Хорошо бы принять одну из версий и на этом успокоиться. Но я никогда не полагаюсь на везение – так проще.
Я снова поглядел в окно. Облака разошлись, и я впервые увидел Город Бездны. Рейвич – он где-то там, внизу… ждет, потому что знает. Город показался мне необъятным, и миссия, которую я взвалил на свои плечи, вдруг отяжелела стократ.
Откажись от нее прямо сейчас. Цель недостижима, тебе никогда не найти Рейвича.
Но я вспомнил Гитту.
Город гнездился внутри кратера, края которого образовали широкую зазубренную стену – почти шестьдесят километров в поперечнике, а сама стена достигала двух километров в самой высокой точке. Первопроходцы, прибыв сюда, искали убежище от ураганов Йеллоустона. Они селились в кратерах и возводили хрупкие, заполненные воздухом постройки, которые на открытом месте простояли бы минут пять, не больше. А может быть, их чем-то привлекала сама Бездна – глубокое, с вертикальными стенами туманное ущелье точно по центру кратера.
Бездна постоянно отрыгивала теплым газом. Здесь был один из очагов тектонической энергии, пробудившейся в коре при сближении планеты с газовым гигантом. Этот газ оставался непригодным для дыхания, но содержал значительно больше свободного кислорода, водяных паров и прочих примесей, чем любой из подобных «фонтанов» на поверхности Йеллоустона. Разумеется, необходимо было обрабатывать газовую смесь, прежде чем дышать ею. Но здесь это оказалось гораздо проще, чем где-либо еще, и вдобавок горячий пар годился для огромных турбин – они полностью обеспечивали энергией развивающуюся колонию. Город расстелился по кратеру, обступая Бездну и даже чуть спускаясь в нее. Здания, облепленные лифтами и галереями, чудом удерживались на выступах в сотнях метрах ниже кромки провала.
Впрочем, бо́льшая часть Города лежала под огромным тороидальным куполом, опоясавшим Бездну. Квирренбах сказал мне, что местное население называет его Москитной Сеткой. Строго говоря, это были восемнадцать отдельных куполов, но они давно слились в единое целое, так что трудно было сказать, где начинался один и кончался другой. Поверхность купола не очищали уже семь лет. За это время она покрылась слоем коричнево-желтой грязи и стала почти непрозрачной. Правда, в некоторых местах купол не успел зарасти до такой степени, чтобы находящийся под ним Город было невозможно рассмотреть.
Сейчас, с борта шаттла, я поначалу не заметил ничего особенного. Обычный урбанистический пейзаж – фантасмагорическое нагромождение гигантских построек, втиснутых в гниющее лоно Города, словно в нутро наимудренейшей футуристической машины. Но в этих конструкциях было что-то неправильное, что-то болезненное даже – столь чудовищно искаженные формы не привиделись бы и безумному архитектору в наркотическом угаре. Над землей они многократно разветвлялись, точно бронхи, и сливались в единую массу. Не считая россыпи огней на верхних и нижних ярусах, здания были темны и казались безжизненными.
– Теперь вы видите, что они не шутили, – сказал я.
– Что?
– Они не шутили. Это был не розыгрыш.
– Конечно, – согласился Квирренбах. – Конечно не розыгрыш. Я тоже сделал глупость. Я видел собственными глазами, во что превратился Блистающий… Ржавый Пояс, и даже после всего этого тешил себя надеждой, что Город остался прежним. Как сокровище, которое скупец прячет от любопытных.
– Но Город никуда не делся. Там по-прежнему живут люди, существует какое-то общество.
– Но не совсем то, чего мы ожидали.
Мы пронеслись над самым куполом. Он действительно напоминал кое-как натянутую сетку из металла и строительного алмаза. Эта сеть тянулась на многие мили, насколько хватало глаз, и терялась в коричневой атмосферной мути. Бригады крошечных ремонтников в скафандрах копошились на куполе, словно муравьи. Их работу отмечали прерывистые вспышки сварочных аппаратов. То здесь, то там из щелей в куполе вырывались клубы серого пара, который тотчас замерзал в атмосфере Йеллоустона, высоко над термальной ловушкой кратера. Кое-где сеть почти лежала на крышах зданий, которые тянули к ней свои подагрические пальцы. Между их болезненно распухшими, искривленными фалангами чернели перепонки, очень похожие на полусгнившие перчатки. На кончиках этих пальцев поблескивали огни, светящиеся волокна переплетались с густой паутиной мостов, соединяющих здания. Теперь, когда мы приблизились, я заметил необычную ажурность конструкции – здания окутывал клубок тонких темных волокон, словно неистовые пауки пытались соорудить вокруг них паутину. Но в итоге получилась клочковатая масса висящих нитей, и в этой массе по пьяным траекториям сновали огни.
