Ни
китин.
— Вряд ли, эти трудяги до последнего молотят завсегда, как и прошлые года, одновременно с приисковыми спускаться на лодке до Олёкминска будут.
— Так как, подойдём или на лошадях подкатим?
— Пешком нельзя, заподозрят неладное и насторожатся. Вертаемся до лошадей и подъедем, тут понятно — на заготовку в лес отправили, мимо дорога, вот и заглянули на огонёк.
— Пошли, коли так, — кивнул Никитин. — Время бежит, а дел куча.
Вернулись к лошадям, отвязали поводья и, вновь усевшись в волокуши, тронулись.
Оба Осипова, заметив пару запряжённых коней, приподнялись и разглядывали, кто бы это мог пожаловать к ним. А когда лошади остановились, узнали своих селян.
— Это что ж, каким ветром вас к нам занесло? — вместо приветствия поинтересовался старший по возрасту Осипов — Никита.
— Дай из саней вылезти, а потом уж и пытай, — ответил Лаптев, для виду показывая утомлённость от трудового дня. — Ну, здравствуйте, будем.
— Будем, коли с добром прибыли. И вам доброго здоровьица желаем, — ответил Никита. — Присаживайтесь, с дороги чайком угостим.
— Да мы могли бы и чего покрепче, если имеется, — улыбнулся Никитин.
— Для гостей найдётся. — Никита обернулся к брату: — Фома, проводи людей в избушку, а я костёр подправлю. Пока вода закипает, посидим в хоромах наших, угостим и сами перекусим, опосля чаю с ними выпьем, а уедут, так сразу и за промывку возьмёмся.
Лаптев и Никитин вошли в избушку. Фома предложил присесть к столу на лавку, а сам вышел на улицу — ему нужно было взять несколько полешек, чтобы занести внутрь. Печка горела слабым огнём, а дрова подле неё закончились.
— Приметил недалече от костра дюжину дрынов? — тихо спросил Лаптев.
— А то, глаза не на затылке, добрые дубинки.
— Оба братца не такие уж и дюжие, так что одолеем, махом рёбра сломаем.
— С таким дрыном ране предки на медведя ходили, а тут худосочные, так куда проще.
— На двор к костру, когда выйдем, момент словим и… — Лаптев осёкся, говорить о сокровенном замысле стало нельзя — дверь распахнулась, и вошёл Фома, за ним Никита.
Хозяева достали хлеб, варёное мясо и с килограмм весом засоленного ленка. Никита ловко разрезал на ломтики рыбу и мясо, сам подсел к гостям. К столу подошёл и Фома, в руке держал водочную{11} бутылку. Тут же откупорил и налил в четыре кружки объёмом где-то по чуть более шкалика.
— Богато живёте, нечего сказать, а мы за весь сезон разве что по одному штофу выпили.
— Водкой не балуем, не до неё, так, с устатку, когда по половинке шкалика примем, и та на исходе, в три-четыре дня сворачиваем бутары и айда до Олёкминска, а там вашего инженера дождёмся, золотишко сдадим, денежки получим, передохнём, а уж затем сезон охотничий наступит, пушнину пойдём промышлять.
Подняли кружки, не чокаясь, выпили, принялись закусывать.
— Сколь намыли-то, похвастаться можете? — спросил Лаптев.
— Что тут сказать, Степан, особо нечем, но наскребли ноне, даже пять самородков небольшеньких подняли, — ответил Никита. — Много породы приходится лопатить, пока намоешь чего.
— Да, пески совсем бедные, не то что два-три года назад, можно сказать, руки оттягиваешь, а радости мало, — поддакнул Фома.
— На Хомолхо, поговаривают, прииски открыли, шибко богатые сказывают, вот где заработки попрут, вот куда стремленья бросать следует, — подметил Никитин.
— Слыхали новость такую, вроде как Севастьян Перваков там зачинщик, подвезло парню, надо же — первооткрыватель! Кто бы подумал… — встрепенулся Фома.
— Как узнали, решили и мы с братишкой туда податься, нечего тут над собой измываться, — вздохнул Никита.
— Многие так думают, с весны поди кинутся к Первакову, он сейчас, поговаривают, там за старшего купцами оставлен.
Несколько минут ещё посидели, словами перекинулись, и Лаптев поднялся из-за стола.
— Ну, мужики, нам пора, чай гонять не время, а то сидим, а лес за нас валить никто не будет.
— Как же, как же, почто без чаю от стола, сейчас организуем, без чая не отпустим, на посошок это уж обязательно, — спохватился Никита.
— Разве что на посошок, так это можно.
Все вышли на улицу. Костёр догорал, однако жару хватало, и вода в котелке бурлила.
— Снимай котелок, Фома, да в избушку.
— А может, горяченький похлебаем на свежем воздухе? — предложил Лаптев.
— И такое можно, кто ж возражать станет, — согласился Никита. — В огонь полешек подбросим и уютней к напитку приложимся.
Никита и Фома занялись у костра, один с котелком и разливом по кружкам чая, второй с костром. Лаптев и Никитин переглянулись — чего тут медлить, вот тот удобный момент! Подняв с земли увесистые дубины, они разом бросились на братьев. Те же, не ожидая дерзкого нападения, приняли на себя их смертельную тяжесть. Удары сыпались один за другим, вопли, вырывавшиеся из глоток жертв, не останавливали убийц. Каждые удары наносились наверняка и прикладывались главным образом по головам, с силой и злобой, с острым желанием быстрее покончить со старателями, прикончить, завладеть золотом и покинуть это кровавое место. Наконец оба брата слегли, стоны прекратились, затихли навечно, а из носа и рта обоих тел тонкой струйкой текла кровь.
— Всё, кажись, конец им, аж глаза выкатили, — запыхавшимся и возбуждённым голосом произнёс Лаптев.
— Да уж, поработали. — Никитин трясущимися руками бросил дрын. — Пальцы трепещут, словно кур ворованных щипал.
— Хороши куры, — ухмыльнулся Лаптев, ткнул дубинкой одного из братьев и тут же отбросил её в сторону. — Пошли в избушку, Васька, золото хватаем, и долой отсюда восвояси.
Обшарив полки, закреплённые на стенах и под потолочным накатом, ничего не обнаружили, кроме как примитивных весов для взвешивания металла. И всё же долго золото искать не пришлось. Братья особо его не прятали, оно хранилось в мешочке из выделанной кожи и оказалось в приямке под половицей у одних из нар. Ни одна из половиц не была прибита, они просто лежали плотно одна к другой.
— Ого! — воскликнул Лаптев, подхватив руками найденную ценность. — Да тут есть чем поживиться! Не иначе на два фунта потянет.
— Стёпка, кончай восхищаться, погнали наших от другого греха подальше. Нагрянет кто, считай, пропали.
— Кто сюда в глушь этакую сунется? А Осиповых кинутся через несколько дней, а может, и по глубокой осени. Пошли, теперь здесь нам делать нечего, — куда спокойней отреагировал Лаптев. — Вот только остатки водки допьём, отметим удачный заезд, по кусочку чего схватим, и помотали. — Лаптев из горлышка бутылки отпил половину жидкости и передал Никитину, тот наспех допил, поперхнулся и произнёс:
— Ох и пошарабанец ты, Степан, пофиг ему, будто ничего не произошло, у меня душа от страха трепещет, а тебе хоть бы хны.
— Дело сделано, золото взяли, чего дрожь сотрясать, — упрекнул друга Лаптев. — Всё,
