все похожее на нее. – Нет, я не поэтому не объяснила отцу, кто ты… и я не врала. Это и правда проект по истории, я пишу работу…
– Стоп, так тебе это нужно для школы?
– Нет! – Почему он так все выкручивает?
– Теперь-то объяснишь?
– я пишу о Романовых… просто для дополнительной оценки, но это все – не ради учебы.
– А ради чего? – спрашивает он. – Что это, какой-то особый проект для Гарварда? Не сомневаюсь, комиссия придет в восторг.
Делаю шаг назад.
– При чем здесь Гарвард?
– Мне надо готовиться к ролевке.
Он захлопывает дверь у меня перед носом.
…Я припарковалась неподалеку от кладбища. Склонившись над рулем, наконец даю волю слезам; они капают мне на колени, пока я набираю Кэти. Снаружи идет дождь, аккомпанируя моим слезам. Кэти не берет трубку – автоответчик. Отключила телефон. Или игнорирует меня.
Я плачу, потому что бросила Райана. Плачу, потому что скучаю по Кэти. Плачу, потому что знаю ответ на вопрос Эвана. Точнее, часть ответа: я это делаю, потому что мне нравится Эван Герман.
Дома меня встречает странный запах. Машин родителей в гараже нет, из чего я делаю вывод, что могу спокойно топать наверх и вариться там в собственных страданиях, как вдруг понимаю, что это за запах. Травка.
Дождь прекратился, задняя дверь открыта.
– Гриффин!
Я выбегаю на крыльцо, готовясь отчитать брата, но, к своему изумлению, обнаруживаю там отца. Он замечает меня и округляет глаза. И тут же тушит косяк о влажные перила.
– Папа?
Он отмахивается от легкого дыма вокруг.
– Привет, Джесс, – смущенно говорит он. – Прости, это не то… Ладно, это именно то, но ты не должна…
– Не волнуйся, – говорю я. – я и не пробовала. Но с каких пор ты?..
– Вообще, я много лет назад бросил, – говорит он. – Хотел проверить, не изменилось ли оно.
Секунду мы молчим.
– Пап, все нормально?
Только задав этот вопрос, я понимаю, что боюсь услышать честный ответ, но при этом отчаянно желаю его получить. Я тоже хочу быть с ним честной. Хочу рассказать о дневниках, об Эване, о расставании с Райаном, о том, что Кэти была права и что я так невероятно устала притворяться. Но пусть он сделает первый шаг.
Он смотрит на меня, затем целует в макушку. От него пахнет травкой.
– Да, родная. Все хорошо. – Остаток косяка он сжимает между пальцами. – Это я смою в унитаз.
Дойдя до дверного проема, он разворачивается.
– Слушай, Джесс…
– Да?
– Маме не говори, ладно?
19
25 августа, 2007
– Привет.
– Привет.
На моем пороге стоит Эван. Утром я ему написала: «Думаю, тебе надо прийти». После его молчания я добавила: «Нашли недостающие тела».
– Прости меня, – говорит Эван. – За вчерашнее. Я погорячился.
Мне хочется обнять его всеми клеточками тела. Но вместо этого я говорю:
– И ты меня прости.
Он с улыбкой кивает.
Папа сидит в гостиной. Когда мы проходим мимо, он с кресла машет Эвану рукой. Я предупредила его, что придет мальчик, который недавно у меня был, что мы нашли кое-что интересное в дневниках тети Анны и он помогает их перевести. Это почти вся правда.
Наверху мы с Эваном вглядываемся в экран компьютера. Он читает, нависнув у меня над плечом, статью, которая появилась сегодня утром. Закончив, он выпрямляется и вздыхает.
– Но пока не сделают тест ДНК, ничего утверждать не могут, – говорю я.
Статья, опубликованная в британской газете «Гардиан», начинается сенсационно: с пересказа жестокого убийства семьи и обнаружения общей могилы в 1991 году. Однако после этого российские власти Екатеринбурга сообщают, что неподалеку от общего захоронения были обнаружены останки еще двух тел. Открытие совершил археолог-любитель с командой, и останки, вероятно, принадлежат мальчику десяти-тринадцати лет и девушке восемнадцати – двадцати трех лет, хотя с полной уверенностью до проведения ДНК-экспертизы сорока четырех фрагментов костей ничего говорить нельзя.
Эван подергивает себя за волосы.
– Не знаю, Джесс. Кажется, ты нашла ответ на свой вопрос.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
– Мы нашли ответ на наш вопрос… Но Эван, там может быть сколько угодно тел! Революция была в полном разгаре. К тому же Анастасия умерла в семнадцать, не восемнадцать.
– А ее сестре было девятнадцать, – спокойно говорит Эван. – И идут споры насчет того, чье именно тело, ее или Анастасии, нашли в первой могиле.
Я начинаю раздражаться. Зерно забвения, которое посеял Эван, дает первый росток.
– Почему мне кажется, что ты не удивлен? – спрашиваю я.
– У нас нет доказательств…
Подхожу к сундуку и театрально поднимаю один из дневников, будто я – Моисей, а он – скрижали.
– Вот наши доказательства. Зачем ей было все это придумывать? Какая от этого выгода? Мотива-то у нас нет.
– Дневники – не доказательство, Джесс. – Эван принес с собой рюкзак; он опускается, резко его расстегивает и вытаскивает бежевую папку. – Вот это, – говорит он, – это доказательство.
Он протягивает мне папку.
– Что это?
На папке стоит официального вида печать: Историческое сообщество Нью-Гэмпшира. И как мне в голову не пришло туда обратиться? А Эвану пришло.
– Посмотри, – говорит он.
В папке – несколько листков бумаги, фотокопии старых документов: формы, списки, заметки от руки. Читаю первый лист.
Данные о пациенте
Имя: Анна Х. Уоллес.
Пол: женский.
Возраст: 61.
Раса: белая.
Адрес: Нью-Гэмпшир, Кин, Оук-Стрит, 213.
Занятость: безработная.
Комментарии: пациентка бредит, демонстрирует признаки психического истощения в тяжкой форме. Кандидат на электросудорожную терапию. Принудительное заключение по воле члена семьи.
Пациента привез(ла): Элси У. Морган.
Подпись: Элси У. Морган.
Дата: 12 марта 1963.
Пациента принял(а): медсестра Дора К. Лоу-ренс.
Подпись: Дора К. Лоуренс.
Поднимаю взгляд. На лице Эвана читается боль.
– Мой друг Рассел – интерн в историческом сообществе, и там работает его тетя. Там хранятся все старые документы из государственной психиатрической клиники. Их нет в открытом доступе. Я попросил его посмотреть, есть ли что-то на имя Анны Уоллес.
– Психбольница?
– После того как мы прочли об этом в дневниках, у тебя не возникло мысли, что Анна сама могла находиться в подобном месте?
Как давно у него эти документы?
– И когда ты собирался мне сказать? – гневно спрашиваю я.
– Я получил их только вчера. Рассел принес их на ролевку. Я собирался позвонить тебе сегодня.
Листаю страницы. Заметки о посещениях некоего доктора Дугласа Нидхэма. Почерк у него неразборчивый, но важные слова я вылавливаю: «Иррациональное». «Специфическое». «Невротическое». «Эпизодическая депрессия, прерывающаяся приступами истерии». «Постоянная и устоявшаяся мания преследования».
Есть список
