Лёшка плюнул. Решил: чёрт с ним, с этим мячиком! Снова залез на козлы. Тронул Буланчика. И вдруг Лёшка увидел девочку. Она шла навстречу и махала рукой. Лёшка остановился, отдал ей мячик.
- Спасибо, - проговорила девочка и неожиданно полезла в пролётку. Прокати!
Девочку звали Наташей. Лёшка узнал, что она учится в гимназии во втором классе, что папа у неё чулочный фабрикант, что он член городской думы и что у Наташи нет матери: уехала с капитаном.
- Как - уехала?! - удивился Лёшка.
- Взяла и уехала.
- А как же отец? Чего отпустил?!
- А она не сказала. Потихоньку взяла и уехала.
За воспитанием девочки следила гувернантка мадам Фишер.
- Она наполовину немка, наполовину полька, - объяснила Наташа.
- А кто тебе тот, в бескозырке? - спросил Лёшка.
- Никто. Это Вова. Мы вместе живём на даче. Вова очень хороший, проговорила Наташа.
Лёшка нахмурился.
- У него папа полковник, - продолжала девочка. - Он на войне. Он герой. У него Георгиевский крест. А кто у тебя папа? - спросила Наташа.
- Генерал, - неожиданно выпалил Лёшка.
- Генерал?!
- Да, - проговорил Лёшка. - Генерал Зыков.
ПЕРВОЕ МАЯ
Про Первое мая Лёшка слышал впервые. Он стал приставать к дяде Ипату.
- Праздники бывают разные, - принялся объяснять дядя Ипат. - К примеру, рождество или пасха - так эти церковные. А есть гражданские: Новый год. А был ещё день рождения царя и царицы...
- Ну, а Первое мая? - напомнил Лёшка.
- Этот мастеровые придумали.
- А чего они празднуют?
Зыков задумался.
- Ну, как чего? Чего люди празднуют? Вот и они празднуют.
И Лёшка решил посмотреть на праздник своими глазами. Поехал на Красную площадь. Прибыл к десяти часам утра, а там пусто. День был холодный. В ночь шла снежная крупа, а сейчас моросил мелкий дождь. У торговых рядов, ёжась, стояло несколько человек. Среди них маленькая дряхлая старуха с дырявым зонтом. Видимо, тоже пришла посмотреть на рабочий праздник.
Лёшка остановил Буланчика. Вскоре на площади стали собираться люди: по одному, по двое, потом целыми группами.
Мальчик надеялся увидеть рабочих. Однако первыми на площадь вступили юнкера Александровского училища. Они шли стройными рядами с генералами и офицерами впереди, с оркестром и несли знамёна, на которых было написано: "Народ и армия едины!" и "Война до победного конца!".
Потом появились торгово-промышленные служащие, потом шли учителя и ещё какие-то группы. Лёшка читал лозунги: "Да здравствует Временное правительство!", "Покупайте заём свободы!", "Наша кровь вопиет о победе!".
По площади проходили всё новые и новые люди. Появились красные хоругви с жёлтыми кистями, новые плакаты, новые лозунги. А рабочих всё не было и не было. Лёшка напрасно вытягивал шею.
- А где рабочие? - спросил мальчик у старухи.
- Милай, да где же ты ищешь рабочих, - проговорила старуха. - Ты бы ехал на Таганку или к Андроневу монастырю. Там, говорят, рабочие.
Лёшка решил поехать.
- И я с тобой, - увязалась старуха.
Рабочих встретили за Солянкой у моста через реку Яузу. Вперемешку с солдатами они спускались к реке по Таганской улице. А ещё больше народу шло со стороны Землянки по Николо-Ямской. На мосту проходил митинг.
- Чего они? - спросил Лёшка у бабки.
- У них здесь в Февральскую революцию мастерового застрелили Астахова, - ответила старуха. - Жандармы убили.
Все стояли с непокрытыми головами, и Лёшка снял шапку. Как и на Красной площади, здесь было много знамён и разных лозунгов. Только лозунги были другие: "Долой войну!", "За 8-часовой рабочий день!", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".
Наконец митинг окончился. Лёшка спрыгнул на землю и подбежал к какому-то парню:
- А чего вы не на Красной площади?
- Ничего, придёт время, будем и на Красной, - ответил рабочий и хитро подмигнул мальчику.
- А чего же вы празднуете?
- Празднуем? - Парень задумался. - Силушку, браток, проверяем, нашу, рабочую, ту, что и царя скинула и ещё кой до кого доберётся. Понял?
- Понял, - проговорил Лёшка и помчался назад к пролётке.
Дождь успокоился, перестал моросить. Выглянуло солнце. Вначале робко, крадучись по крышам соседних домов, потом спустилось на улицы. И вдруг жгучими весенними лучами залило всё: и Москву-реку, и Яузу, и идущих людей, и пролётку.
Демонстранты запели: "Вставай, подымайся, рабочий народ, иди на борьбу, люд голодный..."
"Выходит, и тут, как в Голодай-селе", - мелькнуло в голове мальчика.
ВОРОБЬЁВЫ ГОРЫ
Май не принёс москвичам большой радости. С трёх до двух фунтов в месяц сократили выдачу сахара, с фунта до трёхсот граммов в день хлеба, в два раза снизили потребление электричества. Снова, как при царе, забастовали заводы. Рабочие требовали повысить заработную плату. Так было на фабрике Ханжонкова, на слесарно-механическом заводе "Д. Людвиг и В. Кушников" и в других местах.
К концу месяца положение и вовсе обострилось. Появились призывы: "Долой министров-капиталистов!", "Никакого доверия Временному правительству!".
Лёшка и в первые дни привозил мало денег. А теперь так и вовсе. Мальчик часто возвращался домой с пустыми карманами.
- Ты что, - обозлился как-то дядя Ипат, - нынче снова ничего не привёз?! - Потом посмотрел пристально на Лёшку, притянул к себе: - Крадёшь деньги, стервец! Крадёшь. Я тебе покраду!
Зыков всё чаще и чаще стал напиваться. Бил и Лёшку, и Дуняшу, и тётку Марью. Ругался, что дорог овёс, грозился продать Буланчика и выгнать Лёшку.
Единственная радость у мальчика - встречи с Наташей. Уедут они к Тверскому бульвару или к Чистым прудам, переберётся девочка на козлы, возьмёт в руки вожжи: "Но, пошёл!" Смелая Наташа, ловкая. Бежит Буланчик, приседает пролётка от тряски по булыжной мостовой. Хорошо Лёшке!
- Эй, берегись! Эй, сторонись! - кричит прохожим Наташа.
Смеётся Лёшка.
Любил Лёшка рассказывать Наташе всяческие истории. Мастак был. Уж такое придумает! Особенно про генерала Зыкова. Получалось из Лёшкиных рассказов, что более храброго генерала, чем Зыков, в русской армии нет. Кто один разбил австро-германскую армию? Зыков. Кто спас русскую армию от окружения в прошлом году? Зыков. С генералом Зыковым даже бывший царь за ручку здоровался!
Затаит Наташа дыхание, слушает.
- Ещё, ещё, - просит рассказчика.
Как-то в воскресный день Лёшка с Наташей уехали на Воробьёвы горы, вылезли из пролётки, помчались к Москве-реке. Вода была холодной, и никто не купался. А вот Лёшка разделся - и бух в воду.
- Не надо! Не надо! - закричала Наташа.
А у Лёшки от этого только задору прибавилось. Отплывает от берега всё дальше и дальше, фыркает, плескается, через голову переворачивается.
- Алёша! Алёша! - кричит Наташа.
Потом, взявшись за руки, они вместе носились по кручам. Светило солнце. Кричали птицы. Где-то над берегом пела гармоника...
Но вот как-то Лёшка с Наташей ехали по Петровке. Здесь они и столкнулись с дядей Ипатом.
- Лёшка! - закричал Зыков. - Лёшка!
Мальчик поспешно свернул к Неглинной.
- Что с тобой? - удивилась Наташа. - И почему тот, с бородой, кричал?
- Да кто его знает, - ответил Лёшка. - Овса, наверное, хотел спросить. С овсом теперь трудно.
В этот вечер Лёшка допоздна не возвращался домой. Потом, не торопясь, распрягал Буланчика, долго возился в конюшне и, прежде чем переступить через порог, всё у дверей топтался.
- Иди-ка сюда, - поманил дядя Ипат. Однако разговор начал спокойно, без крику. - Ты что же, - проговорил, - шуры-муры разводишь? Я-то тебя по-хорошему, по-родственному. А они вон куды, мои денежки идут.
Несколько раз Зыков порывался встать, но снова садился. Наконец выговорившись, дядя Ипат поднялся, взял Лёшку за грудь и тряхнул, словно куль. И вдруг из Лёшкиных карманов посыпались медяки, те, что он собирал на заём свободы.
- Ах, стервец! - заревел Зыков. Он наотмашь ударил мальчика по лицу.
На крик выбежали тётка Марья и Дуняша.
- Брось, брось, Ипат Игнатич, - стала просить тётка Марья и хватала Зыкова за руки.
- Батя, батя, да за что? - голосила Дуняша.
А дядя Ипат продолжал наступать и выкрикивал:
- Шуры-муры? Ах, стервец! Такова-то твоя благодарность! - И снова всыпал Лёшке, бил с левой, и с правой, и в лицо, и в шею.
На следующий день дядя Ипат неожиданно услал Лёшку и Буланчика с каким-то бородатым мужиком на неделю в город Сергиев-Посад. И Лёшка уехал, так и не успев предупредить Наташу.
"ГЕНЕРАЛ" ЗЫКОВ
Три дня прождав Лёшку, Наташа пошла на Тверскую-Ямскую разыскивать дом генерала Зыкова.
Дома на Ямской были маленькие, больше деревянные, и Наташа долго раздумывала, какой же из них может принадлежать генералу. Наконец выбрав самый большой и красивый, она обратилась к какой-то женщине.
Зыков? - переспросила та. - Генерал? Может быть, полковник? Полковник Тёлкин?
Нет, генерал, - сказала Наташа. - У него сын - Лёшка. У Лёшки своя лошадь - Буланчик.
- Нет, не знаю, - ответила женщина.
