шумно выдохнул и решительно вышел из каюты.
2
Эта лодка сошла с ума окончательно.
Поначалу я даже и не понял, в чем дело. Когда я подходил к «Нирване», оттуда вытащили упирающегося певца Диму Абдулова, который кричал что-то о покойниках.
— Вы все покойники! — кажется, что-то в этом роде.
Ну ладно, это я еще смог бы пережить. Но когда Рохлин и Геращенко тащили его мимо меня — мне пришлось снова вжаться в стенку, чтобы пропустить их — этот истеричный недоумок, буквально на мгновение встретившись со мной взглядом, истошно заорал, вытянув в мою сторону указательный палец:
— Ты тоже покойник!
Говорю же, дурдом.
Проводив их отнюдь не сочувствующим взглядом, я тряхнул головой, пытаясь удостовериться, что не сплю до сих пор и, наконец, вошел в «Нирвану».
«Коробочка» была полна под самую завязку. Народу было — тьма тьмущая. И все — мягко говоря, взволнованы.
Значительная часть присутствующих была сосредоточена около большого стола рулетки. И все смотрели в мою сторону. Я не сразу понял, что смотрят-то они вовсе не на меня, а на тех, кто только что скрылся за дверями зала развлечений, то есть на Рохлина, Геращенко и Абдулова. И хотя они давно скрылись из поля зрения, все, тем не менее, все равно смотрели в ту сторону, видимо, все еще приходя в себя.
Что же, интересно, тут произошло?
Я сделал вид, что давно тут нахожусь и незаметно оглядел людей около стола рулетки. Не все лица были мне знакомы, но почти на всех застыло одно и то же выражение — растерянности, страха, чуть ли не паники. Бесстрастным лицо было только у женщины-крупье, ну, ей по должности положено. На какое-то одно неуловимое мгновение меня будто что-то зацепило, что-то мелькнуло в ее лице, что-то такое, чему я не смог бы дать определения, но почти тут же ее лицо стало таким же холодно-бесстрастным.
Может быть, я бы и разобрался в ее физиогномике, но как раз в это самое время мое внимание привлекли две знакомые мне особы: Рая и Стелла.
Последняя, взяв подругу за руку, подошла к другому моему знакомому — Петру Петровичу Петуху, который выглядел бледнее обычного. Она подошла к нему почти вплотную и зло проговорила:
— Козел… Старый мудак!
Тот стал просто белым как полотно.
— Стелла… — дергала подругу за рукав Раечка.
— Отстань! — отмахнулась Стелла, держа ее тем не менее довольно крепко. Она снова повернулась к Петуху и прошипела ему прямо в лицо. — Он прав. — Ты — покойник. Ты просто кляча, которая скоро сдохнет своей смертью. Не удивлюсь, если следующим трупом будешь ты. В твоем возрасте нужно сидеть на печи, а не состояния проигрывать. Сердце может отказать в любую мин…
Договорить она не смогла. Почтенный старец с размаха влепил ей пощечину. «Нирвана» ахнула.
Я дернулся было на помощь, но в это время перед Петухом неожиданно вырос Туровский.
— Вот что, любезный, — произнес он с изрядной долей металла в голосе. — Вы мне начинаете надоедать. И, судя по всему, не только мне. Извольте пройти в свою каюту. Потом мы решим, что делать с вами.
— Что?! — недоуменно смотрел на него Петух. — Ты это мне? Ты соображаешь, кому ты это…
Закончить Туровский ему не дал.
— Соображаю, — спокойно проговорил он. И, не поворачивая головы и не повышая голоса, сказал только одно слово: — Яйцин!
Начальник охраны и безопасности моментально оказался около него.
— Я здесь, шеф.
Очень спокойно к, главное, тихо, распорядительный директор приказал:
— Проводи гостя в каюту. И последи, чтобы больше он никому не мешал. Его товарища — Геращенко, кажется? — попроси, чтобы он присмотрел за ним. Если же он откажется подчиниться, разрешаю использовать все методы, чтобы оградить пассажиров от обоих. Все понял?
— Все, шеф, — ухмыльнулся Яйцин и приказал Петуху: — Пошли, дорогой. Мы тебя сейчас бай-бай устраивать будем. Кому сказал — пошли?!
С едва заметной усмешкой Петух смотрел на Туровского.
— Дурак ты, Максим, — сказал он.
— Иди-иди, — процедил сквозь зубы Туровский.
Тот пожал плечами, развернулся и под неодобрительный гул находившихся в зале пошел прочь в сопровождении Левы Яйцина.
Туровский шумно вздохнул, вытер со лба выступивший пот, поднял голову и встретился взглядом… со мной. Я подмигнул ему и поднял большой палец. Он едва заметно мне улыбнулся, кивнул головой и как-то незаметно растворился в толпе.
По всей вероятности, он действительно хорошо знал свою работу, и появлялся в тех случаях, когда его присутствие было насущно необходимо. Короче, профессионал.
Я подошел к Рае и Стелле.
— Добрый вечер, — сказал я.
Раечка мне, можно сказать, улыбнулась, а Стелла только бросила быстрый недовольный взгляд и снова безразлично отвернулась, сказав только небрежно:
— Здравствуйте.
Общаться ей не хотелось, но я как никак журналист, и не такие бастионы крушил.
— Вы были просто великолепны.
— Спасибо.
Да, многословием она явно не страдает. Во всяком случае, с тобой, Лапшин.
— Я восхищался вами, — продолжал я вешать ей лапшу на уши в надежде растопить этот лед.
Она посмотрела на меня с сомнением, в котором читался едва угадываемый интерес: правду говорит известная личность или просто издевается.
Надеюсь, что глаза мои меня не выдали. Да они и не могли меня выдать. Она и вправду сейчас была мне симпатична, эта совершенно непонятная для меня Стелла.
— Че вы хотите? — неожиданно вульгарно спросила она.
Интересная штука жизнь. Получается, что я не ожидал, что проститутка будет вести себя как проститутка. Видно, на лице моем было написано смятение, потому что Стелла вдруг расхохоталась:
— А вы, оказывается, не такой уж и скучный, — проговорила она, закончив смеяться. — Ладно, уважаемый журналист. Я вам грубила, кажется. Вы уж простите меня. Недостаток воспитания, знаете ли.
Хлопая глазами и щедро улыбаясь, смотрела на нас Раечка, водя зрачками туда-сюда.
— Это вы меня простите, — непонятно за что, извинился я.
— Даже так? — теперь она смотрела на меня с неподдельным интересом. — Это за что же?
Я пожал плечами.
— Я просто действую по пословице, — объяснил я ей. — Если женщина не права — попроси у нее прошения. Французы иногда говорят умные вещи.
— И они правы, — кивнула Стелла. — Они правы во всем, что касается женщин. Ладно, Григорий Иванович. Вы ведь не просто так подошли, правда? Вы не похожи на тех мужчин, которые пристают к посторонним женщинам.
— Почему это? — неприятно поразился я. — Я что — произвожу впечатление добропорядочного бюргера?
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — с легкой усмешкой смотрела на меня она. — Вы не будете никогда пользоваться услугами
