Третья четверть в разгаре, а он ненароком нахватал троек по географии. Блин, знать бы заранее…
И еще она спросит, где там, в Петербурге, Тим будет жить?
Все очень сложно, почти невозможно, но мальчик помнил, что Полина Ивановна брала в библиотеке и регулярно читала и перечитывала Чарльза Буковски, про которого Макс говорил: «Парень знал про жизнь все». И теперь у Тима оставалась крохотная надежда на то, что этот Буковски поделился с его бабушкой хотя бы маленькой толикой своих знаний, главное из которых то, что не всегда в жизни надо все делать правильно.
* * *
Все бы желания исполнялись так же легко, как это, подумал Тим и заерзал, удобнее устраиваясь в кожаном кресле. Потрогал двухстрочный шов, чувствуя подушечкой указательного пальца едва приметные бугорки стежков. Втянул носом приятный запах кожи.
Всего несколько часов назад ему захотелось прокатиться на стоявшем возле «Сов» черном «ягуаре» – и вот он мчится в нем по трассе «Скандинавия» в направлении большого города, где его ждет работа. Если все сложится…
Сталинграда повела рулем влево, и подвластный этому преобразованному гидроусилителем легкому движению «ягуар» выскочил на встречную полосу. От перегрузки, вдавливающей его в кресло, Тим ощутил себя космонавтом. Плавно, словно не ехал, а летел над землей на воздушной подушке, собранный в Англии автомобиль рванулся вперед, обгоняя караван из четырех фур. Когда они обошли замыкающего караван дальнобойщика, впереди показался идущий навстречу автобус. У Тима резко перехватило дыхание, когда Сталинграда вместо того, чтобы затормозить и уйти, спрятаться за караваном, дала по газам. Расстояние между автобусом и «ягуаром» стремительно… Неестественно стремительно… Смертельно-стремительно сокращалось… Грузовики справа тянулись и тянулись, тянулись и тянулись… Водитель автобуса испуганно замигал фарами, прижимаясь к обочине. Глаза Тима непроизвольно расширились. Но Сталинграда уже обогнала последнего (первого) дальнобойщика и, успев даже поморгать поворотниками, вернулась на свою полосу. Бешено сигналя, автобус просвистел мимо. Тим громко выдохнул, переводя дух.
– Не бойся, – весело проговорила девушка, взглянув на него. – Или пересаживайся назад, там безопаснее. И айпэды встроены в спинки передних сидений.
– Да я не испугался, – пожал плечами Тим. – Почти…
Ему еще предстоял разговор с потенциальным работодателем, и вот это мальчику казалось пострашнее.
На некоторое время он отвлекся от дороги, погрузившись в свои мысли, а потом вдруг обнаружил, что тихая музыка из колонок, призвав на помощь подвеску «ягуара», решила его убаюкать. В его сонном мозгу китайскими фейерверками вспыхивали образы – отпечатки событий первой половины этого длинного дня…
Вот они со Сталинградой подходят к Повешенному. Тот, ошалелый с виду, все еще стоит на улице Сторожевой Башни, почти на том же самом месте, где девушка его вырубила. Будто только-только успел принять вертикальное положение.
– Может, вам помочь? – спрашивает у него проходившая мимо женщина в возрасте.
Обернувшись к приближающимся Тиму и Сталинграде, она громко объясняет им:
– Молодой человек поскользнулся, упал неудачно, головой ударился и сознание потерял. Иду, а он тут лежит…
Повешенный смотрит на мальчика, потом переводит взгляд на его спутницу и больше не отводит от нее злых испуганных глаз, даже когда Тим заговаривает с ним.
– Я выплачу тебе долг Макса, – без предисловий обещает Тим, – но хочу получить отсрочку… – Он замолкает и повторяет срок, названный ему Сталинградой. – Один месяц, если получится, то меньше…
У него нет уверенности, что они правильно делают, подходя вот так запросто к Повешенному. В конце концов, подобравшись со спины, можно, наверное, вырубить и боксера-тяжеловеса. А встать лицом к лицу с наркоторговцем, чтобы выдвинуть ему свои условия… Тиму страшно, и дилер, как хищный зверь, мгновенно улавливает это шевелящимися ноздрями.
– Отвали на хрен! – говорит Повешенный доброй самаритянке, все еще теребящей его руку и настойчиво предлагающей срочно отправиться в травмпункт. – Не оборачивайся, чтобы я твое лицо не запомнил!
Тим выдерживает паузу, пока обескураженная женщина отходит, и говорит подрагивающим голосом:
– Я нашел работу. Мне надо, чтобы этот месяц ты не трогал ни бабушку, ни наш дом…
– Твой дом – яма на кладбище… Что скажешь, если мне все это неинтересно? – продолжая смотреть на Сталинграду, интересуется у мальчика наркоторговец.
Тим не успевает ответить, потому что Сталинграда произносит из-за его спины:
– Ты лучше заинтересуйся, потому что если нет… Для начала зашвырну тебя за тот вон забор.
Повешенный недоуменно моргает, потом спрашивает:
– За какой забор?
– Строительный. На другой улице, – спокойно говорит Сталинграда. – Увидишь, когда полетишь за него.
Тим не оборачивается к девушке, но, судя по голосу, та даже не улыбается. Ее бронебойная серьезность передается Повешенному, мутирует на его лице в неловкую, новую для него эмоцию. В мозаику, сложенную из кусочков растерянности и осознания своего поражения.
– А если без шуток, – продолжает девушка, – то прикрою левой рукой мальчику глаза, а правой – выстрелю в твою кривую башку. Прямо сейчас. И больше, чтобы врубился, я с тобой разговаривать не буду.
Тим смотрит, как и без того белое лицо Повешенного наливается прямо-таки смертельной бледностью. Вот так бледнели повстречавшие привидение герои мультика про Каспера.
Горячая ладонь девушки вдруг ложится на лицо мальчика, и сложенные вместе пальцы прикрывают ему глаза. Тим, конечно, может следить за происходящим сквозь щелочки между пальцами, но предпочитает не смотреть, так он напуган. С закрытыми глазами он чувствует, как Сталинграда делает невидимое ему движение, которое заполняет клейкую паузу, и обращается к тому, кто стоит напротив нее:
– Даже не думай!
Если можно услышать выстрелы в человеческом голосе, то Тим слышит их прямо сейчас в голосе Сталинграды.
Проходит еще несколько тягучих секунд. Сталинграда и Повешенный кажутся Тиму ковбоями из старого фильма. Стоящие друг против друга, высверливающие взглядами друг в друге дыры, руки тянутся к кольтам… Но на самом деле они на центральной улице залитого солнцем Старого города. Тим слышит, как где-то включается автомобильная сигнализация, кто-то, приволакивая ногу, проходит мимо.
– Месяц, – говорит наркоторговец и повторяет, словно сам пытается это запомнить. – Один месяц.
– Звучит, будто извиняешься, – в голосе Сталинграды чувствуется насмешка.
И только тогда Тим начинает догадываться, насколько опасна девушка, стоящая за его спиной. Как острозаточенный нож и бьющее прямой наводкой корабельное орудие, вместе взятые.
Опасная и крутая…
Но насколько крутая, он понимает, когда Сталинграда, оставив его в «ягуаре», припаркованном у их дома в Петровском, в одиночку идет разговаривать с Полиной Ивановной. И это после того, как Тим предупреждает, что бабушка вряд ли одобрит ее рваные джинсы.
Сталинграда хмыкает:
– Что ж, мне в магазин за новыми бежать?
Предварительно они заезжают в салон сотовой связи, где Сталинграда покупает два недорогих смартфона и регистрирует
