мамин брат, погиб в Зимнюю войну. «Кукушка», их вот снайпер, – она кивнула на Анникки, – застрелил. А ему только девятнадцать тогда было…
– Иди ты в жопу, Илиада, – возмутилась Евдокия Дементьевна. – Девочка-то при чем здесь?
– Ни при чем, – смутилась Илиада Михайловна. – У меня, Жека, знаешь, как сестру звали?.. Я – Илиада, а она – Калевала, как эпос финский… Отец у нас филолог был, в Универе преподавал. Вот и решил нас назвать…
Жека перевел это Анникки, которая то пила чай с вареньем, то, с разрешения хозяйки, фотографировала интерьер комнаты: покрытый пылью, кроме пары-тройки рюмок, хрустальный гарнитур в шкафу, черно-белый портрет, на котором навсегда застыл Сталин, раскрытую на середине книгу воспоминаний современников о Станиславском. Жека помнил наполненную воздухом квартиру Анникки в Эспоо и не удивлялся. Комната Евдокии Дементьевны с толстыми, как в тюрьме, стенами и лепниной позапрошлого века на высоком потолке наверняка казалась финке филиалом Русского музея.
В дверь настойчиво поскреблись. Евдокия Дементьевна открыла. В комнату, беззвучно ступая мягкими лапами, по-хозяйски скользнула кошка – черная, с наглыми зелеными глазами. Принюхалась, подошла к Анникки и вдруг запрыгнула к ней на колени. Девушка заулыбалась, погладила заурчавшую кошку по голове, почесала ее за ухом.
– Тетя Оля кошку завела? – поинтересовался Жека.
– Ольга здесь сейчас не живет, – ответила Евдокия Дементьевна. – Переехала к своему приятелю. Который Марка зашивал… А это зверь ребят, которые комнату деда Стаса снимают. Зовут, не поверишь – Марла. В честь Марлы Сингер [2].
– Я скорее не поверю, что вы знаете, кто такая Марла Сингер, – засмеялся Жека.
– И нравится тебе быть таким умником? Ты хоть нас совсем за старых дур-то не держи, – строго сказала Илиада Михайловна.
– Марла у ребят все утро в комнате сидела, – сказала Евдокия Дементьевна, – а теперь Игорь, значит, проснулся, раз выпустил кошку в квартиру. Пойдем, Жека, сходим к нему. Он как раз сегодня обещал заплатить за комнату, заодно познакомитесь. Как-никак, комната-то твоя. Ну-ка, иди сюда, голубушка, – старуха протянула руки и взяла кошку. – Покормить тебя надо… Девочки, мы с Жекой вас ненадолго оставим. Идем…
– Давайте мы пока с Аней Жеку обсудим…
– Вы только полегче, Илиада Михайловна…
– Иди-иди, не беспокойся…
Они вышли в коридор, подошли к двери комнаты, в которой раньше жил дед Стас, постучались.
– Да-да, сейчас, – раздался из комнаты молодой голос.
Через несколько секунд дверь открылась, и в проеме возник парень – коротко постриженный, в одних шортах, с голым худым торсом с торчащими ребрами.
– Здравствуйте, Евдокия Дементьевна, – сказал он, – а я только встал. Отсыпался перед сменой. Подольше бы подрых, да котяра размяукалась… Я ведь деньги обещал вам заплатить, да? – и заторопился. – Сейчас-сейчас…
– Игорь, познакомься, – произнесла Евдокия Дементьевна, – это Евгений, хозяин комнаты, а я так, посредник. Да я тебе говорила…
– Ага, помню, – кивнул Игорь и замолчал, глядя на выдвинувшегося из-за спины соседки Жеку. – Это… Привет…
– Привет, – сказал Жека, с первого взгляда узнавший в жильце типка, вчера бросившегося ему под колеса.
Угорь оглянулся назад, потом почесал затылок и произнес:
– Ну… Это… Зайти не хочешь, посмотреть?
– Давай, – Жека пожал плечами. Что он там не видел?
– Жека, только недолго, – предупредила Евдокия Дементьевна. – А я пока еще чайник поставлю… И, Игорек, где у тебя корм? Марле надо дать поесть.
– На кухне есть какой-то «вискас» наркотический. Пакет внизу на полке, кажется. Если не найдете, Катэ позвоню, узнаю…
Угорь сделал шаг назад и в сторону, пропуская Жеку в «трамвай», как называл свою длинную узкую комнату дед Стас. Занавешенное окно, из которого, как помнил Жека, был виден маленький кусок двора-колодца и крыша противоположного корпуса с антеннами. Диван, шкаф, стол с включенным ноутбуком и колонками на нем. Проводов вдоль крашеного плинтуса при деде Стасе не было, как и темно-синего кинопостера на стене. «Военный ныряльщик» с Де Ниро.
– Аккуратненько тут у тебя, – сказал Жека. – Но прохладно.
– Катэ… Катюха, то есть, убирается, – ответил Угорь. – Да мы же оба – медработники. У нас все стерильно как в автоклаве, привычка. Насчет этого не беспокойся… А что прохладно, так я только что форточку закрыл, проветривал.
Он отвернулся, взял со стола лежащую на нем коричневую кожаную папку, с которой Жека видел его вчера. Подошел к шкафу. Раскрыв его, сунул папку внутрь, потом закопался на полке. Бросив взгляд, Жека заметил на правой голени Игоря татуировку размером с ладонь. Какое-то кривоватое сердце, пронзенное стрелой… Тоже такую, что ли, сделать?
Угорь повернулся к Жеке и протянул ему сильно смятые, но старательно расправленные тысячные.
– Вот, за комнату.
Жека взял деньги и хмыкнул:
– Ты же говорил вчера, что у тебя больше нет… Еще дал себя сбить?
– Ну… Это другие. Пришлось занимать… Как бы вроде того…
Жека усмехнулся и сказал правду:
– А мне все равно, что там да как. Право на частную жизнь, и все такое…
– Игоряха! – позвала с кухни Евдокия Дементьевна. – На какой полке, говоришь, «вискас»?
– Зовут котову жраку искать. Я пошел?
– До свидания, друг мой, до свидания, – кивнул Жека, выходя из комнаты.
* * *
– «…Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье обещает встречу впереди», – с выражением продекламировал он и потом, как смог, перевел финке смысл последнего есенинского стихотворения.
Стоя возле фасада восстановленного «Англетера», в одном из номеров которого повесился поэт, они смотрели на вечерний подсвеченный Исаакиевский. На другой стороне Вознесенского две смуглые женщины в хиджабах поверх длинных пуховиков снимали на телефоны золотое яйцо купола собора. Анникки в свою очередь сфотографировала эту сцену, прокомментировав:
– Клэш оф релиджионс. (Столкновение религий.)
Убрав смартфон, девушка, перед тем как натянуть рукавицы, подышала на руки и пожаловалась:
– Джеко, винди. Айм колд. Энд ю? (Жека, ветер такой. Я замерзла. А ты?)
Ветер задувал с Мойки, будто пулемет косил пехоту. Надо идти, пока они не превратились в ледяные скульптуры. Мест, где можно отогреться, тут предостаточно. Деньги есть. Половину полученных за комнату денег он с настоящим боем вручил Евдокии Дементьевне, как делал постоянно. Завуалированная под плату за услуги помощь старухе, чтоб не тянула на одну пенсию. Другая половина в его полном распоряжении. А уже завтра отец Василий обещал отдать часть денег за угнанный «биммер». Живем…
– Итс колд, – кивнул Жека подруге. – Летс гоу! Тен минетс ту хит! (Холодно. Пойдем! Через десять минут согреемся!)
Оставив его «опель» на Старо-Петергофском, они дошагали сюда пешком. Сил на это потребовалось, как на настоящую арктическую экспедицию. Илиада Михайловна предлагала вызвать им такси, но они отказались, невзирая на обещанную грандиозную скидку.
«Императорские кареты» – так называлась фирма Илиады
