Сократив дистанцию, насколько возможно, Норт остановился и выхватил из-за пояса пистолет. Прицелился — слава Богу, правая рука была цела! — и выстрелил. Добыча пошатнулась, но потом кинулась наутек.
Око за око, повторял Норт как молитву.
В груди жгло. Легкие отказывались дышать. Он заставлял себя быстрее передвигать ноги. Споткнулся обо что-то и чуть не упал. Отметил краешком сознания. Винтовка! Мерзавец бросил оружие. Норт рванул еще быстрее.
До ворот оставалось немного. Густая толпа готовилась поглотить его добычу. Зеваки не обратили никакого внимания на здоровенного бугая, прокладывавшего себе дорогу, но зато все, как один, вытаращились на Норта. Их напугали его неистовый бег и окровавленная рука. Но вместо того чтобы раздаться в стороны, люди в страхе и беспокойстве кинулись к Норту.
— С дороги! — закричал он, когда кто-то задел раненую руку. — Прочь! — Рукояткой пистолета он саданул в плечо какого-то джентльмена, чтобы тот отскочил в сторону.
Сколько тягучих секунд Норт потерял, продираясь к воротам, неизвестно. Но их хватило. Того, кто стрелял в него, наверняка поджидали друзья. Потому что он уже плыл в лодке на другой берег. Никаких шансов перехватить мерзавца, тем более с пробитой рукой, у Норта не было.
Он упустил стрелка. Норт тяжело дышал, пот ручьями заливал лицо.
Как только появится возможность, нужно опросить всех городских знахарок и врачей. Кто-нибудь из них наверняка будет оказывать помощь раненому мужчине, и если Норт аккуратно проведет свою партию, то легко узнает собственный выстрел. Все его выстрелы были мечеными.
Вот тогда он и возьмет преступника. Это было обещанием самому себе. И помоги, Господи, тому бедолаге. Пусть считает себя счастливчиком, что не попал в Октавию. Хотя именно в нее он и целил. За это и пострадает.
Очень и очень серьезно пострадает.
Было много крови. Крови Норта.
Это все из-за нее. Она понимала, что ей не в чем себя винить, но сердце отказывалось слушать доводы разума. Его подстрелили, когда он был с ней. Вероятно, из-за нее, а может, вместо нее. Кого же еще винить?
Ах, провались оно все! Где же вы были, его любимые помощники? Разгуливали по всему Воксхоллу, отслеживая каждый их шаг. Наверное, следили за ними и в аллее для влюбленных. Если бы Норта не ранили, смотрели бы, как они целуются.
Глупо было целоваться с ним там. Страшно глупо было тащить его в укромный уголок, подальше от людей. Чудовищно глупо, потому что это могло стоить Норту не только пролитой крови. Это могло стоить ему жизни.
— Снимай сюртук и сорочку, — охрипшим голосом скомандовала Октавия. Она мерила шагами кабинет. Норт вернулся домой пару минут назад. Миссис Бантинг притащила все необходимое, чтобы обработать рану. Но никто из докторов не приехал.
Норт поддерживал раненую руку.
— Все в порядке. Фрэнсис осмотрит рану.
— Ты истечешь кровью, пока Фрэнсис вернется. К черту, Норт! — Голос Октавии задрожал. Ее затрясло. — Снимай, говорю!
Удивительно, но он послушался. Вернее, попытался снять сюртук. Пальцы правой руки были в крови. Норт старался расстегнуть застежки. Пальцы не слушались и пачкали кровью тонкое сукно.
— Дай я сама. Ты так копаешься, что скорее умрешь, чем расстегнешься. — Может, не надо с ним так резко? Октавию страшило то, что он ранен. А когда он разденется…
Пуговицы сюртука были влажными и скользкими и никак не хотели пролезать в петли. Она услышала исходящий от него соленый медный запах. Кровь! Октавию замутило.
Норту удалось вытащить из рукава правую руку. Осторожно, чтобы не задеть рану, Октавия стянула вниз левый рукав. Кинула сюртук на пол. Он упал с тяжелым стуком. Наверное, что-то лежало в кармане. Пистолет скорее всего, но сейчас не хотелось об этом думать.
— Я любил его, — произнес Норт с такой скорбью в голосе, что Октавия рассмеялась бы, если бы не тряслась от тревоги.
Рана производила тяжкое впечатление. Окрашенный в разные оттенки красного рукав сорочки прилип к телу. Отверстие, где пуля пробила ткань, было черным от крови. Октавия судорожно сглотнула.
— Что-то ты побледнела, — заметил Норт. — Все не так плохо. Надо, чтобы Фрэнсис посмотрел.
Трясущимися пальцами она взялась за его галстук.
— Помолчи! — Распустив узел, Октавия вытянула накрахмаленную полоску ткани, кинула ее на пол и взялась за сорочку.
Вид его тела взволновал больше, чем вид крови. Стыд, да и только!
— Подними руку. — Было и так понятно, какую именно. Больную Норт не смог бы приподнять. Дернув рукав вверх, Октавия освободила правую руку. Потом очень осторожно, чтобы не задеть рану, стянула сорочку, освобождая левую руку.
Норт улыбнулся. Как ему это удавалось, Октавия не могла понять. Загар не скрывал бледности.
— По-моему, вам понравилось разбрасывать мою одежду, миледи.
Октавия вспыхнула. Кто бы не покраснел? Он спросил об этом так игриво. Жар кинулся в лицо. Лучше бы он кинулся к…
— Господи, что ж они такие холодные!
…к рукам.
Октавия отдернула руки.
— Извини.
И тут как раз объявилась миссис Бантинг, которая тащила миску с горячей водой, бутылку, в которой была жидкость янтарного цвета, и стопку салфеток.
— Вот вы где, миледи. Вы уверены, что вам не нужна помощь?
Октавия покачала головой. Норт пострадал из-за нее. Поэтому она сама будет ухаживать за ним.
— Нужно будет наложить швы, — тихо подсказал Норт, дал ей шанс отказаться от роли врача.
— Спасибо, миссис Бантинг. — Октавия избегала его взгляда. — Я справлюсь.
Норт вздохнул, но не сказал ни слова. Когда дверь закрылась, он с трудом приподнялся и присел на угол своего стола.
— Давай начинай.
Октавия отжала салфетку и повернулась к своему пациенту.
Господи, как он хорош! Даже с окровавленной рукой и хмурым лицом. В последний раз, когда Октавия видела его обнаженным по пояс, она слегка перебрала, поэтому помнила все неотчетливо. Теперь запомнит эту картину навсегда, и не только потому, что здесь полно крови.
Гора мышц, золотисто-розовая кожа, резкие линии сухожилий, мягко переходящие в мускулы. Мощный костяк. Четкий рельеф. Норта можно было лепить, можно было писать, так совершенно было тело. Только какой резец, какая кисть сможет передать силу, которая пульсировала в этой груди, покрытой жесткими завитками волос?
— Тебе повезло. Если бы не кровотечение, ты не увидела бы меня таким.
Низкий голос Норта вернул Октавию к действительности. Он и в самом деле истекал кровью. Он ранен, а она оценивает его, как призового быка на ярмарке!
— Любая женщина жизнь отдаст, чтобы увидеть такое, — ответила Октавия, снова окуная салфетку в миску, чтобы согреть ее. — Мне нет нужды распинаться о том, как ты красив, Норри. Ты и так это знаешь.
