— Петрель[4], - он протянул мне руку.
— Тесс, — я пожала ее, даже сквозь перчатку ощущая, что кожа у островитянина очень горячая. Или просто мне было холодно?
Он вздохнул.
— Пойдем за мной, Тесс, отведу тебя в дом. Скоро начнется буря…
Я с сомнением посмотрела на ясное небо, но за своим новым соседом все же последовала.
Интересно, сможем ли мы ужиться? И обрету ли я покой на острове?..
* * * *
Лоа и Кайл сидели, тесно прижавшись друг к другу и что-то негромко обсуждали. Изредка на лицах обоих мелькали улыбки — усталые, почти что вымученные, но от того не менее счастливые. Девушка и вовсе стала выглядеть иначе, исчезло из ее черт то холодное совершенство и отрешенность. Она перестала быть существом не из мира сего, и мечты о рае больше не тревожили ее. Воспоминания о нем, о прошлой жизни, о двух непохожих друзьях, что провожали ее в мир иллюзий, вообще становились все более блеклыми с каждым часом.
— Такая счастливая… — в удивлением протянул Гелий, то и дело бросавший взгляды на парочку. — Как ты думаешь, она все забыла?
Сильва, сидевшая рядом с ним в общей столовой, отпила воды из кружки, и лишь после ответила:
— Пока, думаю, не все. Но скоро наверняка забудет. А если эта война все же закончится… то Эдем и то, что было до него, и вовсе станут для нее обрывками странного сна.
— Мне кажется или ты ей завидуешь?
Сильва чуть улыбнулась.
— А ты — нет? Впрочем… я постараюсь думать об этом поменьше. Мы получим свой покой — так или иначе. Есть те, кому повезло гораздо меньше нашего…
Ангел медленно кивнул в ответ на последнюю реплику. Кажется, он понимал, кого его подруга имела в виду. Честно сказать, Гелий очень скучал по этой рыжеволосой девочке… Плохо, конечно, так привязываться к кому-то, но ничего с этим уже не поделать.
Если бы не… Хотя, «если» было слишком много. Если закончится война. Если они выживут…
И если роль, отведенная Тесс в странной игре, не окажется ролью жертвы.
* * * *
К моему огромному удивлению, отец Петреля оказался куда вежливей сына. В ответ на холодное представление нас друг другу он неожиданно улыбнулся, отчего изборожденное морщинами лицо словно засветилось изнутри.
— Рад, что ветер принес тебя на наш остров, девочка. Меня Смотрителем можешь звать.
Ну и странные имена у этой семьи, подумала я. Впрочем, бывают причуды и куда менее безобидные. Но старик, заметив мое замешательство, пояснил.
— Слишком давно я здесь… Прибой и время чистят память, что наждак — металл от ржави. Вот и позабыл за годы, как меня нарекли при рождении. Назвал себя Смотрителем, потому что за маяком присматриваю, а у сына моего чутье на погоду прям магическое, поэтому и…
— Отец, — резко оборвал его Петрель, которому, кажется, такая откровенность оказалась не по душе. Но ни Смотритель, ни я, не обратили на это особенного внимания. Парень удостоился лишь того, что ему с улыбкой погрозили ему пальцем и велели не перебивать.
— Маяк? — я слегка нахмурила брови, — Они ведь, вроде, для кораблей были… Зачем же сейчас он нужен? Для кого?
— Мало ли кому свет понадобится… — протянул Смотритель, — Вот и ты, Тесс, не случайно ведь сюда прилетела.
— Не случайно, — не стала спорить с этим, — Но я-то не на свет вашего маяка ориентировалась… его и не видно днем ведь!
— Это ты так думаешь, — загадочно произнес старик, — Маяки, они не только для того, что полыхать. Он тебе не просто лампа гигантская, — и он любовным жестом провел ладонью по каменной стене.
Пожав плечами, я решила не настаивать на своей точке зрения. Похоже, оба островитянина были слегка «с приветом». Как знать, не свихнусь ли и я через пару лет?
Говорить о том, что нашла остров по старым картам и планировала сбежать на него от всего мира, тоже пока не спешила. Свела все к внезапно сломавшемуся байку.
Смотритель лишь руками развел.
— Боюсь, починить его ты вряд ли здесь сможешь. Генератор у нас, слава Богу есть, и ежели бы только мотор зарядить надо было…
— Неужели даже никаких инструментов нет? — занервничала я. В связи с тем, что мое одинокое прибежище оказалось не таким уж одиноким, слишком задерживаться здесь мне не хотелось.
— Почему нет, есть. Только я ничем подсобить с починкой не смогу, старость она не в радость, — и тяжело вздохнул, — А Петрель, хоть и молод, да руки из нужного места растут, — на этих словах парень вновь недовольно сверкнул глазами, но в разговор не вмешивался, — Но механизмов таких отродясь не видел. Так что…
— Инструменты и электричество есть — это самое главное. Большего мне для ремонта и не нужно.
— Ишь ты, — Смотритель одобрительно хмыкнул, — В мое время девчонки вроде тебя разве что матерям на кухне помогали — и то, мешались больше.
Я улыбнулась в ответ на этот бесхитростный комплимент. Любопытно, сколько же старику лет, что в его время слабый пол даже не думал лезть в механику? Но вслух сказала лишь:
— Моей заслуги в этом нет. Жизнь заставит — и не тому научишься.
Вот только смиряться с потерей близких научиться невозможно, сколько раз бы не случалось страшное — все равно, каждый, что самый первый. Да мне можно и не волноваться уже на этот счет. Терять то больше некого.
Взгляд цепких глубоко посаженных глаз, в окружении стрелок-морщин, казалось, прожигал насквозь. Уж не знаю, что там Смотритель рассмотрел, но он с некоторой суетливостью заявил:
— А оставайся ты, Тереза, с нами. Столько, сколько нужным посчитаешь. Не могу знать, что у тебя там, на суше, приключилось, но от хорошего не бегут люди. А раз так, то и возвращаться туда незачем.
— Спасибо большое, но я… — несколько огорошило меня его предложение.
— Оставайся-оставайся, ты нас не стеснишь, девочка, — поспешил меня заверить старик. Судя по скрежету зубов и прямо-таки испепеляющим взглядам, которые бросал на меня Петрель — он-то считал, что еще как стесню. Я разумно сделала вид, что не замечаю плохо прикрытой неприязни с его стороны.
Опустив голову, произнесла мягко, обращаясь исключительно к отцу:
— Благодарю вас. И буду вынуждена воспользоваться вашим гостеприимством, по крайней мере, пока не разберусь с байком…
— Вот и ладненько, — широко улыбаясь, заключил пожилой островитянин, — Сейчас мы что-нибудь на ужин сообразим. Ты ведь голодная, верно?
Отказываться я не стала. Не помню, когда в последний раз что-то нормально ела…
За простой но сытной трапезой, состоящей из рыбной похлебки и ломтей жестковатого хлеба, пахнувшего почему-то морем, я размышляла о том, что даже в нашем прогнившем мире встречается еще настоящая человеческая доброта.
Значит ли это, что мы, люди, не так уж безнадежны? И что у нас есть шанс на то будущее, что привиделось мне во сне — будущее, когда можно без страха глядеть в небеса…
* * * *
Пожар вспыхнул на закате. Небо сгорало, небо истекало кровью, вместе с умирающим миром, а она ничего не могла сделать, чтобы его спасти. Не только она — никто из братьев и сестер их великой расы не мог. Кроме разве что…
— Сестра! — окликнул ее голос одного из братьев, лица сквозь дымовую завесу было не разобрать, — Бежим, бежим на корабль!
Она встрепенулась и, будто раненая гончая, послышавшая зов хозяина, нашла в себе силы двигаться дальше.
Нет, они не могут умереть так. Не могут! Даже если весь мир разрушат эти двое предателей, они все равно будут жить.
Металл в ее теле накалялся от жара, обжигая живую плоть. Ничего. Прикусила губу до крови — и дальше бежать, надеясь, что не заплутает в лабиринте из дыма и языков пламени. Время от времени доносились голоса кого-то из родных, они придавали решимости и сил. Не сдаваться, ни за что. Они выживут, обязательно. Выживут и отомстят. За разрушенный мир, за унижение и страх, которые должны сейчас испытывать…
До корабля оставалось совсем немного, уже слышен был рев двигателей… Она споткнулась и полетела вниз, на месиво из золы и горячих еще углей. Падая, осознала вдруг, что не сможет подняться вновь. Никто из семьи не придет на помощь. И сама бы она не пришла, спасала прежде всего саму себя. А теперь сдохнет вместе с планетой…
Попыталась проползти хоть немного до спасительной цели, превозмогая боль, от которой человек уже умер бы. Увидев в дыму два знакомых силуэта, не поверила глазам. Но чутье — чутье не могло обманывать, в отличие от зрения!
— Вы! — обвиняюще прошипела, чувствуя, как пузырится на губах черная, смешанная с механическим маслом, кровь. — Предатели…
— Един Бог на земле и на небе, и нет и не будет других Богов кроме него, — услышала в ответ фразу, явно глумливую, пропитанную презрением.
Внезапно на нее нахлынуло абсолютное спокойствие. Даже если умрет она, другие выживут все равно. Выживут и воздадут по заслугам тем, кто отрекся от их братства. Дикий, полубезумный смех, вырвался из обожженного горла.
