– Я.
– Так получается, что я теперь тебе обязан жизнью. И не только потому, что вовремя подоспели медики, потом удачно рядом оказался вертолет МЧС и далее… Ты меня понимаешь… Знаешь, о чем я говорю.
– Да.
Как бы, не видела его сама лежащим на земле, всего в крови, то ни за что сейчас не поверила бы, что это все было. Он выглядел, как прежде, до того утра. Нет, правда, точно и не было того ужаса, и он целехонек, все тот же, что и прежде.
– Ты выжил. Господи, ты выжил.
– Как видишь.
– Как хорошо, что тебе это удалось.
– Мне очень надо было остаться в живых. Вот и получилось.
– Да. Получилось.
Дальше уже совсем не знала, что сказать. Выходило, что и нечего было. Вроде как, та история закончилась благополучно, но она, все же, закончилась. Все. Точка. Я ему была что-то там должна, от растерянности не могла четко сформулировать, что именно. Но теперь сказал, что я его спасла. Так оно и было. Не упроси я Макса не добивать поверженного врага, ему уже никто не помог бы: ни МЧС, ни вертолет, ни самые лучшие медики, ни операции, ни чужая кровь, вовремя перелитая. Ничто и никто. Выходило, что мы с ним в расчете теперь.
– Знаешь, зачем я сюда прилетел? Почему, нет? Ты же хотела со мной говорить. А я взял и прилетел. Зачем нам говорить по телефону, когда можем вот так, сидя рядом. Ты хотела этого? Ответь, не молчи.
– Наверное. Не знаю. Я сейчас сама не своя. Просто понимаю, что очень рада, что ты жив. Правда. Очень рада.
– Что ты заладила одно и то же? Хватит уже об этом. Я жив и точка.
– Да. Конечно. Хватит. Точка.
– Сашка, у тебя сейчас какие-то шальные глаза. Я столько раз представлял эту встречу. Но, все равно, все вышло не так. И глаза. Эти твои глаза. Они все равно другие. Их невозможно представлять, их надо видеть.
Он улыбнулся мне, и это меня как отрезвило, как будто привело в реальность. Я вдруг вспомнила, где нахожусь, в каком доме, что я здесь хозяйка, а он мой гость. Раз он мне улыбается, значит, так оно и есть.
– Ой. Ты же с дороги. Летел сюда, потом еще ехал. Устал, наверное, еще и проголодался. Я сейчас тебя стану кормить. У меня все готово. Только и надо, что на стол собрать. А ты пока можешь умыться. Или принять душ. Или сходить искупаться на море. Там, за домом есть тропинка на частный пляж. Только очень крутая. А можно обойти утес, пройдя по поселку, там есть пологий спуск на общий пляж. В это время там должно быть немного народу. Я дам тебе полотенце…
– Ты не поняла. Я прилетел за тобой. Не надо меня кормить. Собирайся, мы сейчас же едем в аэропорт.
– Как же так, не надо кормить? Разве, ты не голоден? – в груди медленно, но верно начал разливаться холод. – Только приехал и сразу собрался назад…
– Что ты начала скисать? Я же за тобой приехал. Понимаешь? Мы летим с тобой вместе. Собирай только самое необходимое, чтобы получилось быстрее. Не хочу я здесь оставаться и часа.
– Как это? – я, должно быть, очень поглупела от радости за него, что до меня никак не доходил смысл им сказанного. – Куда летим? Почему летим?
– А как ты себе представляешь? Я в доме своего врага принимаю душ. Ты в своем уме?
– Почему, врага? Это мой дом. И я ничего теперь не понимаю. Чего ты хочешь?
– Забрать то, что принадлежит мне.
Эти его слова меня уже окончательно отрезвили. А еще взглянула ему в глаза и вспомнила, какой сталью они могли отливать. От его острого взгляда или от жестких слов, но мне захотелось вжаться в спинку дивана, чтобы увеличить расстояние между нами. Он не дал мне этого сделать, схватил за руку и удержал на месте.
– Где твой паспорт? Возьми только его. И больше тебе ничего не понадобится. Дальше я все устрою.
– Это кошмар какой-то! Что вы со мной творите? Врываетесь по очереди в мою жизнь, топчете ее, сжигаете в ней все дотла, а потом желаете, чтобы я возрождалась, как птица Феникс. И это повторяется снова и снова. Хоть бы кто меня спросил, а что хочу я сама…
– Что ты хочешь, дорогая?
– Ну, вот. Снова этот раздраженный тон. Как я от вас устала.
– Не смей при мне упоминать своего любовника! Теперь будем только я и ты. Поняла?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты не можешь не знать, что у меня теперь его фамилия. Мы муж и жена.
– Вздор! Этот брак незаконный. Ты должна была сначала развестись со мной, а потом уже…
– С нашим с тобой браком тоже было не чисто, если помнишь…
– Нет, он настоящий. Тебя можно еще обвинить и в двоемужестве!
– А еще в чем? Говори!
– Нет нужды, сама знаешь.
– Ну, так сдай меня полиции. Чего ждешь?
Я стала дергать руку, стараясь вырваться из его хватки. Он же не собирался меня отпускать, только перехватил за кисть крепче. Не знаю, что произошло бы дальше, но у него зазвонил телефон. Чтобы ответить на звонок, ему понадобилось освободить одну руку. Только и меня отпускать не желал, поэтому навалился на меня сверху своей тяжестью и прижал совсем к дивану, что не могла и дернуться.
– Да. Слушаю.
Я вдруг сообразила, что его разговор касается и меня. Затаила дыхание, прислушиваясь и, поневоле, замерла совсем, оставив попытки вывернуться из-под него.
– Когда? Это точно? Понял. Смогу быть только завтра. Сделайте все, что нужно. Да. Как долечу, позвоню. Пока.
– Что это было? – придушенно проговорила я. – Ответь, что произошло? Я чувствую, что что-то случилось.
Виталий встал с дивана и пересел снова в кресло напротив, как-то странно на меня посматривая. От его молчания мне сделалось совсем не по себе. Теперь уже я вцепилась в него, требуя, чтобы объяснил, что там случилось, потому что мое сердце стучало от плохого предчувствия так, точно хотело совсем покинуть мое тело.
– Я скажу тебе, только сядь вот сюда. Молодец. Вот теперь я тебе скажу эту весть. Дело в том, что ты стала… Нет, не так. Ты не можешь быть вдовой потому, что твой настоящий муж я, а я жив. Выходит, что скончался твой…
Дослушать мне не удалось. Но и так поняла, что Макс погиб. Слово любовник, произнесенное Виталием, не достигло моего сознания, потому что оно отключилось. Я упала в обморок. Очнулась, лежа на диване, а на голове было мокрое полотенце. Когда зрение вернулось ко мне окончательно, рассмотрела склоненного надо мной Виталия. Он держал рядом с моим лицом вату с нашатырем.
– Все нормально? Ты пришла в себя?
– Нет. Ничего нормального нет. Макса не стало, а ты говоришь, что это нормально? Господи, господи, господи…
– Понимаю, как ты себя сейчас чувствуешь после обморока, но времени на слезы у тебя нет. Или порыдаешь по дороге в аэропорт. Собирайся.
– Куда? Оставь меня! Ты хотел отнять меня у врага, у соперника, у кого там еще… Теперь его нет. И ваша вражда или соперничество тоже кончилось. Сама по себе я тебе не нужна. Вот и лети себе, куда собирался. Я теперь никому не нужна. Одна. Я теперь одна! Никто не станет меня рвать на части, хватать за шкирку и тащить в неизвестном направлении. Я теперь стану жить в одиночестве, в этом доме. У меня останется только Шарик. И что?! Нормально! Я и пес. Я и дворняга. Вполне нормально! Прощай, Виталий. Была рада повидаться с тобой. А теперь уезжай.
– Ты поедешь со мной. Не дури. Вставай. Где у тебя здесь лежат документы?
– Не поеду. Не дождешься. Ни с кем и никуда!
– Не ори. Я уже нашел твой паспорт. Теперь вставай с дивана. Мы летим в Москву. Он там. Твой Макс лежит там в морге. Я разрешу вам проститься. И похоронить его по-людски, тоже разрешу, и даже помогу. Пошли. Машина уже ждет.
– Да. Надо его похоронить. Как это я сама не догадалась, что должна это сделать. Я же его жена. Это мой долг. Не смотри на меня так. Он был мне мужем. И другом. И любовником. Он был всем. Надо с ним проститься. Я…
Очнулась снова, после нового обморока, уже на подъезде к аэропорту города Анапа. Потом был перелет. Был морг, были похороны. Но все как в забытьи. Я помнила о тех событиях, но как-то отдаленно. А когда окончательно пришла в себя, настолько, что смогла различать окружающих, то обнаружила рядом с собой Светланку и ее Игорька.
