войну. Сколько лежала, неизвестно, но когда почувствовала легкое прикосновение, даже не вздрогнула, оставаясь безразличной ко всему.
Возле кровати стоял Ник.
— Ты молодец.
Я, еле шевеля языком, словно пьяная, прошептала:
— Ты слышал?
Он грустно улыбнулся и кивнул.
— Пошли полетаем, тебе и твоей белой красавице нужен простор.
Я устало закрыла глаза.
— Ее могут увидеть…
Он покачал головой.
— Я прикрою… нас никто не заметит… летим?
Глава 41
Императорский дворец
Он стоял напротив открытого окна и дышал, делая сначала короткий вдох, замирал на мгновение и через рот медленно выдыхал. И все ради того, чтобы хоть немного успокоиться. А лучше найти в себе те необходимые внутренние силы для последней битвы ради своего же будущего.
В нос ударил миллион запахов и вкусов. Он мог рассказать о каждом, расщепляя их до макроскопических частиц… но сейчас это умение его только злило. Оно ничто и никто без его зверя. Пустышка. Посмешище. Тогда как раньше способность чувствовать на огромном расстоянии запахи не раз спасала государство от нежданных визитов неприятеля. Раньше, но не сейчас…
Обнаженное тело обдувал вечерний теплый ветер, поднимая все волоски на коже. Но все это лишь гребаный суррогат, подделка, лишенная какого-то смысла.
Без настоящего ветра, который заставлял толстую драконью кожу дрожать, а глаза жгуче, но так привычно слезиться, он терял себя. Выл каждую ночь, крутясь на влажных, скомканных простынях.
И снова обреченная попытка достучаться, дозваться… Но в логове тихо, как в могиле, ни шороха, ни привычного движения грузного, мощного тела.
Никогда не думал, что его это коснется. Коснулось, и теперь хотелось сдохнуть от ноющего, отвратительного по своей глубине чувства пустоты.
Ничего не приносило радости — ни секс, ни власть. Он охладел даже к государственным делам и проблемам, которых накопилось столько… что и года разгрести не хватит.
Когда он впервые заподозрил неладное… помня до мельчайших подробностей тот самый день, он все еще пытался достучаться до дракона. Первую ночь мокрый от напряжения, с красными глазами от бесконечных попыток проникнуть в самую глубь и отыскать зверя, он верил, что это временно. Но когда не получилось на другой день и на следующий, сходя с ума от бессонницы и переживаний, он не выдержал и, чуть солнце окрасило горизонт, послал за целителем. Еще тогда он на что-то надеялся. Глупец.
Целитель долго водил своими кристаллами по его телу, с каждой секундой все сильнее хмурясь. А когда закончил, то слова стали излишни. Император и так все прекрасно понял, но отказывался принимать.
Дальше хуже. Днем еще хоть как-то увлекали заботы о государстве, а вот ночью… ночью был сплошной, бесконечный кошмар… Он с ужасом ждал время, то и дело поглядывая на наручные часы, когда его оставят в одиночестве и проснется его кара — огромная дыра в груди, высасывающая до дна его жилы, опустошая душу… Это невыносимая боль, ни с чем не сравнимая…
Он перестал спать, отказался от этой затеи, вместо сна проводя время в личном архиве. Именно там он отыскал среди фамильных рукописей да одинаковых до скрежета зубов биографий его именитых предков то самое пророчество.
Руки тряслись, когда он прикасался к своей пожелтевшей от времени находке, исписанной чей-то старательной рукой. Чернила казались красными, вернее рыжими, словно это вовсе и не чернила, а чья-то кровь. Да и почерк плясал, точно дракон, писавший эти строки, находился в крайнем возбуждении или отчаянии.
Что же они натворили…
Эта фраза постоянно крутилась в голове… все время, пока он тщательно изучал пророчество…
Как они смогла дойти до этого? Решиться. Неужели никто не подозревал о возможных последствиях?
Уничтожив белых, они истребили саму суть существования драконов на этой земле. Суть жить и творить ради и во благо своей пары.
Звери очень терпеливо ждали. Его дракон уж точно долго, но поняв, что все бесполезно… он… он исчез, растворяясь в бесконечности…
Но шанс был.
И он не давал окончательно опустить руки и, наплевав на все, уйти вслед за своим драконом.
А когда он узнал об истинности, прямо у него под носом, на балу, понял, что наконец… наконец Матерь драконов сжалилась над ним, и он сделает все, чтобы вернуть утраченное. Не только для себя, для каждого черного. Поэтому так легко и пережил мысль о вынужденной жертве. Ему было жаль генерала. Искренне. Но это не шло ни в какое сравнение с той виной перед белыми, которую каждый из них обязан искупить. И эта честь выпала на долю Верриона. Но на его месте мог оказаться кто угодно, даже он сам… Судьба сделала свой выбор.
Кто он такой, чтобы сопротивляться неизбежному?
Он ждал, считал дни, потому что откопал еще одно условие, без которого не удастся возродить к жизни его зверя. Младенец убитой горем вдовы, которая искренне полюбит своего истинного и станет его же погибелью, будет обладать уникальной силой. Только ему под силу оживить дракона. А если так… то Дара, он просто обязан держать ее рядом. Если понадобится — пленить, но дождаться момента, когда она родит от генерала ребенка, который его исцелит.
Глава 42
Я парила над спокойным, говорящим шепотом морем, погружаясь в густые воздушные облака. Я наслаждалась невероятным чувством полета, когда ветер, как любимый, ласкал и исследовал мое тело, вызывая от прикосновения колючие мурашки.
Горечь отступила. Я словно очнулась, оказываясь в родной и желанной стихии. А главное, что и Бетрина, которой простор и темное небо сейчас были крайне необходимы, сияла от счастья и умиротворения. Ее эмоции передавались мне. А я, перекраивая их на свой лад, делилась своими в ответ. Это безграничное, такое интимное родство душ, человека и дракона. Неужели все, в ком живет зверь, такое ощущают?
Моя девочка нежно бодалась и продолжала свой полет, то и дело обгоняя Ника.
Мы пролетали часа четыре, пока я не опомнилась и не заторопилась обратно домой.
Рассвет постепенно освещал водную гладь, превращая в золото. Солнце лениво поднималось, расправляя над горизонтом свои лучи. А я еще не ложилась спать. Хотя и понимала, что ни за что бы не смогла уснуть в таком состоянии.
Уже в спальне я в спешке накинула на себя легкий халат, спасаясь от жаркого взгляда метаморфа. Быстро заплела косу и, немного нервничая, посмотрела на Ника.
— И что мне делать дальше?
Он, все так же восседая на полюбившемся ему кресле, нога на ногу, взъерошил влажные от росы волосы и, слегка улыбаясь, осторожно, будто
