— Через две недели, — морщусь, вспоминая, как встретила в коридоре Олесю.
Мы с ней стоим на учете в одной клинике. Врач меня на каждом приеме ругает, что вес набираю плохо. Животик аккуратный, совсем небольшой. В свободном плотном платье почти и незаметно. У Леси, в отличие от меня, большой живот, будто она двойню носит. Хотя я не интересовалась, может, и двойня. Она и сама заметно набрала, отекла вся.
Мне неприятно бывает ее видеть. Ревность, зараза, грызет, хотя я знаю, что между ними давно все закончилось. Елизарова успела выйти замуж за отца своего ребенка. Стас мне сразу позвонил и сообщил, что пришли анализы, скинул мне результаты на почту, чтобы я больше не волновалась.
Юматов не выказывал радости, но его сдержанный тон не мог меня обмануть, он был доволен таким поворотом событий. Не скрою, я не просто волновалась, пока ждала теста, я сходила с ума. Особенно после того, как сама выяснила, что беременна.
В тот момент мне нужно было набрать в легкие воздуха, выдохнуть и сообщить ему о своей беременности, но я смалодушничала. Он только узнал новость, что его бывшая любовница беременна от другого, не успел перевести дух, а тут я со своими новостями. Струсила. Нужно ведь, глядя в глаза, сообщать. Видеть реакцию мужчины. Это я обрадовалась, а ему, может, и не надо.
Лешка бурчал, говорил, что мне нужно было ему сказать. Потом передумал.
— Наверное, даже лучше, что Стас не в курсе, дергался бы там, а горячие точки ошибок не прощают, — произнес он. Как-то негласно мы все решили умолчать о моей беременности. Промолчал Яр и еще несколько парней из отряда, кто был в курсе…
Прохожу в коридор, скидываю теплые угги, на вешалку отправляется пальто. Живот небольшой, но нагибаться все равно неудобно. Поэтому поправляю обувь пальчиками ноги.
— Сейчас я суп разогрею, накормлю тебя, а потом можешь ехать по своим делам, Леш, — ем я немного, но готовлю каждый день большие порции, потому что нужно кормить моего помощника. Леха молчит. Оборачиваюсь, прослеживаю за его взглядом. Сердце обрывается и катится куда-то вниз. Чуть впереди у двери лежит военный рюкзак. На вешалке бушлат. На верхней полке мужские ботинки. Вскрикнув, бросаюсь в гостиную, но застываю, не сделав и шага. Стас, хромая, выходит к нам, застывает в дверях.
— Стас! — радостно бросаюсь к нему, по щекам уже текут слезы. А он ловит меня одной рукой, потому что вторая в гипсе. Смотрит на живот, потом — зло — на Лешку…
Глава 52
Стас
Больше месяца провалялся в госпитале. Первые три недели не помню ни хрена, потому что был в коме. Знатно меня осколками посекло. Снаряд рядом разорвало. Левая сторона в мясо. Задеты важные органы. Один небольшой осколок возле сердца застрял. То, что остался жив — чудо. Можно этот день записывать в мое новое свидетельство о рождении.
Если бы не ребята…
Я им всем жизнью обязан. Вытащили меня, с боем вырывались из окружения. Я от шока и потери крови не умер только потому, что меня вовремя обкололи и перебинтовали.
Багиров эту командировку выбивал, чтобы вытащить мою задницу из генеральского плена. Пара удачных операций по освобождению важных заложников в обмен на меня.
Как мне позже рассказал Лис, не успели они сойти с самолета, как выяснили, что со мной потеряна связь, спасательную операцию никто не собирался посылать в ту жопу, в которую нас кинули и оставили.
На таких, как Багиров — честных патриотах и отличных спецах, — и держится система. Если считать наше с Вороном спасение, то вышло три успешных операции, которые за короткий срок провела группа Багирова. Пока я валялся в больнице, Ярослав с ребятами выполнили поставленные перед ними задачи, оформили все документы и приехали забирать меня из госпиталя. Раньше срока, но я рад был свалить. Лучше двигаться, обтекая потом от боли, чем валяться бесполезным овощем, а именно им я себя чувствовал, как только меня перевели в палату. Как в тюрьме: ни выйти, ни пройтись.
Организм, словно почувствовав, что его перестали держать взаперти под строгим контролем и разного рода химией, стал быстрее восстанавливаться. Кайфовал, когда без посторонней помощи взобрался в самолет. Лежишь прикованный к постели, встаешь в уборную и поесть, связи нет, интернета нет. Остается только спать и думать. Думаю о ней, во снах она приходит. Организму похрен, что ты еще болеешь, он напоминает каждый раз, что ты голодный мужик.
Предвкушал встречу с Юной. Незнакомые для меня чувства — скучать. А по ней не просто скучал, тосковал. Тянуло так, что хоть вой. Я ее голос почти два месяца не слышал. Рвался к ней, не отпускали.
Мог набрать ей, когда на базу вернулись, но захотелось сделать сюрприз. Чтобы живые эмоции вскрыли грудную клетку…
Вскрыли!
Твою мать!
Я готов убивать!
Какой срок? Живот совсем небольшой… Три месяца? Четыре?
Кровь бьет в голову, удивляюсь, как она не взорвалась!
Сука!
Пока меня не было, они тут семьей стали?!
Я ревновал все то время, что находился в Сирии. А как не ревновать, когда не можешь быть рядом со своей женщиной, не можешь взять ее заботы и проблемы на себя, когда другой мужик постоянно рядом?! Я гнал от себя эти мысли, боясь обидеть друга!
Друга?!
— А теперь выкини эти мысли из головы, пока не натворил беды! Воспользуйся языком и спроси, — резко осаждает Жаров, он лучше Юны считывает мое выражение лица, а я уверен, что оно говорящее.
— Стас? — недоуменно смотрит на меня, переводит взгляд на руку, которой я продолжаю удерживать ее на расстоянии.
Не отпустило еще, но начинаю включать мозг. Эмоции, сука — зло! Юна действительно счастлива меня видеть, а Леха не ведет себя как предатель. Смело и открыто смотрит в глаза, еще и выразительно так дает понять, что нужно думать, прежде чем открыть рот.
— Почему не сказала? — не думаю, меня долбит гребаными эмоциями. Получается с претензией и наездом. Жаров едва заметно закатывает глаза.
— Не хотела, чтобы ты там за нас нервничал и отвлекался, — в защитном жесте накрывает живот ладошкой. В глазах заблестел хрусталь непролитых слез. Ну пздц. Делает шаг назад, но я не позволяю уйти. Хватаю и прижимаю к себе, получается немного резко, шиплю, сцепив зубы. Еще не весь зажил. После последней операции две недели прошло, ребра еще срастаются.
Хорошо мне, несмотря на боль. Каждая клетка оживает, дышится полной грудью.
— А если бы я не вернулся? Даже не узнал бы, что у меня… — отвожу голову чуть в сторону и смотрю ей в глаза.
— Будет дочь, — заканчивает за меня. Губы улыбаются, а по щекам слезы текут. Ну я дурак, конечно! Не думал никогда, что могу быть таким ревнивым психом! Хорошо, что не озвучил и не кинулся Лехе морду начищать.
Дочка…
Не до конца еще осознаю, но внутри разливается такой радужный фейерверк, что дышать сложно.
Малышка…
Представляю маленькую девочку, похожую на Юну. Такие же глазки, губки бантиком.
Блин, сколько там сердце выдает? Больше сотки точно. Я обязан был выжить, чтобы вернуться к ним. А Багирову и ребятам я теперь по гроб жизни обязан буду и никогда не смогу отдать долг. Они не просто мне жизнь спасли, они вернули меня к любимым девочкам, которым я очень-очень нужен.
Я стану папой! Только узнал, а уже люблю ее, хочу скорее взять на руки.
Прижимая Юну к себе, наплевав на боль, впиваюсь в ее приоткрытый ротик. Забыл ее вкус, но теперь могу им упиваться.
— Ладно, не буду мешать, — сгрузив шумно пакеты, Жаров отходит от холодильника. — Завтра заеду, поболтаем.
— Послезавтра, — бросаю ему в спину.
Лешка не отвечает, но он услышал. За ним захлопывается дверь, мы остаемся одни. Я собираюсь наслаждаться нашим уединением. В идеале лучше бы свалить куда-нибудь, чтобы нам не мешали, но Юна беременна, а это новая зона ответственности.
— Когда появится наша малышка? — положив руку на живот.
Не хочу показывать слабость, но дорога далась тяжело. Мне бы присесть, но я не могу разжать рук. Получаю дозу нереального кайфа. Прилип к своей девочке. Хочу ее безумно…
