шагов назад, снова борясь с желанием сбежать отсюда, ничего не слышать, ничего не знать…
Но вместо этого неторопливо опустилась все в то же кресло и со спокойствием, которого вовсе не ощущала, произнесла:
– И уже давно. Так где ты был все эти дни, Кирилл? Или лучше спросить – с кем?
Глава 44
Конец… конец… конец…
Это слово билось в висках, прокатывалось по телу холодящей, парализующей волной.
Юля шагала по дороге, сама едва понимая, куда вообще идет. Не замечая, что по лицу ручьем катятся слезы. Едва находя сил на следующий судорожный вдох.
До сих пор не верилось. Не хотелось мириться с тем, что он разлюбил ее. Что она больше не имеет над ним прежней власти. Что уже ничто не способно ей помочь: ни слезы, ни улыбки, ни слова, ни ласки. Она потеряла Кирилла. Потеряла по собственной глупости…
Ах, если бы вернуть назад тот проклятый день! Если бы ей знать, чем желание обрести свободу обернется впоследствии… Если бы понимать, что это никакая и не свобода вовсе, а убивающее, уничтожающее одиночество…
Она выходила за него замуж по расчету. Так, как того хотели родители. Она годами умирала в его обществе, ненавидя каждый прожитый день, каждую минуту и секунду в этих удушающих, нежеланных объятиях…
И что в итоге? Нужно было остаться одной, чтобы понять: то, что она принимала за тюрьму, на самом деле было мягким и уютным гнездом. То, что казалось мучительными цепями, вдруг обернулось заботой, которой ей через время стало безумно не хватать…
Ей не хватало его любви. Той любви, что она так жадно, так пренебрежительно поглощала день за днем, считая, что этот источник никогда не иссякнет…
Она и в самом деле думала, что сумеет по щелчку пальца вернуть себе все, что так легкомысленно потеряла. И совсем не была готова к тому, что встретит подобный отпор. К самому тому факту, что ей могут найти замену…
София была ее последней надеждой. Не сумев ничего добиться от Кирилла, она попыталась отвратить от него Софи. Сначала – заявившись к ее дому, теперь – накинувшись на бывшего мужа в момент, когда вдруг заметила приближение соперницы через окно…
Юля надеялась, что та, увидев их вместе, просто уйдет. Уйдет и больше не вернется. Но София смело вошла в дом и что-то внутри Юли безнадежно и окончательно рухнуло: стало очевидно, что она бессильна. Что, как бы ни старалась, что бы ни делала, а эти двое все равно найдут путь друг к другу.
Она отныне была лишней.
Лишней и отчаянно… беспомощной. С отказом Кирилла рухнули ее надежды не только вернуть себе прежнюю безбедную жизнь, но и человека, который готов был для нее на все… И вторая потеря сейчас чувствовалась даже острее и болезненнее…
Был еще, конечно, Лев. Но она прекрасно понимала: дурачить его у нее больше не выйдет. Еще до своей «смерти» она заметила, что он постепенно прозревает, выходит из-под ее контроля. Все чаще он смотрел на нее не с прежней восторженностью, не с льстящей одержимостью, а так, словно сумел ее разгадать. Словно понял, какая чудовищная пустота скрывается за ее красивым личиком. Словно узнал ее лучше, чем она себя сама. До последних пороков, до мельчайших движений души.
Это действительно был конец. Несчастливый конец без надежды на продолжение…
* * *
Она застала отца там же, где и обычно в последнее время: в старом кресле, стоящем напротив телевизора, который он и не смотрел. Юля даже не была уверена, что он осознает в полной мере все то, что вокруг него происходит. Иначе как он допустил все это?! Как посмел оставить ее одну наедине с проблемами?!
Снова накатили злость и обида. Единственное, чего у нее всегда было с избытком – так это денег. Деньги годами заменяли ей все то, чего не дополучила в этой проклятой жизни. Она, казалось, собственную душу давно разменяла на блеск драгоценностей и дорогих нарядов. И вот ведь ирония! – именно денег у нее теперь и не было.
Зато пришло понимание, что за целую жизнь не нажила ничего хорошего. Прежние знакомые отвернулись, и не было теперь ни единого человека, который готов был бы прийти ей на помощь.
Да что там на помощь! Никого, кто захотел бы просто ее выслушать…
Ее взгляд снова остановился на отце. В душе шевельнулось что-то неясное, но болезненное, заворочалось в груди колючим ежом…
«Мы с тобой одинаковы, как две капли воды, но ты даже не задумалась, почему. Тебе плевать, кем мы можем оказаться друг другу…»
Голос Софии прозвучал в ее голове так отчетливо, словно та стояла рядом. По телу прокатилась дрожь. А если все же был человек, которому она не чужая?.. Что, если она сама, своими же руками сделала все, чтобы отравить этому человеку жизнь…
«Спроси обо всем своего отца», – снова услышала она голос женщины, похожей на нее настолько, что это действительно вызывало вопросы. Вопросы, над которыми она и в самом деле совсем не задумывалась… или точнее – не желала этого делать.
Она подошла к отцу, вгляделась в его постаревшее, усталое лицо… Возможно ли добиться от него хоть каких-то ответов? С момента смерти матери он был сам не свой. Он не то, что сдал – он вообще походил скорее на едва живую амебу, нежели на человека. Это и стало началом конца: дела в фирме, которая их кормила, шли все хуже, пока ее не пришлось и вовсе продать, сам отец с каждым днем казался все призрачнее, все безразличнее…
А она, Юля, все мучительнее ощущала свое одиночество. Но еще сильнее был страх… страх за то, что не сумеет прокормить собственного ребенка.
– Папа…
Она положила руку ему на плечо, легонько потрясла… Его мутный взгляд медленно, неохотно оторвался от неработающего телевизора, сосредоточился на ней, но и сейчас она не была уверена, что он ее вообще видит.
– В чем дело? – донесся до нее его сиплый, натужный голос.
С чего же начать? Она не знала. Понятия не имела, как вообще могло случиться подобное: две женщины с совершенно одинаковым лицом…
Не нашла ничего лучше, чем в итоге спросить прямо:
– Папа, скажи… мама могла родить двух девочек?..
Его отсутствующий взгляд вдруг сделался осмысленным, поразительно ясным…
– Арина?
Юля растерянно моргнула. Похоже, отец все же был не в себе. Откуда иначе он взял какую-то Арину?..
– Нет, папа. Я о маме… о Светлане.
Он решительно мотнул
