самим, ему уже было все равно, реши они даже казнить его. Он устал от людей, видя, что кровь они и сами мастера проливать, и без помощи таких виртуозов, как он. На его вкус, эпоха становилась слишком кровавой и беспричинно жестокой… Но то, что сделали они с телом его Хранителя… Явив такую неоправданную и ненужную мстительность по отношению к останкам человека, которого он, все ценил и уважал. С которым он испытал многое и прошел через столько событий вместе, что уже ощущал его частью себя. Ведь не зря он делился с ним своими знаниями и опытом… Как и теперь он возится и с Тигелем, делая из него настоящего Хранителя. Но ему нужно время, а времени у него как-раз-таки не оставалось… А может быть, ему понадобится и другой пособник – тот, что может не только создавать и поддерживать его телесные оболочки, но и воин, способный воздавать по заслугам, таким мерзавцам, как этот епископ… Как тот барон… но эту мысль он почти сразу забыл, решив покарать этого выскочку, который, все же, привлек его внимание. Что ж, тем хуже для него.
Он покачал головой и решительно направился вниз, поддерживаемый вспышкой своего гнева, возможно последней в истории этого тела, в котором он пребывал так долго, почти сто шестьдесят лет. Он подозвал страшным голосом своего оруженосца и слуг, приказывая им нести его доспехи и оружие. Доспехи, которые он не надевал уже так долго, потому что ему не хватало сил носить их на себе. Но Ангелла убежала вперед, быстро спустилась по лестнице и уже подбегала к своим слугам, с которыми она прибыла в замок. В Черный замок Асраила. Да, несмотря на его отрицательную энергетику, на его сомнительные поступки, он оставался ее братом. Несмотря на его жестокость, которая просыпалась в нем время от времени, несмотря на ее явное неодобрение и скрытую борьбу с ним, несмотря на их стычки и даже схватки. Он был одним из них – Неприкасаемым. И она понимала, как всегда, смотря на мир шире, чем ее братья и сестры, и осознавая, что и у него, как у каждого из них есть свое предназначение, и что все они все были созданы не зря. С какой-то целью явились в этот мир. И она всегда будет рядом, особенно в час его слабости и немощи, и она не позволит никому притронуться к нему и пальцем. И спасет его. Чтобы он со временем мог открыть в себе более светлые и не такие мрачные стороны, и ресурсы.
А Асраил уже надевал доспехи, и, натянув шоссы – облегающие штаны, прообраз брюк, вдруг стал похож на старого танцора балета, который впав в глубокий маразм, решил повторить свой коронный номер перед слегка шокированной публикой. Но он не обращал на это внимание, ни на тревожные взгляды своих слуг, ни на Ангеллу, которая командовала мужчинами, уже облачающимися в броню и бравшими из повозки арбалеты и копья.
– Вы разбудили во мне зверя, ваша светлость, зверя, который дремал уже очень давно, и теперь он проснулся, требуя вашей крови, – бормотал он себе под нос, и, решая, какой меч ему взять – короткий или длинный, двуручный. И добавлял про себя, что немногочисленные слуги, которых привела в его замок, а теперь командовали ими, его трогательная сестра, не смогут биться на равных с врагом, который уже плотной и многочисленной группой неумолимо и грозно приближался к воротам его замка.
А Ангелла отбежав в сторону, переодевалась и надевала на себя легкие, но очень прочные доспехи, и примеряла в руке почти невесомый, но очень острый меч, который она мастерски крутила в своих ручках. Затем она построила мужчин перед собой и коротко скомандовала им, смотрящим на нее с таким вниманием и почтительностью.
– Легион! К бою!
Асраил вздрогнул и посмотрел уже более серьезным взглядом на этих пятнадцать воинов. Так значит Ангелла пришла не одна, она привела с собой поддержку, один из отрядов их Легиона, про который он, как и про некоторые вещи и события, забыл. Почти забыл. Да, это был действительно Легион, и каждая из битв, в которых он принимал участие, становились потом историей, которая попадала то в архивы Неприкасаемых, то в летописи, баллады и легенды поэтов и писателей, творивших и запечатлевающих события своего времени. И Ангелла, возможно, опять нарушила их негласный Кодекс, и привела Легион к нему на помощь. Ох уж эта неудержимая Ангелла…
Неприкасаемая приказала пятерым стрелкам подняться на стену, и занять позиции у бойниц. Неприкасаемые понимали важность стратегий, изучая и внедряя в практики своего Легиона лучшие – то действия спартанцев, то атаки и тактику римских легионеров. Они также не жалели средств на технологии, и в их оружейных мастерских работали лучшие умы своего времени. Которые создавали легкую, но очень прочную броню. И, конечно, копья Легиона – короткие, гибкие, но очень прочные, которые благодаря какому-то магнетизму, не выпадали из руки, которая удерживала древко.
И вот уже стрелки выходили на огневые рубежи и позиции, а Асраил приказывал открыть ворота и первым вышел из них, прикрываясь большим щитом и выставив вперед копье Легиона. Он проигнорировал взгляд Ангеллы, которая считала, что он слишком слаб для битвы. Она не стала произносить это вслух, но он прочитал это по ее глазам. Она, как опытный полководец, не стала акцентировать внимание своего немногочисленного войска на слабости Асраила, и наоборот, закричала, что их ведет в атаку лучший воин, которого она когда-либо знала. И это было правдой, Асраил не знал себе равных, что на турнирах, вышибая из седел своих противников так далеко, что они ломали себе порой все кости и зарекались, если выживали, когда-либо брать в руки лэнс – длинную пику для турниров. И в обычных схватках, которых Асраил никогда не избегал, даже сейчас, будучи таким слабым и старым. А один из воинов Легиона уже выдувал из своего рожка мелодию – прообраз гимна Легиона, который так прочно засел в памяти Ангеллы.
– Я не буду отсиживаться за стенами. Легион, за мной! – хрипло прокричал Асраил, и Ангелла мысленно согласилась с ним – уж если Неприкасаемые воевали с кем-то сами, а случалось это нечасто, к ее радости, то они никогда не прятались за стенами своих крепостей. И всегда встречали угрозу грудью. При этой мысли она окинула себя взглядом и провела ладошкой по доспеху, который прикрывал ее перси – своего рода сияющая серебром кираса, которую трудно было пробить даже их
