— Увы, носит, — вздохнул Александр Борисович.
Грязнов отодвинул от себя тарелку с недоеденным пудингом.
— Умеешь ты испортить аппетит, — недовольно произнес он. — Ну хоть не генеральские погоны-то?
— К счастью для тебя, нет. Он полковник. Полковник Шаповалов. Слыхал о таком?
— А то. Пересекались пару раз. Но ничего внятного о нем сказать не могу. С виду — спокойный, властный, уверенный в себе. Глаза не бегают.
— Насчет глаз не знаю, но есть подозрение, что он замешан в делах, которыми мы занимаемся.
Взгляд Вячеслава Ивановича стал удивленным:
— Ты об ограблениях?
— Угу.
Грязнов присвистнул:
— Неслабо. Основания достаточно веские?
— Суди сам…
Александр Борисович рассказал о своей встрече с Коростелем.
— Н-да… — Вячеслав Иванович задумчиво потер пальцами подбородок. — Я ведь и Коростеля твоего знаю. Как ты его назвал — «Человек в футляре»? Так оно и есть. Если этот человек позволил себе что-то высказать вслух, значит, имел на это все основания. Ладно, Сань, с сегодняшнего дня возьмем Шаповалова в разработку.
…Тамара Бойкова отняла платок от глаз и посмотрела на отца Николая. Они сидели в скверике при церкви. Вид у священника был печальный и участливый.
Тамара поправила на голове платок и сказала подрагивающим голосом:
— Отец Николай, я… я не знаю, что мне делать.
Священник протянул руку и погладил Тамару по лежащей на колене ладони.
— Ничего. Все будет хорошо, — сказал он.
— Хорошо? Но как? Петя в тюрьме. Ему грозит большой срок.
— Твой муж не преступник, и это главное. Это была самооборона, и следователь это знает.
Тамара опять всхлипнула. Промокнула глаза платком.
— Господи… — почти шепотом проговорила она, — я не знаю, как я буду без него.
Отец Николай сжал ее руку своими сильными пальцами.
— Будь крепкой в своей вере. Уныние — тяжкий грех. К тому же уныние еще никому и никогда не помогало справиться с проблемой. Поплакать, конечно, надо. Это полезно. Но как только почувствуешь, что слез не осталось, остановись и возьми себя в руки. Ты должна быть сильной. Если не ради себя, то ради дочери.
— Да, я знаю. Но все равно…
Вид у Тамары был несчастный. Под глазами пролегли тени, лицо было припухшим. Отец Николай смерил ее долгим, внимательным взглядом.
— Тебя ведь не только это ночное вторжение тревожит, — снова заговорил он. — Ты думаешь, что тот человек пришел к Петру не просто так. Между ними произошел какой-то важный разговор. И убийство оказалось результатом этого разговора. Тебя тревожит сам разговор, так?
— Так, отец Николай.
— Ты думаешь, что со смертью бандита эта история не закончится, так?
Вместо ответа Тамара лишь всхлипнула.
— У тебя есть догадки? Что на самом деле произошло у вас в доме позапрошлой ночью?
Тамара взволнованно смяла в пальцах платок.
— Я думаю, что бандит был не один. Когда я услышала грохот, я не сразу поняла — откуда он. И подошла к окну. Я видела, как из нашего подъезда выскочил человек. Он сразу же запрыгнул в машину, но я…
— Что?
— Мне кажется, что я его узнала.
— И кто же он?
— Это начальник Пети — Виталий Королев.
— Тот самый? — вскинул кустистые брови отец Николай.
Тамара кивнула:
— Да.
Отец Николай нахмурился. Взгляд его стал тяжелым.
— Ты уверена, что видела его?
— Я… нет, не уверена. На улице было еще темно. И фонарь светил тускло…
— Петр ведь собирался уйти с работы?
— Да, — кивнула Тамара.
— И он сообщил об этом Королеву?
— Да, сообщил.
— А что тот?
Тамара пожала плечами:
— Точно не знаю. Петя сказал, что Королев вроде бы не возражал. Но мне слабо в это верится.
— И ты считаешь, что ночное посещение связано с этим?
И вновь Тамара кивнула.
Отец Николай погрузился в размышления.
— Вот что я тебе скажу, дочь моя, — заговорил он наконец. — Я считаю, что ты должна пойти в милицию и рассказать обо всех своих подозрениях. Зло порождает новое зло, и конца этой цепочке нет. Злодеяния не завершатся сами собой. Их нужно остановить.
— Но ведь я… не уверена.
— Об этом ты тоже скажешь в милиции. Ты сделаешь то, что должна, а их дело — проверить твои слова. — Заметив горькую усмешку на лице женщины, священник кашлянул в кулак и добавил: — Я, конечно, понимаю, что в милиции работают не самые честные люди на земле. Вернее, не все они одинаково честны. Но больше идти некуда. Будем надеяться, что тебе повезет, и ты встретишься с приличным человеком, который профессионально делает свою работу.
Тамара сокрушенно вздохнула:
— Хорошо, батюшка, я так и сделаю. Тем более что другого выхода я и сама не вижу.
Петр Алексеевич сидел на железной кровати, обхватив голову руками. Какой-то бритоголовый уголовник в грязном спортивном костюме окликнул его:
— Эй, Бойков. Оглох, что ли? Тебя зовут.
Петр Алексеевич поднял взгляд. Лысый плотоядно ухмыльнулся:
— Тут на твой счет малява с воли пришла.
— Что? — не понял Бойков.
— Желаешь посмотреть?
Уголовник протянул ему свернутую бумажку. Петр Алексеевич машинально взял ее. Развернул и увидел два перечеркнутых слова: «Тамара. Даша».
Имена были перечеркнуты красным карандашом. А снизу была приписка: «Не забывай».
— Ну что, прочел?
Уголовник выдернул из пальцев Бойкова бумажку, щелкнул колесиком зажигалки и поджег ее.
Петр Алексеевич посмотрел, как темнеет и скукоживается листок бумаги, и в сердце у него засаднило.
— От кого эта малява? — спросил он, хотя сам знал ответ на свой вопрос.
— Неважно. Отдыхай.
— Но…
— Отдыхай, я сказал!
Через десять минут Бойкова повели на допрос.
Следователь был молодой, на вид лет двадцати пяти, не больше. Он был худощав и розовощек. Редкие волосики были аккуратно зачесаны набок, на тонкой переносице поблескивали очки в круглой металлической оправе.
— Здравствуйте, Петр Алексеевич. Я ваш следователь. Зовут меня Кынев Александр Вадимович. Вы готовы к разговору?
Бойков разлепил сухие губы и тихо проговорил:
— Да.
— Отлично. — Следователь улыбнулся. — Начнем, пожалуй, с оружия. Откуда у вас был револьвер?
— Не помню.
Кынев нахмурил редкие бровки.
— То есть как — не помните? Бойков, мне нужна правда. И вам она нужна. Мы должны выяснить все обстоятельства дела. Слышите? Все! Итак, начнем сначала — откуда у вас револьвер?
Петр Алексеевич вздохнул:
— Хорошо. Калачев сам его принес.
— Зачем?
— Он хотел… хотел мне его продать.
— Интересно, — ухмыльнулся следователь Кынев. — Так вы у нас, значит, коллекционер? Собираете огнестрельное оружие, а, Петр Алексеевич?
— Не совсем. Но собирался начать.
— Ну хорошо. Звучит все это как полный бред, но предположим, что вы не врете. Калачев сказал вам, где он взял этот револьвер?
Петр Алексеевич покачал головой:
— Нет.
Кынев задумчиво постучал по столешнице пальцами:
— Ну хорошо. Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: почему в барабане была всего одна пуля?
— А там была одна?
— Да. Представьте себе.
Бойков пожал плечами:
— Я не знал. Я же говорю, Калачев принес мне этот револьвер на продажу. А в барабан я не заглядывал.
Лицо Кынева стало сердитым.
— Бросьте придуриваться, Бойков, — строго сказал он. — Вам это не идет. Вы же серьезный, взрослый человек. И понимаете, что вам придется за все ответить. Зачем вы лжете?
— Я не лгу.
— Ну хорошо. Продолжим. Как получилось, что вы застрелили Калачева?
— Это был… несчастный случай.
Следователь Кынев насмешливо кивнул:
— Я так и думал. Давайте в деталях.
— Он протянул мне револьвер, я стал его разглядывать. И случайно нажал на спусковой крючок.
— А курок, выходит, уже был взведен?
Петр Алексеевич пожал плечами:
— Видимо, я сам его и взвел.
— Что значит «видимо»? — сощурился Кынев.
— Ну хорошо. Я сам его взвел.
— Зачем?
— Чисто машинально. Знаете, когда держишь в руках револьвер, пальцы сами делают все эти движения.
— Какие движения?
— Ну эти… из ковбойских фильмов. Вот и я это сделал. Взвел. А потом нажал.
Кынев улыбнулся и покивал. Потом участливо спросил:
— Вы сами-то верите в эту ахинею, Петр Алексеевич?
— А почему нет? — пожал он плечами.
Некоторое время Кынев с интересом разглядывал своего подопечного. Затем достал из ящика стола лист бумаги, пробежал по нему взглядом и сказал:
— А вот ваша жена утверждает, что Калачев собирался вас убить. И вы выстрелили в него, обороняясь. Как вы это объясните, Петр Алексеевич?
