— Моей жены там не было, — угрюмо ответил Бойков. — Она спала наверху и ничего не могла видеть.
Следователь вновь уткнул взгляд в бумагу:
— Она также утверждает, что видела из окна спальни удаляющегося человека, — продолжил он. — И даже назвала его. Знаете, кто он?
— Понятия не имею. Да и при чем тут это?
— Его зовут Виталий Королев. — Следователь в упор посмотрел на Бойкова. — Что вы об этом скажете?
— Видите ли, гражданин следователь, у нас перед подъездом очень тусклый фонарь. А мы живем на третьем этаже. При всем желании там ничего нельзя было разглядеть.
— Тогда почему она так утверждает?
Бойков подумал и ответил — абсолютно серьезным голосом:
— Видимо, ей что-то почудилось. Или приснилось.
— Н-да, — протянул Кынев. — Вообще-то она и сама не уверена в том, что видела именно Королева.
— Вот видите, — сказал Петр Алексеевич.
— Ну хорошо. Калачев пришел к вам один?
— Да.
— А почему в такое странное время? Ведь на часах было всего четыре часа утра.
— Видите ли… У меня была бессонница. И я позвонил Калачеву. Я знал, что он тоже страдает бессонницей.
— Так-так.
— Ну вот. Я позвонил, и он мне сказал: «Ты же вроде собирался коллекционировать оружие?» Я говорю: «Да, собирался». А он мне: «Есть неплохой экземпляр». Ну я и пригласил его к себе.
— В четыре часа утра? — улыбнулся Кунев.
— А что тут такого? Знаете, как сказал один поэт? Он сказал: «Дружба — понятие круглосуточное». Я позвонил, Калачев приехал. К тому же моя жена не одобряла мое желание стать коллекционером оружия. А тут она спала, и мы могли спокойно обсудить наши дела.
Некоторое время Кынев смотрел на Бойкова, потом сказал:
— Знаете что, Петр Алексеевич, вам бы только сказки писать. С вашей-то фантазией.
— Я подумаю над вашим предложением, — спокойно ответил Бойков. Затем помял виски пальцами и сказал: — Александр Вадимович, у меня страшно болит голова. И тошнит. Я скверно себя чувствую. Можно перенести допрос на завтра?
— Нет, нельзя, — строго произнес Кынев. — Вы хоть понимаете, что вам будет предъявлено обвинение в умышленном убийстве, а также в хранении оружия? И ответить придется сполна.
Петр Алексеевич равнодушно пожал плечами:
— Воля ваша. Если надо будет — я отвечу. Но сегодня я ничего больше вам не скажу. Только завтра. Завтра я весь ваш.
И сколько ни старался следователь Кынев, подследственный Бойков сдержал свое слово.
Глава пятая
Полковник Шаповалов сидел в глубоком кресле и смотрел на Короля напряженным взглядом. Взгляд Короля был спокойным и каким-то затуманенным, словно он выкурил папиросу с марихуаной.
— А теперь поговорим о твоем бухгалтере, — сухо сказал Шаповалов.
— О бухгалтере? — Король небрежно дернул плечом. — А чего о нем говорить? Он чалится на нарах.
— Я это знаю. — На скулах полковника поигрывали желваки. — Ты думаешь, он сможет долго держать рот на замке?
Король усмехнулся:
— А куда он денется? Петя, конечно, дурак, но он не подонок. Он не станет рисковать жизнью жены и дочери.
Однако у полковника этот довод не вызвал одобрения. Он покачал головой и сказал:
— Король, тюрьма ломает людей, ты и сам это знаешь.
— Не всегда, — возразил Король. — Некоторых ломает, а некоторых делает сильней.
— Но твой Бойков человек слабый. Ты сам об этом говорил.
Король зевнул и лениво спросил:
— Короче, Роман Иванович, хватит ходить вокруг да около. Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю завершить то, что вы с Калачом начали делать той ночью. Только без дурацкой клоунады и игры в рулетку.
Лицо Королева помрачнело, и Шаповалов быстро добавил:
— Король, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты отличный парень и дело знаешь. Но я всегда тебе говорил: тяга к красивым жестам сыграет с тобой дурную шутку.
— Красоту моих жестов я с тобой обсуждать не собираюсь, — холодно ответил Королев.
— И не надо. Я о другом. Бойков должен лежать в гробу, а вместо этого он сидит перед следователем. И это твоя ошибка.
Король молчал. Шаповалов нахмурился и угрожающе придвинул к нему лицо.
— Виталий, ты представляешь, сколько поставлено на карту? — глухо проговорил он.
— Вполне, — ответил Король.
— И ты готов всем этим рискнуть?
Королев провел по лицу рукой, словно снимал с него паутину, и грубо ответил:
— Бойков не заговорит. Я это обеспечу.
— Каким образом?
— Самым надежным. — Король усмехнулся и провел ногтем большого пальца себе по шее.
Полковник кивнул и облегченно откинулся в кресле:
— Я знал, что мы поймем друг друга. Как ты намерен это сделать?
— Я наводил справки. В одной камере с Бойковым сидит урка по кличке Хабаровский. Это некий Степа Райков. И он мой давний должник.
— За что он сидит? — поинтересовался Шаповалов.
— За поножовщину. Светит Степе червонец как минимум.
— Гм… Он сможет сделать все так, как надо?
— Сможет. Опыт по этой части имеется. Малява придет сегодня к ночи, я постараюсь.
— Хорошо. — Шаповалов сухо улыбнулся. — Вот теперь я действительно спокоен. Думаю, у нас все получится. Если бы твои люди не пришили случайно того депутата, все было бы легче легкого. Но теперь Генпрокуратура землю носом роет.
— Всего не предусмотришь, — ответил Король и протянул руку к бутылке виски.
Полковник Скворцов занимал должность начальника тюрьмы всего восемь месяцев. И эти восемь месяцев стоили ему столько сил и здоровья, сколько не стоили предыдущие двадцать пять лет службы в органах. Однако Скворцов был не из тех, кто жалуется на жизнь. Еще в молодости он твердо для себя усвоил: «Нас никто не обязан жалеть, нам никто не обязан помогать. Жизнь гнусная штука, но повезло, что у нас есть хоть такая». И всю последующую жизнь это простое правило помогало ему преодолевать невзгоды и радоваться приятным мелочам.
Вот и сейчас полковник Скворцов поднес к носу чашку с жасминным чаем и, жадно вдохнув горячий аромат жасмина, так блаженно сощурил глаза, словно держал в руках чашку с эликсиром молодости.
Но насладиться ароматом жасмина ему не дали. Кто-то вежливо постучал в дверь. Скворцов поставил чашку на стол и громко сказал:
— Входите!
На пороге появилась неуклюжая фигура капитана Васнецова. Он прошел к столу и протянул Скворцову маленький листок бумаги:
— Товарищ полковник, только что перехватили.
— Что это?
— Похоже, малява.
Скворцов взял листок и пробежал по нему глазами. Лицо его посерело.
— Кому это предназначалось, выяснили? — спросил он.
Капитан качнул головой:
— Нет.
— Плохо. Ладно, иди, капитан.
Капитан козырнул и вышел из кабинета.
Несколько минут полковник Скворцов сидел за столом с задумчивым видом, постукивая по столу толстыми пальцами. Потом протянул руку к трубке телефона.
Номер он набрал по памяти. Приложил трубку к большому уху:
— Алло, Грязнов?.. Вячеслав Иванович, это Скворцов беспокоит… Да, дела закружили. Но я обязательно… Хорошо, Слава. Я, собственно, вот по какому вопросу тебе звоню. Мои ребята тут маляву перехватили. Одного моего сидельца собираются отправить на тот свет. Фамилия Бойков. Так вот… Ты вроде говорил, что в сферу твоих интересов попал авторитет по кличке Король… Да, Виталий Королев. Так я это к тому, что малява вроде как пришла от самого Короля… Сам не поверил. Видно, в большой спешке готовилась… Ну да, ну да… Что?.. Сидит по обвинению в предумышленном убийстве. Застрелил приятеля у себя в квартире, ночью… Хорошо. Да какая уж там благодарность, одну ведь работу делаем. Хотя от бутылки хорошего коньяка не откажусь… Да, Бойков. Петр Алексеевич… Давай, до связи!
Полковник положил телефонную трубку на рычаг и вновь вернулся к своему жасминному чаю, который успел за это время изрядно подостыть.
…Вячеслав Иванович Грязнов набрал номер телефона руководителя Федеральной службы исполнения наказаний Минюста.
— Слушаю.
— Алло, Павел Макарыч, это Грязнов говорит.
— Вячеслав Иванович? Рад тебя слышать! Как живешь-поживаешь?
— Хорошо поживаем. Слушай, у меня к тебе срочное дело. Все необходимые бумаги я подготовлю, но на это уйдет время. Поэтому, будь другом, сделай кое-что для меня — прямо сейчас.
— Не вопрос. Что за дело?
— Необходимо перевести одного заключенного. На него отправили маляву с воли. Если не перевести — парень не жилец.
— А тебе-то он зачем нужен?
— Очень важный свидетель.
— Гм… Ты в этом лично заинтересован?
— Да. Я занимаюсь этим делом. Лично, Паша, лично! И ты меня очень обяжешь.
— Да брось ты, ей-богу. Где твой клиент сидит?
— В Матросской Тишине.
