— Погоди секундочку. — Элоиза подняла голову и крикнула: — Это ты, Рамона?
— Да, — ответил детский голосок.
— Закрой за собой, пожалуйста, дверь, — сказала Элоиза.
— Это Рамона? Ой, до смерти хочу ее увидеть. Представляешь, я же ее не видела с тех пор, как у нее…
— Рамона, — крикнула, закрыв глаза, Элоиза. — Зайди на кухню, пусть Грейс тебе галоши снимет.
— Иду, — ответила девочка. — Пошли, Джимми.
— Ой, я просто до смерти хочу ее увидеть, — сказала Мэри Джейн. — Ой господи! Ты посмотри, что я наделала. Я ужасно извиняюсь, Эл.
— Оставь. Оставь, говорю, — сказала Элоиза. — Я этот чертов ковер все равно терпеть не могу. Я тебе еще принесу.
— Нет, смотри — у меня еще больше половины! — Мэри Джейн показала ей стакан.
— Точно? — спросила Элоиза. — Дай-ка сигаретку.
Мэри Джейн протянула свою пачку:
— Ой, просто до смерти хочу ее увидеть. На кого она сейчас похожа?
Элоиза чиркнула спичкой.
— На Акима Тамироффа.
— Нет, серьезно.
— На Лью. Она похожа на Лью. Когда его мамаша приезжает, они все смахивают на тройняшек. — Не вставая, Элоиза дотянулась до стопки пепельниц на дальнем краю журнального столика. Ей удалось поднять верхнюю и переставить себе на живот. — Мне нужен кокер-спаниель или кто-нибудь, — сказала она. — Чтобы смахивал на меня.
— Как у нее с глазами? — спросила Мэри Джейн. — В смысле, не хуже, а?
— Господи! Да вроде нет.
— Она без очков вообще видит? В смысле, если ей ночью в туалет надо встать или еще зачем?
— Она никому не говорит. Вся из себя такая таинственная.
Мэри Джейн повернулась на стуле.
— Ну, здравствуй, Рамона! — сказала она. — Ой какое красивое платьице! — Она отставила стакан. — Ты, наверное, меня уже не помнишь, Рамона.
— Конечно, помнит. Кто это, Рамона?
— Мэри Джейн, — ответила Рамона и почесалась.
— Великолепно! — сказала Мэри Джейн. — Рамона, ты не чмокнешь меня в щечку?
— Прекрати, — сказала Рамоне Элоиза.
Рамона перестала чесаться.
— Ты не чмокнешь меня в щечку, Рамона? — снова спросила Мэри Джейн.
— Я не люблю никого чмокать.
Элоиза фыркнула и спросила:
— А где Джимми?
— Тут.
— Кто это — Джимми? — спросила Мэри Джейн у Элоизы.
— Ох господи. Это ее ухажер. Ходит за ней хвостиком. Делает то же самое. И все с большой помпой.
— Правда? — восторженно вскрикнула Мэри Джейн и подалась вперед. — У тебя есть ухажер, Рамона?
Глаза девочки за толстыми очками не отразили ни капли воодушевления Мэри Джейн.
— Мэри Джейн задала тебе вопрос, Рамона, — сказала Элоиза.
Рамона сунула палец в нос-кнопку.
— Прекрати, — сказала Элоиза. — Мэри Джейн спросила, есть ли у тебя ухажер.
— Да, — ответила Рамона, не отвлекаясь от носа.
— Рамона, — сказала Элоиза. — Перестань. Сию секунду.
Рамона опустила руку.
— Ну, по-моему, просто чудо, — сказала Мэри Джейн. — Как его зовут? Ты мне скажешь, Рамона? Или это большая тайна?
— Джимми, — ответила Рамона.
— Джимми? Ой, я обожаю имя Джимми! Просто Джимми, Рамона?
— Джимми Джиммерино, — ответила Рамона.
— Стой спокойно, — сказала Элоиза.
— Да! Вот так имечко. И где сейчас Джимми? Ты мне скажешь, Рамона?
— Тут, — ответила Рамона.
Мэри Джейн огляделась, потом перевела взгляд на Рамону, улыбаясь как можно шире.
— Где — тут, лапуся?
— Тут, — ответила Рамона. — Я держу его за руку.
— Не понимаю, — сказала Мэри Джейн Элоизе, которая как раз допивала.
— А что ты на меня смотришь? — ответила та.
Мэри Джейн снова перевела взгляд на Рамону.
— Ой, я догадалась. Джимми — это невидимый дружок. Великолепно. — Мэри Джейн участливо подалась вперед. — Ну здравствуй, Джимми.
— Он с тобой не будет разговаривать, — сказала Элоиза. — Рамона, расскажи Мэри Джейн про Джимми.
— Что рассказать?
— Встань ровно, пожалуйста… Расскажи ей, как он выглядит.
— У него зеленые глаза и черные волосы.
— А еще?
— Нету мамы и папы.
— А еще?
— И веснушек нету.
— А еще?
— Есть сабля.
— А еще?
— Не знаю, — ответила Рамона и снова принялась чесаться.
— Какой красивый! — сказала Мэри Джейн и подалась еще ближе. — Рамона. Скажи мне. А Джимми снял галоши, когда вы в дом вошли?
— У него сапоги, — ответила Рамона.
— Великолепно, — сказала Мэри Джейн Элоизе.
— Не то слово. Я целыми днями это слышу. Джимми с ней ест. Купается с ней. Спит с ней. Она в постели на самый край сползает, чтоб ненароком его не задеть, если будет ворочаться.
Мэри Джейн все эти сведения, похоже, так увлекли и восхитили, что она прикусила нижнюю губу — затем отпустила и спросила:
— А откуда у него такое имя?
— Джимми Джиммерино? Бог его знает.
— Может, так мальчика по соседству зовут?
Зевнув, Элоиза покачала головой.
— По соседству нет никаких мальчиков. Здесь вообще детей нет. Меня зовут Тучной Кучей за гла…
— Мама, — сказала Рамона, — а можно я еще погуляю?
Элоиза посмотрела на нее.
— Ты только что пришла, — сказала она.
— Джимми опять хочет на улицу.
— Интересно знать, зачем?
— Забыл саблю.
— Ох, опять он со своей чертовой саблей, — сказала Элоиза. — Ладно. Иди. Галоши не забудь надеть.
— Дай я возьму? — спросила Рамона, извлекая из пепельницы обгоревшую спичку.
— Можно мне взять. Можно. Не бегай, пожалуйста, на дорогу.
— До свидания, Рамона! — пропела Мэри Джейн.
— Пока, — ответила девочка. — Пошли, Джимми.
Элоиза вдруг вскочила.
— Давай стакан, — сказала она.
— Нет, честно, Эл. Я должна быть в Ларчмонте. Мистер Вайинберг — он же такой милый, не хочется…
— Позвони и скажи, что тебя убили. Да отпусти ты этот чертов стакан.
— Нет же, честно, Эл. Там уже так подморозило, что просто ужас. А у меня в машине антифриза почти нет. То есть, если я не…
— Так и пускай морозит. Иди и звони. Скажи, что умерла, — сказала Элоиза. — Давай сюда.
— Ну-у… Где телефон?
— Он отправился, — ответила Элоиза, унося пустые стаканы в столовую, — сюда. — Она резко остановилась на половице между гостиной и столовой и крутнула бедрами. Мэри Джейн хихикнула.
— То есть, ты же не знала Уолта на самом деле, — говорила Элоиза без четверти пять, лежа на полу и утвердив стакан на маленькой груди. — Из всех знакомых мальчиков он один меня смешил. То есть, смешил по правде. — Он посмотрела на Мэри Джейн. — Помнишь тот вечер — в наш последний год, — когда эта чокнутая Луиза Хермансон ворвалась к нам в таком черном лифчике — в Чикаго купила?
Мэри Джейн хихикнула.
Она лежала на кушетке ничком, упершись подбородком в подлокотник, лицом к Элоизе. Стакан ее стоял на полу — только руку протяни.
— Вот так вот он меня смешил, — сказала Элоиза. — Когда разговаривал со мной. Даже по телефону. Даже в письмах. А лучше всего, что он даже не острил никак специально — он просто был смешной. — Она слегка повернула голову к Мэри Джейн. — Эй, не кинешь мне сигаретку?
— Я не достану, — ответила Мэри Джейн.
— Вот коза. — Элоиза снова перевела взгляд на потолок. — Однажды, — сказала она, — я упала. Обычно я его на автобусной остановке ждала, прямо возле армейского магазина, и как-то раз он опоздал, автобус уже поехал. Мы побежали, я упала и ногу подвернула. Он тогда говорит: «Бедный Дядюшка Хромоног».[58] Это он так про мою ногу. Бедный Дядюшка Хромоног, говорит… Господи, какой он был симпатичный.
— А у Лью нет чувства юмора? — спросила Мэри Джейн.
— Что?
— У Лью разве нет чувства юмора?
— Ох господи. Кто ж его знает? Есть. Наверное. Ну, над комиксами он смеется. — Элоиза подняла голову, сняла с груди стакан и отпила.
— Ну что, — сказала Мэри Джейн. — Это еще не все. В смысле, это же еще не все.
— Что не все?
— Ой… ну как бы. Смешочки и прочее.
— Кто сказал? — ответила Элоиза. — Слушай, если ты не в монастырь подалась какой-нибудь, не грех и посмеяться.
Мэри Джейн хихикнула.
— Ты уж-жасная, — сказала она.
— Ах, господи, какой же он симпатичный был, — сказала Элоиза. — Или смешной, или симпатичный. Не по-мальчишески такой симпатичный. По-особому. Знаешь, что он как-то раз сделал?
— Не-а, — ответила Мэри Джейн.
— Мы в поезде ехали из Трентона в Нью-Йорк — сразу как его призвали. В вагоне было холодно, и я нас обоих своим пальто как бы накрыла. А под низом у меня, помню, был кардиган Джойс Морроу — помнишь, синенький такой у нее был, славный?
