или 500 экземпляров. Размер тиража CD обусловлен исключительно технологическими особенностями их издания в России. Экономически наиболее выгодный тираж — от 1000 и выше, но если у издателя очень большие сомнения в реализации, то можно попробовать издать по более высокой себестоимости всего 500 (это минимум, при этом печатается все равно 1000 комплектов полиграфии). Найти эти диски можно в тех же московских элитарных магазинах-издательствах, где и книжки современной поэзии. Лучше всего распространяются они, как правило, после выступлений авторов непосредственно в клубах. Существенная часть гонорара в виде доли тиража расходится в виде подарков — друзьям и знакомым, promo.
В советское время такие музыканты и поэты вели полуподпольное существование. Приходили к кому-нибудь на конспиративную квартиру и там давали концерты. Помню такой концерт Майка и Рыбы у какого-то комсомольского работника в его шикарной четырехкомнатной квартире в 1984 году в Москве, на проспекте Мира. Позднее помнятся квартирники Башлачева, Парщикова. Я и сам играл на квартирниках в Москве, Питере и Риге, иногда замаскированных под дни рождения или еще какие праздники.
И вдруг — краткий взлет общественного интереса в конце перестроечной эпохи. Книжный бум — люди читали в транспорте отнюдь не газету «Московский комсомолец» и не «иронические детективы» Дарьи Донцовой. В 1989 году вышли пластинки Сергея Курехина «Полинезия», Валентины Пономаревой «Искушение», у «Три „О“» — «Три отверстия». Я участвовал в записи всех трех пластинок, поэтому знаю их судьбу. Согласно ежеквартальным донесениям ВААП (Всесоюзного агентства по авторским правам), тираж первой российской фри-джазовой пластинки «Три „О“» на «Мелодии» перевалил за отметку 30 000. «Мелодия» возликовала. В 90-м музыканты «Три „О“» получили заказ на второй диск и бросились его записывать. Однако случилось то, что случилось в 1991 году. Второй диск «Три „О“» с трудом удалось издать в виде компакт-диска «SoLyd Records» лишь в 1994-м начальным тиражом в 500 экземпляров. Потом допечатали еще 500… Следующий диск «Три „О“» (с Д.А. Приговым) вышел таким же тиражом через 8 лет в серии «Русская экстремальная культура» и по крайней мере до конца 2008-го оставался единственным диском, выпущенным в этой серии.
Период общественного интереса к культуре совпал с периодом имитации интереса к СССР и России на Западе (с 1988-го по декабрь 1991-го). Затем этот интерес «внезапно» иссяк. Западные спецслужбы закончили развал СССР и, сочтя задачу выполненной, прекратили финансирование всевозможных обществ дружбы, культурферайнов, поэтических встреч, музыкальных фестивалей, культурных обменов, городов-побратимов, круглых столов, фондов развития, семинаров и т. п. Местами по инерции все это еще продолжалось, затухая, в течение 2 лет (полученные средства надо было освоить и потратить). А местами все порушили в одночасье — например, в Нью-Йорке «International Publisher Exchange Fund» и его филиалы в Лондоне и Париже уже к 1992 году закрыли, а людей бесцеремонно выкинули на улицу. Начались бюрократические проволочки с въездными визами, всяческие ограничения на работу…
Однако у творцов за этот краткий период успела сложиться вредоносная иллюзия преувеличенной собственной роли в мировом культурном процессе, как у Васисуалия Лоханкина с его ролью в русской революции.
В 1991–1993 годах началась маргинализация новой музыки и литературы. Книжки издавались за счет авторов, продать их стало почти невозможно. Авторы носили с собой портфели с книжками, при первом удобном случае извлекая их и надписывая дарственные надписи (у меня собралась коллекция таких книг).
Некоторые художники слова оказались востребованы СМИ в каких-то причудливых ипостасях — ведут колонки нумерологии, астрологии, что-нибудь полезное рецензируют. По дружбе могут и меня прорецензировать. Иногда даже очень смешно получается: «Женский журнал „ELLE“ выбирает»! „ELLE" выбирает, выбирает и, выбрав, советует милым дамам Пятый концерт Людвига ван Бетховена для фортепьяно с оркестром, новый диск Мумий Тролля и вышеупомянутый «Триалог» ансамбля «Три „О“».
Можно, оказалось, и поэту анонимно в рекламе подвизаться. Сочинять рекламные стишки, лозунги, речевки. Музыканты тоже не отстают. Вот один из музыкантов культовой группы «Вежливый отказ» успешно сочиняет музыку для рекламных видеороликов. Во-первых, имя его почти нигде не засвечивается (не то что у музыкантов «Машины Времени», ставших просто символами продажности), во-вторых — оплата посекундная. Это почти так же выгодно, как когда актеру, прозябающему на классических ролях в «Трех сестрах» или «Короле Лире» за треть средней московской зарплаты, вдруг привалит великая удача сняться в сериале или в рекламе кухонной мебели, игральных автоматов, не говоря уже о рекламе пива!
Но почему-то оригинальной музыки мало сочиняется. Нужно, чтобы еще и узнаваемо было, чтобы проникало в сознание помимо воли слушателя. Приходится творчески переосмысливать творения, например, Нино Рота или «Лед Зеппелин», аргументированно и ловко парировать оперативно присылаемые зарубежными агентствами обвинения в плагиате.
Иные музыканты подаются в сферу общественных связей и предвыборных технологий. Вот один гитарист играл когда-то в студии с Робертом Фриппом, даже, по его собственным рассказам, был депортирован из Калифорнии в Мексику. Теперь преимущественно занимается предвыборными кампаниями в регионах (раньше это называлось «на периферии») — Сибирь, Кубань, Тамбовская область, Киев и вообще Украина. Ваяет на «Макинтоше» аудио- и видеоролики, плакаты с изображением Брежнева, монтажи с голосом Горбачева (для Дадуды).
Вкусы и интересы общества теперь регулируются СМИ. Постмодернистская идеология всеобщего релятивизма порождает соответствующие процессы и в рок-музыке. Рок-музыканты, правда, уж совсем низко опустились. Панки и другие борцы за всеобщую свободу теперь могут и на корпоративных вечеринках тайно поиграть. На таких эксклюзивных вечеринках бизнесмены слушают их и вспоминают былые безумства своей молодости.
Если бы Джими Хендрикс и Дженис Джоплин ожили, они бы очень удивились, обнаружив своих как бы последователей — русских рокеров в рекламных ТВ-передачах, на рекламных щитах; услышав свою музыку, чудесно искаженную и преображенную в рекламе таблеток то от поноса, то от запора.
Когда-то в начале восьмидесятых София Асгатовна Губайдуллина рассказывала мне, что после окончания консерватории каждый выпускник получал предложение написать что-нибудь в крупных формах — ну, скажем, симфонию о Ленине, ораторию о партии, кантату, посвященную съезду комсомола, или там что-нибудь про какую-нибудь Малую Землю. Заказ этот означал впоследствии Госзаказ и издание партитур, квартиру, дачу и возможность работать и писать что угодно, без сковывающей цензуры. Интересно, что, по ее словам, те, кто соблазнился по-раскольниковски, мол, сейчас один раз отпишусь — зато дальше будет возможность писать настоящую музыку и ее будут исполнять, впоследствии как-то не состоялись, хотя до этого своего рокового выбора подавали большие надежды. Вот такое вот «единожды солгав» получалось… Не состоялись в ее, Софьи Асга-товны, конечно, смысле, а не в смысле дач, квартир, СМИ (то есть «любви народной»).
Теперь рок-музыканты получают звания, медали и ордена,
