— Усерднее, тварь! — схватив её за волосы, норн ткнул несчастную носом в пятна. — А то языком будешь лизать!
— А и правда, Тадеуш, пусть языком полижет, — с готовностью откликнулся его друг.
— Слышала?!
Торха даже не попробовала возразить, сделав то, что от неё хотели.
Потом тот же друг 'вспомнил', что Тадеуш ещё не показывал свою красотку, и девушку потащили в соседнее помещение 'на смотрины'. Вывели в проходную комнату, в которой торхи должны были дожидаться своих хозяев, и, кажется, раздели.
Я не смотрела, но, так как стояла неподалёку от двери, слышала сальные комментарии и унизительные приказы развлекающихся со скуки дворян.
Подавив желание высказать всё, что я думаю об этих людях, сжимая кулаки, я забилась в уголок, напоминая себе, чем карается оскорбление норна. А оскорбить хотелось.
Та торха была такой покорной, такой забитой… Позволь мой хозяин что-то подобное, я бы сопротивлялась, ему бы пришлось меня заставить.
По сравнению с той скотиной Тадеушем виконт Сашер Ратмир альг Тиадей казался светлым духом.
— Чтоб тебя на том свете разодрали все демоны Тьмы! — услышав громкое 'Не надо!' девушки, я не выдержала и разразилась проклятиями, жалея, что под рукой нет ничего, чем можно убить. А то бы, видит Шоан, вошла бы в соседнюю комнату и прикончила эту свинью.
Они же наверняка её насилуют, а никому и дела нет! Как же, если один из насильников — её хозяин, а другой — его друг, получивший разрешение приятеля, то всё в рамках закона! А, может, не насилуют, а избивают, потешаясь над попытками жертвы защититься.
— Будьте прокляты до девятого колена! Чтоб вороны выклевали ваши глаза, а мародёры разграбили могилу! Чтобы вас изнутри съели черви! — гневные слова рвались из горла нескончаемым потоком.
Не выдержав, я встала, выхватила из рук оторопевшей хыры неоткупоренную бутылку и решительно направилась к двери.
Я не буду это слушать, я не стану этому потворствовать. Пусть убьют, но я помогу этой девушке. Да и для меня мучения рабства кончатся. Всё равно до повешенья не доживу, умру ещё в руках квита. Может, он сжалится и первым же ударом сломает мне позвоночник. Или меня убьёт дружок этого Тадеуша.
Подойдя к двери, глубоко вздохнула, взяла оружие поудобнее и потянулась к дверной ручке.
— Отдай, ненормальная, мне твой труп не нужен! — бутылку у меня отобрали, ухватили за талию и оттащили подальше.
Я отчаянно впилась ногтями в руки хозяина, желая довести начатое до конца, но он был сильнее. Сжав одной рукой оба моих запястья, другой дал пощёчину, отрезвляя мысли.
— Ну, пришла в себя? Не лезь не в своё дело. О себе бы думала, а не о других. По-хорошему, прямо здесь тебя надо наказать за преступные намерения, но не хочется. Дома поговорим. От себя больше не отпущу, а то опять что-то в голову взбредёт.
Я дёрнулась и сжала зубы от боли — так сильно хозяин стиснул мои руки. А потом отпустил, оставив красные следы на коже.
— Все араргцы — сволочи! — в сердцах выкрикнула я. — Бессердечные жестокие твари, продавшие душу Тьме.
Норн сверкнул глазами и прошипел:
— Язык прикуси! Я серьёзно, зелёноглазка, могу и ударить. Намного больнее будет. Не вынуждай.
Я знала, что серьёзно, но та девушка… Я перестала слышать её причитания, и это пугало меня ещё больше.
Метнулась к поставленной на пол бутылке… и упала, растянувшись на полу.
Ушибленная лодыжка, по которой нанесли удар, ныла, но абсолютно так же ныла и рука, которую я инстинктивно выставила вперёд. Надеюсь, не сломала.
Все смеются, потешаются надо мной, а мне горько.
Хозяин не помешал мне подняться, и я поняла, почему: Тадеуш с другом уже вышли.
Теперь я видела всхлипывающую, сидящую на полу полуголую заплаканную торху с какими-то узорами на теле. Приглядевшись, я поняла, что это написано углём имя владельца
Торопливо одевшись, девушка поплелась за хозяином: место торхи — у его ног.
Не говоря ни слова, мой норн приказал следовать за ним. Он был сердит, но, надо отдать должное, больше ни разу не ударил и не оскорбил.
Потом торх выгнали, и мы добрых два с половиной часа просидели в душном помещении. Скрасить наш быт усердно старались хыры, среди которых я заметила много мальчиков. Догадываюсь, зачем они во дворце…
Хыры обмахивали нас гигантскими веерами, приносили воду и некрепкое вино, фрукты и нехитрые закуски.
Разговоры велись, разумеется, о хозяевах и нелёгкой доле личной рабыни.
Не хотелось бы мне участвовать в тех оргиях, которые описывали девушки! Терпеть не могу пьяных мужчин, а целовать пьяного, прикасаться к нему, ублажать под комментарии зрителей… А ведь такие закрытые попойки в Гридоре не были редкостью, торха же обязана всюду следовать за своим хозяином, если он пожелает.
— Меня даже в бордель брали, — рассказывала одна, — у местных жриц любви учиться.
Другая вспоминала, что хозяин иногда одалживал её друзьям на пару часов. Третья ненавидела ночь за окровавленные простыни — её мучитель действовал, как зверь, врача же вызывал редко, только когда торха не могла самостоятельно встать. Зато с женой он был мягок и предупредителен.
Разумеется, жизнь не всех торх была наполнена ужасами и болью. Я слышала и рассказы о спокойной размеренной жизни в хозяйском доме, об удовольствии, которое можно испытывать с мужчиной, о детях, подарках, собственных покупках на подаренные деньги. У некоторых были даже собственные хыры. Они не желали возвращаться на родину — 'Что я там забыла? Родные давно мёртвой считают, если сами живы, нищета, неустроенное будущее. Замуж выйдешь — не лучше, чем сейчас будет. Думаете, жён не бьют? Ещё как! И мужья, и их братья. А тут пальцем тебя никто, кроме норна не тронет. Если не дура, как любовница жить будешь'.
— Меня мой хозяин устраивает, — возразила в ответ на обвинение норнов в повальной жестокости одна из торх. — В постели мужик хороший. Впрочем, он не часто к себе зовёт, а деньги даёт регулярно. Не бьёт, даже не оскорбляет. Я себе такие вещи купила, которых на свободе не было. С госпожой общий язык нашли, вместе за покупками ходим. За детишками их присматриваю, в школу мальчишек провожаю. Один день в неделю могу делать всё, что захочу. За пределы города свободно выпускают, если надобность есть. Единственное, что плохо, — любовника не заведёшь. Но, думаю, эту проблему я тоже как-нибудь решу.
Дверь распахнулась, прервав наш смех — одна из торх поведала забавную историю, и на пороге возник мой хозяин.
Предчувствуя, что сейчас придётся расплачиваться за благородные душевные порывы, я встала и, не дожидаясь приказа, подошла к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
