в Межградие. Но тут на помощь татарам пришли лучники. Русичи стали нести потери. А ответный удар татарской конницы заставил их попятиться к перекидному мосту. Со всех стен кремля и Среднего города на татар сыпались стрелы и камни, но они все равно стремительно продвигались дальше, не считаясь с потерями. Татары смогли обойти сбоку русичей и захватить перекидной мост в княжеский кремль, отрезав Юрию путь к отступлению.
Еще один мост через ров был опущен напротив, в башне Среднего города. Именно к нему татары оттеснили остатки почти разбитой дружины Юрия, пытаясь окружить и пленить князя. Увидев, что посланцы Батыя могут прорваться через этот мост за последнюю, неприступную еще стену, Коловрат полетел вниз, увлекая за собой горстку ратников.
Пронесшись по боковой улице, застроенной теремами купцов, Евпатий оказался почти у ворот и вдруг увидел самого князя, который проскакал сквозь них с остатками своего войска. Из верных дружинников Юрия в живых оставалось меньше сотни витязей.
Перед башней с воротами находилась небольшая площадь, от которой улицы расходились тремя лучами в город. Юрий развернул своих ратников и вновь выстроил их в центре площади для отражения атаки. Воевода кричал на скаку охранникам башни, чтобы те закрыли ворота. Но было уже поздно: на плечах отступавших русичей татары ворвались в город.
Глава шестнадцатая
Ряженый мертвец
В завязавшейся схватке на площади рязанцам удалось ненадолго остановить татарский натиск. Ратники Юрия стояли насмерть, разя наседавших врагов. Подоспевший Коловрат со своими людьми попытался пробиться к воротам, чтобы закрыть их, но безуспешно. На этом пути он скосил немало татарских голов, но цели не добился и потерял почти всех своих воинов. С горсткой из них воевода был вынужден отступить к центру площади, где сражался князь Юрий. Словно заговоренный бился князь Рязани, – ни стрела, ни копье вражеское до сих пор его не коснулись.
В пылу схватки Коловрат вскоре оказался рядом с Юрием и принял на свой щит копье, предназначенное князю. Обернувшись, Юрий заметил его.
– А, воевода, – выдохнул князь, отражая очередной удар. – Жив еще? Ну, как дела у нас? Всех в Средний город привел?
– Плохи дела, княже, – ответил Коловрат, в свою очередь отбивая удар татарской сабли, – всех привел, кто жив остался. Да только как они спасутся, ежели ворота открыты, да терем твой в руках вражеских.
– Ну, значит, здесь умирать будем, – объявил князь.
В это мгновение где-то высоко в небе раздался треск. Это отвалился один из прогоревших деревянных куполов княжеского терема и рухнул во двор, погребая под собой всех, кто там оказался. Юрий поднял голову и застыл как зачарованный. Поверх стены были хорошо видны княжеские палаты, объятые огнем. В узких окнах метались тени.
– Там же матушка моя Аграфена Ростиславна, – выдохнул князь, словно только сейчас понял в пылу схватки, что кремль горит, а подступы захвачены татарами, – и жена любимая.
Его лицо налилось яростью.
– За мной! – выкрикнул князь и бросился в атаку на врагов.
Ненависть придала ему силы. Князь Рязанский рубил головы направо и налево. А дружина шла за ним без страха в свою последнюю атаку. И они отбросили врага. Выбили его за ворота, вновь оказавшись в узких пределах Межградия. Море татарских тел, облаченных в тяжелые доспехи, встало на их пути. Но уже ничто не могло остановить князя, который стремился спасти свою семью.
Воспользовавшись мгновением, воевода дал наказ закрыть ворота. А открыть вновь – только лишь по его приказу или приказу князя.
Небольшой отряд отчаянно дравшихся рязанцев прорубил себе дорогу сквозь татарскую конницу в кремль, истребив почти всех, кто находился в Межградии. Но, едва они ворвались во двор, как полыхавший княжеский терем обрушился, погребая под массивными бревнами всех, кто находился внутри. Дикие крики донеслись из огня, да вскоре стихли. А затем протяжный вздох отлетавших душ послышался Коловрату.
Ошеломленный увиденным князь осадил коня и опустил руку с клинком, едва не выронив меч. По его изможденному лицу текли слезы.
– Матушка моя Аграфена Ростиславна, – шептал князь так тихо, что услыхал его только Евпатий, находившийся рядом, – и жена любимая…
Снаружи послышался шум и топот копыт. Понял Евпатий, что нельзя терять ни мгновения, ибо князь может с ума сойти от горя.
– Княже, – тихо, но настойчиво позвал Коловрат, – очнись, Рязань тебя ждет. Возвращаться надобно немедля.
В этот момент во двор хлынули татары. Крайние ратники из отряда княжеского вступили в бой, пытаясь сдержать их. Но сам князь оставался безразличен. Еще какое-то время, пока не высохли слезы, он молча смотрел на костер из остатков своего терема, под которым были похоронены его последние родственники. А затем вдруг вскинул меч, вздыбил коня и бросился на перекидной мост. Изрубив попавшихся под руку татар, он первым из рязанцев выехал на него и врезался в гущу врагов посреди Межградия, оставив далеко позади воеводу и своих ратников.
– Вперед, други! – возопил Коловрат, заподозрив, что Юрий решил свести счеты с жизнью. – Спасем князя! Спасем Рязань!
Оставшиеся воины вложили последние силы в этот удар и вскоре вновь были возле князя, окружив его кольцом. Прорубив обратно дорогу ценой своих жизней, они достигли ворот Среднего города, которые со скрипом приоткрылись, пропуская десяток выживших. Но князь вдруг остановился и, развернувшись, вновь бросился на врага. Евпатий тоже резко повернул коня, устремившись следом.
Юрий успел сразить еще троих татар на перекидном мосту, пока шальная стрела не поразила его в грудь, а еще три не вонзились в шею и круп скакуна. Только тут он прекратил биться и рухнул на бревна с оступившегося коня. Евпатий метким ударом клинка поразил ближнего татарского всадника. А затем спрыгнул с коня и, подхватив раненого князя, силой втащил его за ворота, которые едва успели закрыться перед носом озверевших татарских воинов. Сам русский князь ускользнул от них! Батый не простит такого.
– Зачем спас? – прохрипел Юрий, истекая кровью на мостовой. – Мне теперь жизнь не мила.
– Ты князь, – ответил Коловрат, присев рядом на корточках и разглядывая стрелу, торчавшую из груди, – пока ты жив, и Рязань жить будет. А помрешь – и всем нам конец. Ты теперь жить должен ради других.
Но князь его уже не слышал. Он безвольно лежал на заснеженных камнях, словно мертвый, и алое пятно расплывалось под ним.
– Никак умер наш князь? – вопросил один из склонившихся над ним ратников. – Что же теперь делать, Евпатий Львович.
– Не скули, жив князь, – оборвал его воевода, пошарив глазами в полумраке тесной улицы. – Накидку давай быстрее. И сани. К лекарю
